 |
 |
|
|
В гостиной "Студенческой летописи" Вы встретитесь с людьми, без которых невозможно представить себе истфак - с нашими преподавателями. О факультете, о науке, о жизни и о себе... Добро пожаловать в "Гостиную"!
Ольга Владимировна Томашевич - кандидат исторических наук, доцент. Член Методической комиссии исторического факультета. Стипендиантка Фонда А. фон Гумбольдта. Окончила исторический факультет и аспирантуру, защитив кандидатскую диссертацию на тему "Становление и этапы развития культа древнеегипетской богини Нейт" (1983 г., науч. рук. доц. С.С.Соловьева). Работает на историческом факультете с 1975 г.
- Здравствуйте, Ольга Владимировна!
- Здравствуйте!
- Без преувеличения можно сказать, что Вы - один из самых популярных преподавателей нашего факультета, в какой-то степени даже кумир для некоторых студентов. А в Ваши студенческие годы у Вас были кумиры среди преподавателей?
- Да, конечно, были. Что касается моего кумирства, мне кажется, что я значительной степенью им обязана той красивой ауре, которая окружает Древний Египет и всё, что с ним связано. А что касается моих кумиров, то, безусловно, мне очень повезло с учителями. Я хотела поступать именно на египтологию, и хорошо, что оказалась в Московском Университете, потому что я сначала в Питер ездила, узнавала об этой специальности, но набор в мой год был на Месопотамию. На кафедре у нас специалисты замечательные, и не только преподаватели - у нас всегда хорошие студенты, это большой плюс нашей кафедры. А что касается конкретных людей, то у меня был чудесный руководитель, Светлана Семеновна Соловьева, она совершенно дивный человек и очень мудрый руководитель. Древнеегипетский язык я учила в Институте востоковедения у Евгения Николаевича Максимова. К сожалению, его давно нет на этом свете, он очень молодым ушел из жизни, как Шампольон, можно сказать. Когда я к нему шла на занятия, я уже проучилась год в университете, и начала колебаться, потому что отношения с Египтом были плохие (боялась, что никогда не увижу изучаемую страну). И Анатолий Дмитриевич Горский в семинаре по феодализму, и Александр Сергеевич Орлов меня сманивали на русский феодализм, и, честно скажу, почти сманили. Я пошла на египетский, чтобы, думаю, попробовать, чего я все-таки так хотела аж с шестого класса. И после первого же занятия иероглификой для меня уже не было никаких вопросов и никаких колебаний. Я себе сказала - ну, в конце концов, я женщина, пусть у меня не будет ни работы в этой области, ничего, но у меня в жизни будут вот эти 5 лет счастья с египтологией. Так что, конечно, Максимов и Соловьева были моими кумирами, да и остаются.
- Вы стажировались в Германии, читали лекции в зарубежных университетах. Каково это - быть ученым мирового уровня?
- Ой, мамочки, я себя, честно говоря, так бы не аттестовала. К счастью, я неплохо представляю мировой уровень. Мне довелось консультироваться у таких великих русских египтологов, как Юрий Яковлевич Перепелкин, Олег Дмитриевич Берлев; оппонентом на моей диссертации был Борис Борисович Пиотровский. Судьба одарила меня бесценным даром - дружбой с одним из крупнейших современных ученых Хансом Гёдике. Это все заоблачные вершины: если бы вы хотя бы немножко видели, как я тряслась перед первой своей лекций в Вене. Это было в далеком 88-ом году, причем кошмар ситуации был в том, что тогда еще только-только распахнулись "врата" на Запад, и я сильно подозревала, что австрийцы собрались посмотреть на "красную обезьяну", чисто из любопытства - посмотреть какая там вообще может быть египтология, в этой снежной России. Эта лекция была в университете, но пришли и сотрудники музея, и все на свете, полная аудитория. Перед первой я тряслась безумно совершенно, а ко второй меня вообще уже бил озноб на другую тему - ну, думаю, хорошо, они пришли на первую, даже похлопали мне (из вежливости, как вежливые европейские люди), но ко второй лекции любопытство уже удовлетворено, они могут больше вообще не прийти! Слава Богу, пришли. Знаете, мировой уровень, не мировой уровень... Хуже критика, чем я сама, у меня нет. Я сама себя могу погрызть так, что мало кто может с этим сравниться. Я себе в общем не очень нравлюсь. Поэтому я всегда рекомендую студентам свою работу отложить на месяц, подзабыть, и посмотреть на нее другими глазами. Если бы это было возможно, я без конца бы свои работы переделывала. Хотя бывает, мои работы мне нравятся... по крайней мере, некоторое время...
- Вы какое-то время работали в Школе юного историка при факультете. Кому сложнее преподавать - школьникам или студентам? И с кем сложнее общаться?
- Честно скажу, мне с детьми сложнее. Может быть, отчасти потому, что у меня просто меньше опыта общения с ними, хотя, в общем, свой сын дома вырос, но все равно. Но именно для меня, может быть, это сложнее, потому что со взрослыми я могу спокойнее говорить своим языком, который, как некоторые студенты знают, не вполне академичен, хотя я, слава Богу, не выражаюсь (пока не было). А с детьми надо в этом смысле быть очень осторожными, потому что и со студентами иногда не вовремя подвернувшейся шуткой можно "захлопать" лекцию, а с детьми тем более, их можно просто утерять в хохоте.
- Многим кажется, что древняя история "размусолена" настолько, что там просто нечего изучать. Как Вам кажется, что нужно древней истории? Новые Шлиманы и новые открытия? Новые подходы? Или, может, иной комплекс проблем?
- Я подозреваю, что "размусоленности" у нас нет ни в каком периоде, и вряд ли когда будет, потому что исторические источники абсолютно неисчерпаемы, к тому же, конечно, археология подбрасывает какие-то совершенно новые вещи. Мне кажется, что каждое время ищет в каком-то другом времени ответы на свои вопросы, и преимущество древней истории может быть в том, что это дальше от политологии, и это позволяет более объективно взглянуть на многие вещи.
- Вы работали в Российской археологической экспедиции в Гизе. Думаю, бесполезно спрашивать, понравилось ли Вам в Египте. У Вас были мысли остаться там?
- Это такая мысль, которая, я знаю, некоторых моих коллег действительно...
- ...сгубила?
- Да! Не то чтобы сгубила, но ... это трудный вопрос. Мне очень нравится путешествовать по миру, видеть новые памятники, не только египетские, но мне кажется, я очень привязана к России, к Московскому Университету, к студентам, и Египет вряд ли мне все это заменит. Хотя, не зарекаются, любя... Более логично, наверное, было бы меня спросить, почему в Германии, я, например, не осталась. Когда я вернулась, меня поразило, что даже некоторые мои близкие друзья меня спросили об этом. Тоже нет. Прежде всего потому, что здесь работа, здесь университет... И опять же - родной язык, это все очень важно для меня.
- Родной язык - это просто дело привычки, или чувство патриотизма?
- Это ни то и ни другое, это, наверное, то же самое, что меня с детьми ограничивает. Родной язык позволяет мне в наибольшей степени выразиться такой, какая я есть. На иностранном – ощущение чего-то нарочитого, как искусственная западная улыбка (особенно в Штатах насмотрелась на "приклеенные смайлы").
- Журналисты, писатели, кинематографисты часто спекулируют на тему проклятия гробниц, начиная еще с раскопок Говарда Картера 1920-х гг. А как Ваши коллеги-египтологи и как Вы лично относитесь к этой мистической стороне египетской истории?
- Даже коллеги-египтологи тоже могут спекулировать. Недавно был фильм про открытие гробницы Тутанхамона по телевизору, где выступали отечественные египтологи, и я вдруг с ужасом обнаружила, что они напустили мистики больше, чем достаточно. Но не хотелось бы абсолютно все переводить в грубую реальность. Определенный романтизм украшает любую науку. А то, что вообще есть в жизни вещи, которые можно назвать мистическими, то от этого трудно отвертеться. Я думаю, что все можно объяснить высокой сложностью нашей жизни, в том числе духовной нашей жизни, и так далее... вполне рациональным образом.
- Сегодня древнеегипетскую символику можно увидеть везде - на значках, украшениях, плакатах. Что это - модная, но безграмотная, стилизация, или же стремление человека прикоснуться к тайнам прошлого?
- Я думаю, этому несколько причин. С одной стороны, это мода, но мода тоже ведь не спускается сверху ведущими модельерами. Если она имеет успех, значит, она отвечает каким-то запросам этого общества. Если 18-ый, отчасти 19-ый век, был эпохой, когда в стилях царила античность, то вот уже 20-ый век в большей степени повернулся к Востоку. То, что многим нравится египетская символика, объясняется не только тем, что наши люди поехали в Египет, и видят не только египетские курорты, но и памятники, не только в этом дело. Если брать по-крупному, европейцы все-таки воспринимают Египет как свою, пусть даже не всегда осознанную, но прародину, потому что наследие древнеегипетской культуры, прошедшее через античность, переплавленное в ней, но сохранившее египетские черты, есть в Европе. Поэтому, с одной стороны, чувствуется некое наше родство с египетскими вещами, а с другой стороны, они не столь замыленны пока, определенная экзотика тоже привлекает современного человека, европейца. Но, согласитесь, что всегда можно прочертить такой водораздел между Востоком и Западом, все-таки люди воспринимают Египет не вполне как Восток. Когда мы говорим "Восток", мы думаем - Индия, Китай, вот это Восток в полный рост. Арабский, мусульманский Египет - это тоже, скорее, больше Восток, а вот Древний Египет - это наследие античной культуры, которой он был близок. И так как наша цивилизация основана на античной культуре, то поэтому он для нас близок.
- Но древняя символика в искусстве несла глубокое смысловое значение. Сейчас же над этим мало кто задумывается. Например, если Главное здание МГУ отражало величие и мощь сталинской эпохи, то что можно сказать о нашем новом корпусе? Несет ли его архитектура, с Вашей точки зрения, какую-то смысловую нагрузку?
- Я думаю, что безусловно, несет. И назвать это здание непредставительным язык не поворачивается. Если чисто внешне сравнивать его с нашим первым ГУМом, то оно все-таки более репрезентативное, скажем подходящим термином. Хотя для меня очень не хватает в Москве старого университета. Что мне очень нравится во многих городах Европы, например, в Праге, где Карлов университет, так это старинные корпуса, священные стены. А у нас и старое здание не такое уж старое, очень жаль, что в результате последнего ремонта часть внутреннего убранства утрачена. Ну, значит, нам надо больше думать о людях, а не о стенах, больше на них опираться. А, кстати, если говорить о нашем первом ГУМе, там смешные (чтоб не сказать дурные) рельефы на фронтоне, где даже были некоторые египетские иероглифы, вполне бессмысленные, в общем-то. Но в целом здание было не красивое. Это внешне, по крайней мере, смотрится лучше, хотя акустика ужасна.
- Религия Древнего Египта входит в область Ваших научных интересов. А она оказала влияние на Ваше собственное мировоззрение?
- Я думаю, что скорее мои личные данные вели меня к занятиям Египтом. Не только я выбирала профессию, она тоже в каком-то смысле выбрала меня (вот и из меня мистика поперла). Что, мне кажется, привлекало всегда к египетской религии, это, конечно, идея бессмертия и идея загробного воздаяния. Вот две великие идеи, которые значительно облегчают жизнь на этом свете.
- И которые, по сути, от египтян перешли остальным культурам?
- Во всяком случае, Египет в этом смысле сыграл очень важную роль в духовной истории человечества. Не случайно, что именно в Египте рождается монашество. Это очень интересный феномен, потому что как раз Древний Египет был страной, в которой, по идее, не должно было быть монашества, Древний Египет и аскеза - вещи несовместимые. И очень любопытно, что пройдя длинную-длинную свою историю, именно Египет породил монашество. Мне кажется, что в этом заслуга древнеегипетской религии. Хочется добавить что-нибудь хулиганское, вроде, "самой гуманной религии Древнего Востока".
- Ну, и в заключение, мне, как главному редактору, хотелось бы узнать Ваше мнение о появлении на истфаке студенческой газеты.
- Я думаю, это очень хорошо, особенно, если это не будет превращаться в какую-то формальность, потому что это очень важно и для сплочения студентов, и для неформального диалога с преподавателями, а он тоже нужен.
- Спасибо!
- Спасибо Вам! Ω
Беседовал
Виктор Кириллов.
