Главная страница Исторического факультета МГУ   Главная страница газеты Студенческая Летопись  

"Студенческая Летопись"
№ 4(6), сентябрь-октябрь 2009 г.
Гостиная

Тамара Анатольевна Пушкина:

"Лучше всего ездить в экспедицию рядовым сотрудником"

Кандидат исторических наук, член EAA (Европейской ассоциации археологов).

Окончила кафедру археологии Исторического факультета МГУ в 1970 г. В 1974 г. защитила кандидатскую диссертацию на тему "Гнёздовское поселение в истории Смоленского Поднепровья (IX-XI вв.)". В 1975-1980 гг. была младшим научным сотрудником, затем старшим научным сотрудником и исполняющим обязанности зав. отделом археологических памятников Государственного Исторического музея.

Работает на кафедре археологии с 1980 г. С 2006 года имеет звание доцента по специальности.

С 1970 г. постоянный участник Смоленской археологической экспедиции, с 1995 г. – руководитель экспедиции. В 1995 году принимала участие в совместной норвежско-российской археологической экспедиции.


– Добрый день, Тамара Анатольевна!

– Добрый день!

– Тамара Анатольевна, можно задать вам каверзный вопрос? Про детство?

– Про детство чье? Мое? Или экспедиции? Скажем так, я начала ездить в экспедицию, когда она уже переживала свою юность.

– Вот как раз про это я хотела спросить. Когда вы первый раз приехали в Гнёздово и как это было?

– Первый раз... Первый раз я приехала в Гнёздово в 1966 году, когда впервые попала в Смоленскую экспедицию на практику.

– На первом курсе?

– Нет, я училась на вечернем отделении и на первом и втором курсе не имела возможности поехать, потому что работала летом. А потом так получилось, что мне дали отпуск как раз на летнее время, и я поехала в экспедицию. Пришла на кафедру, договорилась с Даниилом Антоновичем Авдусиным, и он взял меня и мою подругу на раскопки. Мы с ней поехали на август месяц. Тогда копали в Смоленске на улице Соболева. Это было начало моей жизни в Смоленской экспедиции. В будни мы раскапывали город, а по воскресеньям Даниил Антонович возил нас в Гнёздово на прогулку, показывал красивые места и курганы. Вот так я первый раз оказалась в Гнёздово.

Когда я впервые увидела курганы, меня поразило то, насколько они разные. А потом, когда я приехала к Даниилу Антоновичу в экспедицию в следующем, 67-м году, мы каждое... ну, или почти каждое воскресенье ездили в Гнёздово и просто гуляли там. Выходной, что бы и не погулять? Или копали там курган. В субботу заканчивали работать в три часа дня, надевали рюкзачки, садились на автобус – и в Гнёздово. Вечером мы копали курган, вернее, начинали копать, все воскресенье докапывали. Обычно выбирали небольшого размера курганчик, с расчетом, чтобы успеть закончить. И поздно вечером в воскресенье либо рано утром в понедельник мы возвращались в Смоленск, а в восемь утра уже были на раскопе. И работали. Компания была очень хорошая. Были и с истфака люди, и из архитектурного института – они чертили слои и профили. Вот таким образом по выходным шли раскопки в Гнёздово – 67, 68, 69 год. Весело было: на ночь ставили палатку, разводили костер, рассказывали разные веселые истории, пели песни... А с утра – за лопату. В 70-м году я уже защитила диплом, в мае месяце, после этого уволилась с работы и уехала на все лето в экспедицию. В том году Даниил Антонович возобновил раскопки на селище и курганах. И с тех пор каждый год я в Гнёздово.

– Вы теперь можете сравнить, каково это, ездить в экспедицию ее рядовым членом и начальником. Что, по вашему мнению, самое сложное в работе начальника экспедиции?

– Вы знаете, лучше всего ездить в экспедицию рядовым сотрудником. И на мой взгляд, хуже всего – ее начальником. Потому что когда вы едете обычным участником, вы точно знаете, что вам нужно делать то-то и то-то, за это существует какая-то ответственность, но круг ваших обязанностей не разрастается до бесконечности. Если вы чертите чертеж или моете керамику, то вы за это отвечаете, и остальное вас не касается. А если вы начальник экспедиции, то вы отвечаете за всё. За порядок, за здоровье, за питание, за то, чтобы раскопки велись на должном уровне, чтобы хватило денег, а если их не хватает, нужно придумать, где их можно достать. Очень много обязанностей и большая ответственность. И человек уже себе не принадлежит, он должен... Он должен. Вот это, то, вот этому и вон тому.

– Но, может быть, есть что-то приятное в работе начальника экспедиции?

– Приятное? У начальника? (смеется) Ну, наверное, есть. Например, решить: хватит, на сегодня кончаем работать. Приятное есть всегда: и когда вы рядовой сотрудник, и когда вы начальник экспедиции. Приятное – это когда что-то интересное раскопали. Что дело идет и приносит свои плоды: вам было непонятно, как устроен курган, неясен обряд погребения, а тут вы его раскопали и разобрались. Не понимали, как вал насыпан на городище, а тут раскопали и разобрались. Это приятно. Вы правильно организовали работу, и теперь можете доверять тем материалам, которые раскопаны.

– Среди студентов, бывает, рассказывают разные мистические истории о том, что происходит ночью на курганах. А вы верите, что после заката в курганных группах происходит что-то сверхъестественное?

– На курганах по ночам происходит разное. Туда приходят студенты, чтобы на свободе петь песни, жечь костры и пить всякие вкусные и не очень напитки. Но я почти не слышала никаких мистических историй. За все те годы, что я езжу в Гнёздово, я не слышала ничего фантастического, разве что от студентов доходят какие-то намеки. Вот всякие анекдотичные ситуации были. Например, группа студентов и аспирантов отправилась ночью на курганы, чтобы отдохнуть вопреки правилам, которые запрещают отсутствовать ночью в лагере. И славно провели там время. А ближе к рассвету, когда уже пора было собираться и уходить, один из студентов стал мне говорить, толкая меня локтем и указывая на курганы: "Ты посмотри, ты посмотри, и там варяг лежит, и там варяг лежит! И там тоже!" Я ему говорю: "Правда, что ли?" - "Да я тебе точно говорю!" (смеется) Вот это было.

– Вы бываете в Смоленске и Гнёздово не только летом. В какое время года вам там нравится больше всего?

– Смоленск вообще красивый город, он очень красив весной, когда начинает цвести вишня. Если идти вверх по улице Большая Советская, то справа будет огромный овраг, по-моему, он называется Пятницкий, и в нем домики частные. Вокруг Соборной горы, на восток, на юг от нее и немножко на север тоже есть частная застройка в небольших овражках. А раз частная застройка, значит, есть и приусадебные участки, сады. Там растут яблони и вишни.

Как-то я ездила туда в мае, как раз когда деревья начинают зацветать. Дивная красота: как будто легкое белое кружево натянуто над этими оврагами. Оно еще такое прозрачное, сквозь него видны веточки деревьев. Выглядит просто замечательно. Очень красивое Гнёздово было во время большого разлива Днепра. Мы приехали туда в апреле, половодье было очень высокое. Поймы не было видно, прибой бился о край городища. Арка над Свинцом (Свинец – мелкий ручей, впадающий в Днепр. Летом, во время работы экспедиции, его глубина редко бывает выше колена. - Н.И.) была закрыта водой по самый потолок. Вид был совершенно потрясающий: серая вода, суровое балтийское море до горизонта. Поздней осенью тоже очень красиво. Особенно в ноябре, когда листья уже желтые, воздух плотный, холодный, в нем звуки замирают. Я приезжала в это время на городище, там очень интересная картина: все застывшее, такое желтое, зелень кое-где еще проглядывает, но в основном все коричневое, холодное и никаких звуков. Очень интересно.

– А если снова вернуться в детство: в какой момент вас захотелось стать историком?

– Это было действительно в детстве. В далеком четвертом классе. Я болела, и подружка пришла меня навестить, и заодно принесла записанное на бумажке домашнее задание по арифметике. Оно было написано карандашом, а пока мы с ней болтали в коридоре, я эту бумажку складывала-раскладывала. Когда подружка ушла, я развернула бумажку, чтобы посмотреть, что же нам задали, и поняла, что практически ничего невозможно прочесть – карандаш почти стерся. Я пыталась восстановить, что там написано. Вот оттуда и пошло: это была первая попытка восстановить целое по деталям. Это я смеюсь, конечно, на самом деле не этот случай послужил толчком к принятию решения, но что-то такое запало в душу именно тогда.

– А еще кем-нибудь хотелось стать в детстве?

– Да. Хотелось, конечно. Я мечтала быть радистом, работать в геологической экспедиции в тайге, на севере. Ну, это такая романтика. Еще очень хотелось быть путешественником, ездить по белому свету и видеть разные интересные места.

– В 1995 году вы копали вместе с норвежцами...

– Да, меня пригласили участвовать в экспедиции, которую организовала наша коллега Анна Стальсберг. Она когда-то проходила стажировку у нас в МГУ. В 1995-м году она работала в университете в Тронхейме, и туда поступила информация о том, что у одного из фермеров на участке, когда там работала сельскохозяйственная техника, затронули курган, и нужно провести аварийные охранные раскопки. Анна подумала, что хорошо было бы устроить российско-норвежскую экспедицию. Она написала в Петербург одному из наших с ней общих знакомых, Володе Назаренко (он работал в Институте археологии в Петербурге) и предложила принять участие в раскопках, заманивая тем, что там, наверное, будет погребение в ладье. Ну, мы же не могли отказаться от такого. Мы месяц работали там, раскапывая этот курган. Копало нас трое: Володя Назаренко, я и одна норвежская студентка, а Анна Стальсберг нами руководила. Мы раскопали очень интересное погребение, с оружием.

– А есть ли какая-нибудь разница между тем, как копаем мы и как копают норвежцы?

– Если сравнивать ту методику, которую использовала Анна Стальсберг там, и ту, которую использовали в нашей экспедиции, когда копали курганы, то я не вижу принципиальной разницы. Только небольшая разница в деталях, связанная с технической оснащенностью.

– Я слышала, что раскопанные в этом году в Гнёздово угольные плашки отправят на анализ за границу, с чем это связано?

– Мы попробуем устроить их в лаборатории за пределами России, но также еще пошлем их в Институт географии, там есть лаборатории радиокарбонного анализа. Дело в том, что более точная дата получается, когда образцы рассматривают в разных независимых лабораториях. Тогда мы получаем независимый результат.

– Приближается юбилей кафедры археологии – 70 лет. Как кафедра ощущает себя накануне этой даты?

– Кафедра ощущает себя... сложно. Хотя бы потому что идет реформа высшего образования. С этим связана целая серия трудных моментов для кафедры, как части университета, как части факультета.

– Чего стоит ожидать от торжества?

– Мы собираемся провести такой научный день на кафедре. У нас запланировано заседание нескольких секций с устными докладами, которые будут сопровождаться показом слайдов или каких-то видеороликов. Также будут оформлены стенды. Будет еще такая неофициальная часть с воспоминаниями о приятных моментах, ну а потом совсем неофициальная часть! (смеется) Юбилей кафедры, на мой взгляд, касается не только ее сотрудников или сотрудников факультета, или тех, кто ее закончил, он касается всех, кто как-то связан с археологией. Участие в жизни кафедры – это не только участие в экспедиции. Поэтому мне кажется, что было бы хорошо, если бы ребята приняли участие в этих мероприятиях.

– Будут ли выставки или фотовыставки?

– Планируются. Идеи есть, дело только за их воплощением. Наш музей уже в прошлом году был практически открыт, все экспонаты разложены и снабжены соответствующими этикетками, и студентам первого курса, когда они готовились к сдаче коллоквиума, было предложено воспользоваться экспозицией музея, чтобы своими глазами увидеть часть того, про что им придется отвечать. Периодически в нем проводятся занятия с использованием экспонатов, так что музей работает в штатном режиме. Правда, это особенно не афишируется, но все желающие могут туда придти и посмотреть на представленные там вещи. Ω


Блиц


Беседовала
Натали Иолве.