Византия: в плену мифологем Евгений Баев, студент V курса исторического факультета МГУ

В последнее время пристальный интерес общественности к Византии и роли византийского наследия на Руси возрастает. При этом публицистические оценки истории этой мировой державы и ее значения зачастую некорректны, искажают действительность, содержат фактические ошибки, преувеличения, изобилуют преднамеренными фигурами умолчания. То есть фальсифицируют историю. Ярким примером этого явилась опубликованная недавно в «Новой Газете» статья обозревателя Ю.Латыниной [1], где автор по сути возвращается к давно отвергнутой в мировой науке гиббоновской теории о тотальном упадке и регрессивности державы ромеев, но даже не упоминает таких «маленьких фактиков» как кодификация при Юстиниане римского права и кирилло-мефодиевская традиция. Не ставя целью выявлять и исправлять ляпы и натяжки журналистки [2], мы помещаем в качестве ответа рассуждения нашего студента.

Византийская империя — великое государство, от которого наш народ принял православную веру — в последнее время часто сравнивается с Россией по понятным причинам. Причём зачастую Византия либо чрезвычайно идеализируется, либо, наоборот, описывается в самых чёрных красках (и то, и другое с намёком на нашу страну).

С точки зрения исторической науки подобные действия неуместны. Византия – это Византия, Россия – это Россия. Несмотря на общность веры и сходство культур, это разные общества.

Вместе с тем, нам есть, чему поучиться у Византии. Для нашей страны крайне важно учитывать опыт византийцев, которых мы можем назвать своими духовными предшественниками. При этом крайне важно опираться на истинное историческое знание, а не на мифологемы и идеологические штампы.

«Корабль всемирного государства»

Начнём с того, что «Византия» — термин искусственный, возникший в немецкой историографии в XVI в. Он условен, как и многие научные термины, создаваемые для обозначения понятия, и всяк пишущий о Византии это, конечно, знает. В средневековой Европе и на Руси это государство было известно как Греческое царство. Во Франции его называли Bas-Empire (Нижняя империя). Часто встречается термин «Восточная Римская империя». На самом деле это была просто Римская империя, существовавшая непрерывно с древнейших времён, чей континуитет идёт от гражданской общины существовавшего в древней Италии полиса под названием Roma.

В «Поучении» Агапита Диакона (самый популярный в средневековой Европе учебник государственного управления) встречается потрясающее определение ромеями своей империи — «корабль всемирного государства». Всемирность, универсальность его заключалась не в обладании всем миром – в этом не видели нужды – а в том, что для ромеев их империя была единственным в мире государством в собственном смысле этого слова, кораблём в бушующем варварском море. У ромеев была претензия не на всемирное господство, а на всемирное значение, на моральное превосходство.

Конечно, это было самолюбование — самолюбование своими законами, гражданственностью, культурой, а также силой и процветанием. Ромеи считали себя элитой человечества. Даже когда от всей империи остался практически один Константинополь, мысль о своей исключительности не покидала ромеев.

С одной стороны, мы должны помнить, что подобная эксклюзивность часто приводит к негативным последствиям для исповедующих её обществ, с другой, — ромеи действительно имели полное право гордиться своей державой, пока не были подточены сами её основы — законность и публичный характер государства.

Римская империя всегда, и в византийский период в том числе, была правовым государством. Это государство покоилось на законах и на согласии граждан. По мнению римлян, как не существует двух математик, не может существовать и двух систем права. Только римское право, основанное на естественных принципах, считалось истинным. И Римское государство является хранителем этого права, а император — его живым воплощением. Считалось, что император, подчиняясь Закону Божьему, даёт людям праведные законы. В его руках было «кормило благозакония».

Подобным образом ромеи относились и к православию — официальной религии империи с конца IV в. Империя должна быть средоточием благочестия и истинной веры, а император — верховным хранителем догматов и блюстителем правоверия. Именно поэтому императоры-иконоборцы преследовали иконопочитателей, а православные императоры — иконоборцев. Поэтому великий Юстиниан посвящал богословию едва ли меньше сил и времени, чем составлению законов: в этом он видел свой гражданский долг главы Римского государства. Интересно, что даже языческий император Юлиан Отступник придерживался, в общем, тех же взглядов: он философствовал и участвовал в мистериях как верховный понтифик древнеримской религии, и преследовал несогласных как охранитель официального благочестия.

Православие было официальным культом Римского государства. Поэтому еретики не были просто вольнодумцами от религии. Как членство в официальной церкви считалось долгом патриота, так и отклонение от правой веры было актом политического протеста. В идеале римский народ совпадал с земной церковью, поэтому еретики считались отщепенцами. Более того, они и сами не отделяли инакомыслия религиозного от политического. Когда сирийцы и египтяне в VI в. возжелали национальной независимости и решили во что бы то ни стало обособиться от ромеев, они массово переходили в монофиситство — назло императору, исповедовавшему православие.

Религиозное и политическое диссидентство тесно смыкались. Так, опасная секта павликиан (богомилов) поддерживалась Арабским халифатом и была своеобразной «пятой колонной» внутри империи. Именно поэтому императоры так боролись за её искоренение — это было вопросом внутренней безопасности государства.

К чести Римской империи следует добавить, что нет в истории ни одного другого государства, проявившего такую живучесть, которое словно сжималось в точку под напором внешних обстоятельств, но долгое время не исчезало, даже уменьшившись до размеров города (правда, этот Город по праву именовался царицей всех городов мира).

Надо помнить, что ромейская держава была не просто преемником Римской республики, она сама была Римской республикой. Respublica по-латински — общее дело. Государство воспринималось ромеями как дело общенародное. Единственным источником власти и суверенитета в империи был народ (именно это, наряду с высокой правовой культурой, лежало в возможности заключения международных договоров с империей, поскольку гарантом оных были народ и его верховный представитель — император, а не постоянно сменяющийся варварский вождь, за слова и действия которого наследники не несут ответственности).

Более того, государство было имманентным обществу, ромеи вообще не различали этих понятий, для них общество — это и есть государство. Полис, в котором власть принадлежит гражданам — только разросшийся до гигантских размеров.

Что же касается республики, то даже окончательно перейдя на греческий язык, ромеи не захотели расставаться с этим словом: своё государство они называли по-гречески ta dēmosia pragmata, или ta koina pragmata, что означает «общее дело».

Легитимность

Таким образом, мы видим, что сконструированный на Западе миф о Византии как о кровавой восточной деспотии, мягко говоря, не совсем соответствует истине. И если государство для ромеев было общенародным делом, то византийский император был ни кем иным как народным избранником.

В практике императорской власти сочетались демократический принцип (император провозглашался народом на Константинопольском ипподроме) и принцип теократический (по мнению ромеев, власть дана императору Богом, Который выражает Свою волю через глас народа). В эдикте Юстиниана Великого о составлении Дигест, с одной стороны, говорится: «власть нам передана от небесного величества», а с другой: «власть римского народа переносится на императора».

Интересно, что собственно закона, который описывал бы функции императора, не было. Всё дело в том, что в основе императорской власти лежал не писаный закон, а длительный обычай (longa consuetudo). Дело в том, что император не мог сам законодательствовать о своей особе — это было бы узурпацией прав народа. Народ же, в силу своей многочисленности, уже не был способен к самостоятельному законотворчеству в комициях. Зато, согласно своду римского гражданского права, если народом создаётся некий обычай, то он равен закону, и даже не требует письменной фиксации. Таким обычаем и стало вручение высшей власти в руки одного человека.

Император не связан никакими законами (как сказал свт. Григорий Богослов: «Воля царя есть неписаный закон, ограждённый силой власти»), он стоит над ними, но он же первым должен уважать законы и руководствоваться ими, чтобы и другим нарушение законов казалось небезопасным.

Возвышенная византийская политическая философия, основанная на православном понимании царской власти есть важная составляющая византийского наследия. Согласно ей, обязанность императора быть наилучшим, стремиться к уподоблению Богу в милосердии, упражняться и возвышаться в добродетели.

По мнению византийского философа Синесия Киренского, император должен сообщать свою добродетель всем народам, изливать блага на множество людей. От состояния его души зависит положение в стране. Поэтому задача правителя быть царём над самим собой, и тогда своим вдохновенным внутренним спокойствием он будет удивлять добрых и устрашать злых.

Византийские авторы писали, что император не может обращаться со своей властью произвольно, словно бы она была его собственностью. Император держит власть не для себя, а для блага народа. Власть обязывает её носителя к определённому образу действий. Власть — это священное служение.

Император должен печься о своих подданных, как о детях, он — отец народа. Но хотя власть императора и подобна власти Бога, он такой же человек, как и все, и не должен прельщаться блеском своего сана (здесь уместно вспомнить о замечательной традиции: во время коронации императору преподносили несколько образцов мрамора для его будущей гробницы: «Memento mori!»). Поставленный превыше всего земного, он не должен забывать о нравственных заповедях.

Византия не была наследственной монархией подобно варварским королевствам Запада. В ней существовала система передачи власти через назначение преемника. Хотя подчас она и давала сбои, но в основном работала прекрасно. Теоретически, любой гражданин мог стать императором. Император, как правило, заранее выбирал себе достойного преемника и объявлял своим соправителем (официально последний становился таковым, пройдя процедуру народного согласия). При этом и в акте назначения, и в одобрении народа ромеи видели непосредственное выражение воли Бога, Который даёт власть, кому хочет. И даже если императора свергали, то это считалось результатом грехов народа, который должен быть наказан через пришествие тирана.

Так, когда центурион Фока поднял мятеж в 602 г., и по его приказу был убит император Маврикий со всей семьёй, после чего Фока стал тиранить всю империю, по преданию некий монах всю ночь молил Бога объяснить, как подобный человек мог оказаться у руля власти, и на утро услышал глас: «Искал вам худшего, да не нашёл».

Однако после мрачного восьмилетнего правления Фоки, поставившего империю на грань гибели, к власти пришёл талантливый полководец Ираклий (610–641), который сумел не только удержать осажденный персами Константинополь, но и совершить казавшееся невозможным: разгромить грозную персидскую армию и вернуть в Иерусалим Животворящий Крест Господень, имеющий огромное сакральное значение.

Истинный император тем отличается от тирана, что, господствуя над множеством людей, он соединяет свои интересы с благом подданных, готов страдать, чтобы оградить их от страданий, подвергается за них опасности, лишь бы только они жили в мире и безопасности, бодрствует днём и ночью, чтобы им не было причинено никакого вреда.

Из-за избытка своей власти император страшен для людей уже самим фактом её безграничности, но одновременно он внушает любовь подданным своими благодеяниями. Концентрируя в своих руках огромные ресурсы, он осуществляет функцию распределения благ и является мощным источником благотворительности. Император является законным начальством, общим благом для всех подданных.

Культура

Никто не станет спорить с тем, что именно ромеи сохранили античную греко-римскую культуру и дали толчок итальянскому Возрождению, которое преобразует Европу. Между тем, иногда их обвиняют в том, что они сами не создали ничего равного по масштабу памятникам античности. Это не так. Конечно, особенностью ромейской культуры был её эклектический, даже подражательный характер. Главной задачей считалось именно сохранение античного наследия и подражание древним образцам.

В литературе, например, господствовал языковой пуризм: все мало-мальски значимые произведения писались на аттическом диалекте древнегреческого языка, который имел мало общего с разговорным, высоко ценилась стилизация. Многие западные учёные относились к византийской литературе предвзято, называя её «архивом эллинизма», однако за маской аттицизма скрывалась литература весьма самобытная. Достаточно вспомнить берущие за душу гимны Романа Сладкопевца, увлекательные любовные романы Ахилла Татия и Гелиодора, многочисленные исторические сочинения: от написанных изысканным языком подробных историй Прокопия Кесарийского и Менандра Протектора до хроники Иоанна Малалы, писавшего на живом и доступном, но вместе с тем именно литературном языке. Процветала и светская поэзия (в первую очередь, конечно, следует вспомнить роман в стихах «Роданфа и Досикл» Феодора Продрома и «Повесть о Дросилле и Харикле» Никиты Евгениана). Увы, византийскую литературу можно назвать незаслуженно забытой, так как она мало известна широкому кругу читателей, несмотря на свои достоинства.

Византийская иконопись и византийская архитектура оказали колоссальное влияние на искусство Европы и Руси. Без Византии не было бы ни Джотто, ни Андрея Рублёва, ни собора Сан-Марко в Венеции, ни церкви Покрова на Нерли. Именно нацеленность на полноценное усвоение античного наследия стала причиной византийских «возрождений» (Македонского, Комниновского и Палеологовского) и, наконец, европейского Ренессанса.

Некоторое культурное оскудение произошло в VII в., что было связано с трагическими событиями — нашествиями славян и арабов. Империя была на краю гибели. Государству пришлось надолго милитаризироваться, сосредоточить все ресурсы на обороне. Разумеется, это сказалось на культуре. Кроме того, тяжёлое положение империи вызвало всплеск фанатизма, характерного как для иконоборцев, так и для рьяных иконопочитателей в то время. Ещё следует помнить, что мы просто очень мало знаем о культуре VII–IX вв., так как значительное число памятников погибло.

Однако уже в IX в. империя стала одерживать одну победу за другой. Она постоянно воевала на два фронта и на обоих успешно и неуклонно наступала (уникальный случай в истории). Более того, как только в государстве наступила стабильность, сразу же процвели науки и искусства. Экономический подъём в IX–XI вв. был невиданным.

Константинополь был крупнейшим городом мира, на умопомрачительные богатства которого с восхищением и завистью взирали путешественники с варварского Запада. Ипподромы, термы, библиотеки, акведуки были неотъемлемой частью византийского города. Византия была единственным государством, которое могло себе позволить широкомасштабную чеканку золотой монеты, причём её вес и проба не менялись на протяжении семи веков.

Слава Константинопольской высшей школы, возрождённой Иоанном Грамматиком и Львом Математиком, гремела по всему известному ромеям миру. В середине IX в. начался процесс обращения славян в православное христианство и приобщения их к наследию античной цивилизации. Патриарх Фотий разъяснял первому крещёному болгарскому царю Борису основы римского государственного управления, а в это время Кирилл и Мефодий переводили священные тексты на славянский язык.

После неурядиц, связанных с нашествием сельджуков и борьбой с печенегами и норманнами, в XII в. империя вступает в очередную пору расцвета при династии Комнинов. Характерным представителем культурной элиты той эпохи был ритор Михаил Италик, крупный специалист по квадривиуму, а также философии, механике, оптике и медицине. Вопреки расхожему представлению о том, что ромеи не позаботились о сохранении научных достижений древности, это не так. Михаил Италик не только был прекрасно осведомлён о гелиоцентрической системе Аристарха Самосского, но и поддерживал её, и при это не был за это осуждаем.

Разумеется, в Средние века, как и в Античности, научные достижения, как правило, не были доступны основной массе населения (к которой, например, принадлежал Косма Индикоплов, египетский монофисит, простодушно считавший, что мир имеет форму ковчега), зато они были вполне доступны ромейской культурной элите, в отличие от западной (которая начали знакомиться с сочинениями Аристотеля и Галена лишь в XII в. через арабский перевод с сирийского, в то время как ромеи читали этих авторов в оригинале).

Византийская наука не стояла на месте. Немесий Эмесский и Иоанн Филопон строили новую картину мира на основании натурфилософии неоплатонизма, соединённого с христианством; Исидор Милетский и Анфимий Тралльский не только построили храм св. Софии, но и разработали теорию конических сечений, а также реанимировали изобретения Архимеда; Леонтий Византийский и Максим Исповедник произвели революцию в богословии, введя в него понятийный аппарат Аристотеля; Никифор Влеммид издал аристотелевские учебники логики и физики, получившие широкое распространение. Умы византийских философов закалялись в богословских спорах, оказавших большое влияние на развитие христианства.

Христианская идея трансцендентности Бога давала науке возможность развиваться, в отличие от античного язычества, для которого весь мир был наполнен богами и духами. Опровергая вечность и безначальность материи, Иоанн Филопон (VI в.) пришёл к выводу, что небесные тела состоят из огня, кроме того, небо так же подвержено изменениям, как и «подлунный» мир. Филопон экспериментально доказал, что скорость падения тела не зависит от его массы, и вообще не оставил камня на камне от аристотелевской теории движения.

Из-за арабского нашествия Александрийская академия, в которой работал Филопон, была уничтожена, а сами арабы с благоговением восприняли от сирийцев учение Аристотеля, которое потом восприняла и сакрализировала поздняя схоластика.

Филопон имел изначальной целью доказать христианский догмат о сотворении мира из ничего, поэтому его научные успехи вызывали страшный гнев в языческой Афинской академии (ещё один миф, связанный с византийской культурой — закрытие Афинской академии: якобы сей «светоч» был погашен «мракобесами»). Последнее поколение афинских неоплатоников стояло на непримиримых позициях ямвлиховского догматизма и люто ненавидело христиан, ожидая скорого конца света из-за мести позабытых богов. Император Юстиниан, ознакомившись с трудами Филопона, увидел в них потрясающие перспективы развития античной науки, свободной от языческих догматов, и закрыл Афинскую академию, превратившуюся в заповедник устаревших идей Ямвлиха и Прокла, в которой главными преподаваемыми предметами были оккультизм и теургия (общение с духами). Как видим, мракобесами скорее можно назвать самих философов Афинской академии.

Зато в Александрийской академии под давлением патриарха Петра Монга прекратили преподавание «бесовских таинств», а вместо них включили в учебную программу математику, геометрию и механику. Наверняка, если бы эта академия не погибла во время арабского нашествия, уже к началу второго тысячелетия астрономы, столкнувшись с несоответствием астрономических наблюдений «Альмагесту» Птолемея, занялись бы не «спасением феноменов» по Аристотелю, выдумывая новые эпициклы, а постарались бы реабилитировать гелиоцентризм, идея которого, как мы уже знаем, никогда не была полностью забыта.

Социальная справедливость

Ромеи прекрасно осознавали, что перед государством стоят определённые социальные задачи. Юстиниан Великий в своей 148 новелле прямо заявлял, что его целью является всеобщее благоденствие. Главными принципами законодательства для ромеев были справедливость и человеколюбие (формула римского юриста Ульпиана: «право — это искусство добра и справедливости»).

Агапит Диакон указывает, что и чрезмерное богатство, и чрезмерная бедность суть зло, обрекающее людей на физические и нравственные страдания. Поэтому государство должно уничтожать эти противоположности, стремясь к уравниванию граждан в имущественном плане.

Здесь нет ничего общего с пресловутым «взять всё — и поделить». Ромеи подчёркивали неприкосновенность собственности, и именно поэтому задачей правительства являлось устранение нужды, чтобы каждый имел всё, в чём нуждается, и не посягал на чужое имущество.

В VII в., когда империя, казалось, скоро погибнет, началась мобилизация общества. Государство не могло более терпеть несправедливые общественные отношения, когда пришло время призвать народ к обороне Отечества. Государство поставило задачу не допустить появления сверхбогатых людей.

Прежние римские латифундии исчезли напрочь. Основу экономики и обороны составили свободные крестьяне-общинники, а в городах — свободные ремесленники. Внешняя торговля была под строгим надзором государства. Госслужащим было запрещено заниматься торговлей и ремеслом, а также покупать землю и давать деньги в рост. Единственное, что позволялось сановникам с огромным жалованием — престижное потребление.

Согласно «Книге эпарха» Х века (своду уставов корпораций, подконтрольных Константинопольскому градоначальнику) предприниматель обязан был сам работать в своей лавке, норма прибыли жёстко фиксировалась. Таким образом, мелкие производители конкурировали на равных, никому из них не позволялось усилиться слишком сильно и задавить других, а государство следило за качеством продукции.

Государство заботилось о том, чтобы предпринимательство было, как бы сейчас сказали, «социально ответственным», а широкие народные массы не разорялись и не превращались в пролетариат. Всех вдохновлял принцип апостола Павла: Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь (2 Фес. 3:10).

Именно эти механизмы обеспечивали экономическую стабильность и зажиточную жизнь народа в средневизантийский период. Когда же, несмотря на все усилия государства, воспользовавшись произошедшим по природным причинам голодом 922 г., динаты стали притеснять крестьян, а чиновники стали требовать для себя свободы предпринимательства, система, обеспечившая стране потрясающие военные и экономические успехи, начала разваливаться. К власти пришли люди, которые поставили корыстные личные интересы выше общественных. Именно это привело к катастрофе 1204 г. и длительной агонии XIII–XV вв. Агонии, тем не менее, сопровождаемой подъемом духовности и созданием идеальной модели христианского мира, названной Д.Д. Оболенским «византийским содружеством наций». И отвечая на вопрос, почему пала Византия, логичнее сформулировать его иначе: как она могла просуществовать более тысячелетия (а на самом деле и полтора тысячелетия, если начинать с классической Римской империи), ведя почти беспрерывную войну на два, а то и на три фронта. Секрет не в упадке, а в поразительной устойчивости…