В.И.Герье и историческая наука второй половины XIX века

в Московском университете

 

Цыганков Д.А.

 

Традиционно считается, что 19 век был решающим периодом в формировании исторической науки в России. Однако до сих пор остаются неясны механизмы того самого чудесного превращения, когда история как комплекс сведений перерастает в собственно научную дисциплину. Более того, непонятны и сами формы существования истории как научного знания. В данной работе будет предпринята попытка уяснить характер существования научной истории в рамках одного научного центра – Московского университета и уже – одной научной традиции, представленной несколькими поколениями преподавателей кафедры всеобщей истории.

В.И. Герье (1837-1918) родился недалеко от Москвы в 1837 году. Хотя будущий историк точно знал, что его семья берет начало на гугенотском юге Франции, о своих корнях он имел лишь отдаленное представление. Дело в том, что судьба была исключительно жестока к представителям семейства Герье и разбросала его потомков по всей Европе. Кто-то жил на территории германских княжеств (1), кто-то отправился покорять далекую Россию, слава об императрице которой –Екатерине 11 гремела по всей просвещенной в Европе. В начале 19 века почти все уцелевшие представители рода Герье поселились в России –отец Герье, рано осиротевший, прибыл в страну уже к родственникам.

К моменту рождения своего сына Владимира Иоганн Герье, специализировавшийся в области сельского хозяйства, добился относительного процветания -был управляющим в имении помещика А.А. Гвоздева –деревне Дашково, близ Орла. Но влияние отца на будущего историка было незначительным. Гораздо большее воздействие оказала на него мать – уроженке Шварцвальда. Именно с ее помощью ребенок научился неплохо читать и в достаточно нежном возрасте смог уже овладеть всеобщей историей Беккера.

Однако не родительскому воспитанию (2), суждено было сыграть решающую роль в формировании мировоззрения Владимира Герье. Любовь к новой Родине, начиная с первого впечатления, произведенного на маленького Володю китайгородской стеной (3), через любовь к русской истории, случайно возникшую из чтения вместе со своими новыми соотечественниками, работавшими в мастерской деда, книги Загоскина “Рославлев” (4), определили мировосприятие историка. В конце жизни, увидав революционные смуты 1905 и 1917 года, но не разочаровавшись в русской культуре, Герье попросил своих потомков похоронить его по православному обряду.

Однако путь к постижению новой культуры был отнюдь не прост. Начав с обучения основам различных наук в немецкой школе при католической церкви Петра и Павла, а затем и в лучшем московском пансионе того времени – пансионе Эннеса, в процессе постижения знаний и по совету своих преподавателей Герье решает поступить в Московской университет на словесный факультет, что ему и удается летом 1854г.

Надо сказать, что, несмотря на давление со стороны всесильного государства, пронизывающего особенно в этот период времени (эпоха так называемого мрачного семилетия) все сферы российской действительности, в университете царила вполне рабочая атмосфера. Преподавание велось лучшим на тот момент профессорско-преподавательским составом, а на скамьях университета сидели студенты свято верившие в высокую силу настоящей науки. Но только настоящей. Не зря же студент старших курсов Владимир Герье организует так называемый кружок консерваторов, который будет ратовать за улучшение преподавания научных дисциплин на факультете. Под стать Владимиру были и его однокашники: Александр Веселовский - впоследствии академик, демократ по убеждениям, известный собиратель фольклора –П.Н.Рыбников, граф Д.Капнист, два родных брата профессора Б.Н.Чичерина - Сергей и Петр, Г.И.Кананов - впоследствии инспектор, а затем и директор Лазаревского института, будущий председатель государственного Совета А.Н.Куломзин, сенаторы А. А. Попов, В.И.Сергеевич, сын историка М.П.Погодина - Дмитрий.

Во время четырехлетнего обучения Владимира Герье в стенах университета он прослушал более 10 профессоров и университетских преподавателей, однако, стоит заметить, что альфой и омегой в постижении Герье премудростей исторической науки были Т.Н.Грановский (после его смерти П.Н.Кудрявцев) и С.М. Соловьев.

В период обучения Герье в университете слава Грановского как ученого далеко опережала его реальные заслуги перед исторической наукой. Много обещая в начале своего пути, ученый так и не смог пойти дальше творческой переработки философии истории, выраженной представителями немецкой классической философии. Главным для Грановского было показать движение истории, процесс развития (6). Это ему удавалось с блеском, однако работа с источником, с историческим фактом была налажена у него крайне слабо. Впрочем, студенты любили своего преподавателя. Чувство возникало спонтанно, на первой же лекции, при первом же знакомстве, неизбежно. Во всяком случае, для Герье (7)

Живя на квартире П.Н.Кудрявцева, одного из ближайших друзей Грановского, представителя кружка “молодых профессоров” Герье был приглашен на одно из торжеств по случаю празднования 100 летнего юбилея Университета. Там его и представили легенде Московского университета. Несколько минут студент и профессор говорили. Доходчиво содержание разговора Герье не смог передать даже по прошествии 50-лет со дня встречи - переполняли эмоции. Вероятно, разговор кончился советом Грановского не переусердствовать в исторических занятиях (8), что может иметь вредные последствия для здоровья -так передает Герье свой разговор с профессором. Эта ничего не значащая фраза очаровала Герье. “Теплое и разумное” слово Грановского стало для суховатого и, наверное, застенчивого Герье, дорогим подарком. Студент словесного факультета с нетерпением ждал второго курса, когда Грановский должен был читать свой курс.

Долгожданный момент настал в октябре 1855 года. На первой лекции Грановский знакомил своих слушателей с философией истории Гердера, звучала незабываемая поэтическая речь. Восторженные студенты под аплодисменты проводили Тимофея Николаевича с кафедры и с нетерпением ждали новых встреч с Учителем. Но 4 октября Грановского не стало. После Грановского другие профессора казались скучными – особенно О.М. Бодянский.

И все же к Кудрявцеву и Соловьеву у Герье было особое отношение. Но если звезда Кудрявцева очень быстро зашла, причиной была ранняя смерть, то интерес к Соловьеву возникший у Герье с выходом первого тома “Истории России с древнейших времен” и только усилившийся при слушании лекций профессора, остался на всю жизнь. На закате своих дней Герье в узкой компании неизбежно отдавал дань уважения своим учителям – Грановскому и Соловьеву, умерших в один и тот же страшный день – 4 октября (9).

Как и у Грановского с его идеей всемирной истории, развиваемой в духе Гердера и Гегеля, у Соловьева была своя уже сложившаяся историческая концепция. Он смотрел на русскую историю сквозь призму своего так называемого генетического метода, видел в ней непрерывное восхождение к цивилизации. “Это был не только исторический курс в смысле простого повествования, -писал Герье в конце жизни, вспоминая лекции Соловьева, - но и в смысле исторического строительства. Из родового полукочевого быта народа и князей на наших глазах строилась, сплачивалось русское государство, сначала разрозненное с усобицами, но по мере того, как в нем создавалось, помимо идеи родства князей и более существенное понимание кровного родства самого народа, должна была изменяться форма и цель государства - из родовой вотчины оно должно было стремиться установить свою власть над однородными частями. И слушая, как профессор научал нас понимать политику древних русских, мы заинтересовались ею...Перед нами проходили один за другим периоды русской истории с их разнообразными оттенками и характерными князьями: период Владимира Святого, создавшего христианскую Русь, общий удел князей - рюриковичей до Иоанна IV, открывшего русским татарский восток, и до Петра Великого, растворившего настежь дверь в Европу, в европейскую цивилизацию” (10).

Последнее особенно нравилось Герье. Связь русской истории с ходом всемирно исторического процесса ни у кого не была так полно разработана как у Соловьева. После Соловьева уже было невозможно, говоря о всемирной истории, не упоминать и о вкладе Россию в этот процесс. Герье хорошо усвоил этот урок.

После окончания университета и сдачи магистерских экзаменов, в 1862 году пришла пора защиты диссертации, посвященной “Борьбе за польский престол в 1733 году. После защиты Герье был направлен на заграничную стажировку. Командировка была рассчитана на два года. Однако новоявленный магистр пробыл за границей даже чуть более намеченного срока, прибыв лишь к началу осенней сессии 1865 года.

Между тем заочным решением Совета университета Герье был избран в качестве доцента университета. Это было как нельзя кстати - 400 рублей стипендиатских и доцентское жалование позволяли сводить концы с концами в Европе, тем более что Герье ощутимо чувствовал недостаток жалования и не раз обращался по этому поводу к попечителю университета (11). Кроме занятий науками за границей Герье выполнял и функции эмиссара московского университета, доставляя необходимые для университета вещи - книги для библиотеки.

Что касается научных занятий Герье за границей, то интересно отметить разносторонность интересов доцента московского университета. Первый семестр 1862 года Герье провел в Берлине. Здесь были собраны одни из лучших сил европейской науки. Герье слушал знатока римской истории. Моммзена, который вопреки ожиданию читал не самый курс римской истории, а специальный курс о Плинии. Немного разочаровал молодого историка семинар одного из наиболее влиятельных немецких историков Ранке, который считал задачей истории почти что непосильную проблему, обозначенную с потрясающей немецкой точностью: “История должна знать, как все было на самом деле”. Посещал Герье и лекции по 18 веку Дройзена. Но более всего он вынес из семинара Кепке, в которых разбирались документы 10 века.

Берлин оставил у Герье двойственное впечатление. С одной стороны, эта была цитадель немецкой образованности. Ведь именно из Берлина во все немецкие университеты приходили профессора истории, которые в значительной степени были учениками Ранке. Однако Герье не устроил общий подход к восприятию истории немецкой школой. Свою методу немецкие историки шлифовали на изучение средневековых летописей. В плане обращения с источниками, немцы, по мнению Герье, достигли значительных успехов. Однако, увлекшись критическим разбором источников, немецкие ученые, согласно Герье, оказались слишком поглощены техникой и оказались совершенно не подготовлены в концептуальном отношении. Немцы делали хорошие комментарии к хроникам, но не писали историю. Герье был поражен тем обстоятельством, что ни в одном из 28 университетов Германии не читается курс философии истории. Воспитанный на традициях немецкой философии истории в передаче Грановского, Кудрявцева и Соловьева, Герье был буквально поражен тем фактом, что “даже сын самого Гегеля теперь довольствуется тем, что в одном провинциальном университете собирает материалы для скучной истории немецких городов XIV и XV столетия (12)”.

Здесь мы впервые встречаемся с ярко выраженным желанием Герье видеть в истории науку концептуальную, идейную. В первом же курсе, прочитанным Герье в университет в 1866 году, эта идея найдет свое полное завершение. А пока впереди был Гейдельберг, Рим, Неаполь и Бонн..

В Бонне Герье начал приводить в порядок захватившие его мысли и готовиться к первым лекциям в Московском университете. Герье четко давал себе отчет, что его вводными лекциями в изучении истории станет курс философии истории. Для этого ученому предстояло объяснить самому себе свой собственный взгляд на характер истории как науки. Герье принялся за это дело с большей охотой. В своей работе, названной “Очерк развития исторической науки”, он суммировал накопленный опыт: увлечение немецкой философией, исторические концепции Грановского и Соловьева, видение проблемы новейшими историками на Западе. Главная проблема, которая решается историком, как видится заключается в том, чтобы, отметив вклады различных смежных с историей наук, вместе с тем указать на особенности истории как части общенаучного знания.

Ища общие начала необходимо характерные для предмета на протяжении всего его бытования Герье отмечал, что после римских историков в большинстве случаев было характерно понимание истории как всемирного процесса, процесса характерного для всего человечества. Следующим, но вполне автономным шагом стала разработка критического подхода к историческому источнику. Так, по мнению Герье, обстояло дело до научного 18 века, после чего история испытала заметное влияние других наук. – философии, юриспруденции, экономики. Сделало влияние других наук историю наукой подчиненной – вот основной вопрос этой части книги.

Герье считал, что у истории как науки свой путь, заключающейся в наличии собственного предмета исследования (человек в историческом окружении) и свои собственный уникальны опытный материал – исторический источник, который требует развития особенных методов исследования. (13).

В дальнейшем, в семидесятые, познакомившись с позитивистскими схемами, ведшими речь об отпочковании конкретных наук от метафизики, Герье будет настаивать на том, что история стала самостоятельной, молодой наукой.

Итак, каковы же, по мнению Герье, признаки истории – науки. История была для Герье исключительно всемирной историей в смысле истории человечества. Историческая наука, по мнению Герье, была одной из наук ищущей общие - идеальные начала всего человечества и человека как главного его создателя, наукой дающей собственные положительные результаты, наукой рациональной (14). Рационалистически определяя историю как науку об изменениях, которые могут быть прослежены, Герье тем не менее, разводил характер наук естественных и общественных. Если первые понимались в механическом накоплении знаний, когда в ходе исторического прогресса открывались все новые и новые природные законы (15), то вторые, хотя так же имели своей целью открытие истины, то есть, являлись научными по своему содержанию, по форме познания отличались от первых. Главным для истории были не законы и не определение точных причин событий, а самосознание, история развития идей, которые, по мнению Герье, являются пружиной развития. Историк считал, что изучая исторический источник (Герье одним из первых в России поднял проблемы источниковедения, введя семинары по этой дисциплине в университете), историк имеет дело с конструкциями, идеальными отображениями действительности в исторических памятниках, являющихся следствием личной интерпретации их автора и в тоже время следом эпохи, которые в дальнейшем преломляются еще в сознании историка. (16). Поэтому, полагал Герье, правильно понять историю может только творчески развитая личность, имеющая философское образование, позволяющее понимать не типичное, и вооруженная методом исторической критики, позволяющей работать с источником. Из этого следует, что историк, по мнению Герье, должен совершенствовать не только технику работы с историческим источником – школиться (как это определил относительно школы Герье Кареев), но и духовно расти – заниматься самопознанием. Первой цели, по мнению Герье, должны были служить исторические работы – источниковедение в нашем понимании. Вторую преследовала также специальная историческая дисциплина – историография, которую Герье склонен был отождествлять с философией истории.

Свои научные идеи Герье сделал достоянием студенческой аудитории. Однако его сугубо научной и академически строгой концепции преподавания предмета были присущи исключительно личные, индивидуальные черты. Свою концепцию исторического знания Герье возводил к Грановскому, традиции которого он попытался определить на лекциях и которые, по мысли историка, как раз и были тем самым искомым научным пониманием истории.

Многие студенты Герье будут потом вспоминать, что на лекциях у Владимира Ивановича всегда говорилось о каких-то традициях Грановского и Соловьева (17). Однако если даже близкие к Герье студенты с трудом могли определить содержание этих самых искомых традиций, что же говорить о тех, кому Герье был не симпатичен. Так, не чуткий к чужому мнению П.Н. Милюков зло заметит. “Герье считался продолжателем традиции Грановского и Кудрявцева. Но он не унаследовал ни их таланта, ни их живого отношения к развитию собственной науки. Некоторая внешняя связь состояла в том, что Герье выбирал для лекции гуманистические темы. Но как раз это и представлялось непростительным архаизмом, свидетельствовавшим о незнакомстве с новыми течениями в исторической науке”.(18) Про дарование и способности, может быть, и верно сказано, однако, кажется, традицию понимания смысла истории от Грановского и Соловьева Герье, несомненно, вел, впрочем, как и вообще университетскую традицию 30-40-х.

Впервые свое понимание концепции всемирной истории, восходящей к Грановскому, Герье изложил в связи с выходом книги А.В. Станкевича “Тимофей Николаевич .Грановский” в 1869 году.

Герье был близко знаком со Станкевичем. Их приятельская дружба началась еще в пятидесятые, когда Станкевич помогал П.М.Леонтьеву устроить дела с напечатанием латинского лексикона, в составлении которого принимал участие Герье. Затем Герье женился на родственнице Станкевича Авдотье Ивановне Станкевич. В своем кругу Герье и Станкевич, вероятно, не раз вспоминали московского профессора. Во всяком случае, в то время как Станкевич писал биографию Грановского, Герье, возможно, изучал библиотеку Грановского, которую перевез к себе в дом (19). Несмотря на близость идей, Герье не во всем был согласен с мнением Станкевича. Главное, что, по мнению Герье, не удалось показать Станкевичу это живое наследие Грановского. Грановский, по мнению Герье, создал оригинальную концепцию исторической науки, имеющую всемирное значение.

По мнению Герье, со времен Грановского наука всеобщей истории стала для русского человека той самой путеводной нитью, которая связывает его с прошедшим и дает направление движения в будущем: “Всеобщая история имеет пока для русского совершенно иное значение, чем для западного человека. Немец, француз или англичанин не в состоянии отделить всеобщей истории от своей национальной, ибо из взаимодействий наций слагалась всеобщая история. На западе всякий принадлежит к какой-нибудь из старинных партий, корни которых кроются в далеком прошедшем и взаимная борьба которых составляет содержание истории. Для русского всеобщая история есть история человеческой цивилизации, на которую он смотрит как на свершившейся процесс. Спокойно и беспристрастно может он вглядываться в этот процесс, волнуясь и скорбя там, где гибла цивилизация и останавливалось дело прогресса, радуясь там, где оно торжествовало. Он не связан преданием и инстинктивным, наследственным влечением к тому или другому началу, к той или другой из исторических партий, он спрашивает только, какая из этих партий держала выше знамя прогресса, какая была более чистой представительницей прогресса, и к ней он привязывает свои симпатии (20).”

Герье настаивал на том, что во всемирной истории Грановский нащупал те основания, которые характерны для историй всех народов, а потому имеют непреходящее значение. Грановский, по мнению Герье, сделал главное, отделил важные вехи в истории цивилизации от второстепенных, выдвигаемых отдельными национальными историками в угоду разного рода конъюнктуре. Грановский, по мнению Герье, понял идею истории, дал смысл историческому процессу, а его идеи оказались плодотворны и использованы в русской науке.

О том, кто стал продолжателем, идей Грановского в России Герье в своей рецензии не указывает, однако в других статьях эта тема находит свое продолжение. Сравнивая состояния исторической науки на западе и в России Герье приходил, к выводу, что в отличие от запада, где есть историк, но нет истории, в России своя национальная история есть –ее автор С.М. Соловьев (21). Уловив, по мнению Герье, главное, что история идейна, имеет некий смысл и обладая чуткостью восприятия типичных национальных черт, Соловьев сумел представить свое видение истории России согласно требованиям научности, как непрерывный процесс, чем внес неоценимый вклад в развитие истории как особой отрасли научного знания в России. При этом, отмечает Герье, работа Соловьева, была выполнена на высочайшем источниковедческом уровне, то есть соответствует всем достижениям западноевропейской науки этого же времени, основным развитием которой стало изучение различного вида источников.

Насколько были распространены взгляды Герье, особенно если учесть, что в период конца 70-х начала 80-х вокруг Герье стал формироваться круг учеников. Стоит заметить, что свои взгляды на характер исторической науки Герье проводил на общих лекциях в университете и семинарах. ( свою преп. Деятельность Герье начала в 1865 году, после защиты докторской диссертации, посвященной Лейбницу в 1869 году, Герье получил звание ординарного профессора).

За сорок лет ученой деятельности Владимир Иванович прочитал в университете огромное количество курсов. Пожалуй, не читал Герье только курса по истории Древней Греции. Лишь в самом начале своей академической деятельности (1870 – 1872) он излагал часть истории, которую тогда называли средневековой, в новой истории никогда не шел дальше курса эпохи Французской революции. Основные же научные интересы Герье лежали в плоскости новой истории и истории Рима. Выбор этих курсов для чтения с кафедры был не случаен. В общих лекциях Герье пытался, как можно полнее представить свою концепцию понимания истории в удобной, но отнюдь не популярной, для учеников форме. Можно даже говорить о взаимодополняемости семинаров и лекций Герье. Если в курсе новой истории Герье представлял свою собственную концепцию исторического развития. То в следующий семестр в курсе истории Рима он более детально останавливался на концепциях признанных историков запада, ведя разговор о Нибуре и критической школе, Моммзене и др. Это был метод, о котором Герье в последствии рассказывал Корелину. Объясняя, что он не очень строго экзаменовал студентов первого семестр третьего курса, прослушавших курс новой истории, потому, что “они должны слушать у меня во второй половине основной предмет - римскую историю и там им еще предстоит поработать(22)”

Вообще стоит заметить, что ученики Герье понимали, что лекции Герье –это авторские курсы. Подобный подход был нетрадиционен для западных университетов того времени. Имеющие возможность сравнивать лекции Герье с подобными же формами академических занятий в ведущих европейских университетах, ученики Владимира Ивановича, ставили его курсы на очень высокий уровень. После лекций Герье лекции в Сорбонне удивляли Кареева. ”Это-писал он, -собственно говоря, пожалуй, и не лекции в большинстве случаев, а популярные беседы, то, что называется здесь conferences, если только не читается какой - ни будь специальный курс” (23). Еще более резкая оценка сущностного содержания лекций в западных университетах сквозит в письме Корелина ”Университет писал он имея ввиду берлинский университет не удовлетворяет элементарностью курсов (24)”.

Таким образом, оригинальность и широкая постановка проблемы привлекала к Герье учеников. В 70-е годы вокруг Герье собралась группа талантливых учеников, которые впоследствии будут ассоциироваться с “русской исторической школой всемирной истории” – П.Г.Виноградов, Н.И.Кареев, М.С.Корелин, С.Ф.Фортунатов. Герье, кстати, сказать, был одним из первых в России, и первый на кафедре всемирной истории, кто собрал вокруг себя школу или группу учеников.

Каковы же были особенности школы Герье. Один из его учеников - Н.И.Кареев попытался дать ответ на этот вопрос. ”Была ли у Герье школа”, спрашивал он самого себя и отвечал“. Если школу понимать в смысле некоторого единого направления или какой-либо объединяющей всех учеников идейной особенности, какой-то обособленности, школы Герье не было. Но была школа в другом смысле. Герье был широко образованным ученым, видевшим науку не в одной эрудиции, но и в идейности. Можно не соглашаться с его философскими, общественными, политическими взглядами, но нельзя отрицать, что научные вопросы он ставил широко, идейно, с философским уклоном, что он привлекал к себе желавших заниматься историей. Я бы даже сказал, что у него была особая методологическая строгость, “школившая” лиц, у него занимавшихся. Он не впадал в какую-либо односторонность идеологического ли, или материального направления, но всегда настаивал на необходимости точности, основательности, доказательности (25)”. Не привыкшим к столь сложной работе, это могло показаться невыносимым. Однако, несмотря на все сложности работы с Владимиром Ивановичем, в его семинариях, часть из которых непременно проходила у него на дому в Гагаринском переулке, рождался тот тип ученого, о котором писал в своей заметке Кареев. Стоит заметить, что Герье был не единственный, кто пытался группировать вокруг себя молодежь. Скажем, в восьмидесятые, ученик Герье – Павел Гаврилович Виноградов возглавил созданный к тому времени самими студентами исторический кружок. Однако характер отношений между профессором и студентами в том и другом научном объединении разнились. От равных демократических отношений в семинарии Виноградова, до строго вертикально подчиненных – внутри семинара Герье. Как следствие, из студенческого кружка Виноградова, в котором наряду с историческими проблемами обсуждались злободневные реалии общественной жизни, выходили вместе с крупными академическими учеными (Д.М. Петрушевский) и ученые-политики, вроде П.Н. Милюкова и А.А. Кизеветтера. Об этом говорят воспоминания многих студентов.

Так, впоследствии известный историк -Юрий Готье, очень ценивший Владимира Ивановича вспоминал: “ Последней темой семинария был разбор появившейся незадолго до того книги Любимова о Французской революции. Разбор приходился на Пасху и был назначен в доме Герье в Гагаринском переулке. С каким ужасом шел я и мои товарищи туда, с каким страхом звонили у двери, как кисел и невкусен казался нам чай с лимоном, который мы там пили, как трепетали мы в приемной, где должны были происходить занятия, ожидая, что вот-вот выйдет сейчас ВИ из своего кабинета (26)”. Недоброжелатели очень ехидно описывали научные споры, царившие в доме Герье. Один из них - Кизеветтер свидетельствовал: “характер Герье был строптивый, капризный и язвительный. Тяжелый был он человек. Когда к нему собирались его ученики, среди которых были люди самых разнообразных возрастов его домашние ревностно наблюдали за тем, чтобы в разговорах не поднималось таких тем, которые могли бы рассердить Владимира Ивановича. И уже заранее было условленно, что как только кто-нибудь из домашних прикоснется рукою к лампе, это значило, что надо было немедленно менять тему разговора. И бывали вечера, когда огонь в лампе приходилось поправлять очень часто. Противоречить Герье было рискованно. Я знаю случай, когда Герье, встретив в посетившем его готе несогласие с собой, вскочил ринулся в переднюю, надел шубу и ушел из своего дома, оставив гостя в одиночестве в кабинете.(27)” И действительно разборы, написанных студентами рефератов иной раз принимали сложный характер. Готье вспоминает, что работы, показавшиеся Герье почему-то недостаточными, вызывали с его стороны такую язвительную критику, что несчастный критикуемый был выводим из себя.” В результате некоторые не выдерживали. Так, студент Ершов, не сумевший защитить работу в семинарии Герье “на 3-м курсе, бросил все исторические занятия и со следующего года перешел на 1-й курс медицинского факультета”.

В этой связи стоит отметить, что Герье очень строго подходил к студенческим рефератам, требовал концептуальности изложения, однако не терпел поверхности и желания, с его точки зрения, политизирования истории. Интересный в этой связи эпизод случился у Владимира Ивановича со студентом Маклаковым, будущим известным политическим деятелем партии кадетов. Говоря о характере немецкой государственности, Маклакова потянуло на глобальные обобщения и он мимоходом замети: "Император Германии в то время был менее всего тем, чем монарх должен быть, то есть представителем только исполнительной власти. Герье саркастически осклабился попросил повторить эту фразу, как будто ее не расслышал”. Маклаков “ с апломбом ее повторил”. Герье “недовольно пожевал губами, но промолчал”. Маклаков стал доказывать, что “сопротивление папы церковным реформам было полезно, так как иначе все ограничивалось бы церковными реформами, а не было бы реформацией. Полезно для проведения в жизнь великих идей и действия французского правительства”, - продолжал Маклаков. Герье не выдержал и остановил студента: "Вы напоминаете мне молодого петушка, которому хочется кого-нибудь задеть шпорой, чтобы показать, что он тоже петух. Почему вы говорите, что назначение монарха быть только исполнительной властью? Это можно утверждать только с точки зрения определенной политической доктрины, да и то плохо понятой, то есть с точки зрения Монтескье. Но его определение роли монарха годится не для всяких монархий, оно не безусловно, но всем доставляет удовольствие без всякой надобности, хотя бы мимоходом царапнуть монархию. Но это куда не шло. А вот ваше сравнение Реформации с Революцией. Здесь есть верная мысль. Без злоупотребления церкви реформации могло и не быть. Идеи веротерпимости, свободы совести явились в результате этих злоупотреблений феодализма и абсолютизма, – совершенно законно. Но вам этого мало. Вам оказалось нужным пристигнуть сюда и революцию, оправдать и даже прославлять ея эксцессы и кровь" Маклаков стал заступаться за Революцию. Герье волновался и злился. "Если бы вы были постарше, – сказал он, я бы дал, - сказал он, обращаясь к ученику тему для серьезной работы: показать зло, которое Французская революция принесла идеям, которым служила. Но в ваши годы этого не понимают. Он сказал это очень серьезно и грустно (28)”

Вообще же сами расхождения в семинарии Герье очень показательны. Совершенно очевидно, что в спорах принимали участие люди совершенно различного мировоззрения, а целью занятия было выработка общего воззрения на исторические реалии. Право решающего голоса, предполагая у себя наличие большего жизненного опыта, Герье оставлял за собой. Однако своими семинарами Герье преследовал и еще одну мысль – он стремился к созданию своей школы. - устроение близкого себе по духу коллектива исследователей. Однако этого ему-то как раз и не удавалось.

Причина заключалось в том, что историческая наука находилась на пороге явного методологического кризиса, грозившего раздробить предмет. Если Герье хотел, чтобы изучение источников и историографии родили новые методологические подходы, выделяли историю из числа других научных дисциплин, изучавших человека, то большинство его учеников, испытавших влияние теоретических и методологических идей социологии и позитивизма либо начинали проверять универсальность неких социальных закономерностей, либо уходили в сторону от любых теорий.

И все же два ученика Герье –М.С.Корелин непосредственно и Р.Ю. Виппер при сложных личных отношениях с Владимиром Ивановичем стали наследниками научных традиций Герье и почти полностью усвоили его взгляд на историю как вид научного познания человека. Корелин принялся за изучение историографии всемирной истории, сосредоточившись, главным образом, на гуманистах, а Р.Ю. Виппер, приступив к изучению историографии и создав собственную оригинальную концепцию истории продолжили начинание учителя.

Стоит заметить, что весьма интересно проследить генеалогию от Герье через Ю.В.Готье к школе П.А .Зайончковского. Во всяком случае Готье не раз подчеркивал влияние Герье на формирование его методов работы с источником, что стало особенно актуально в трудных условиях существования исторической науки в СССР в годы П.А. Зайончковского. Таким образом, можно полагать, что понимание традиции работы с источником, проповедуемое Готье, перешло к его ученикам, один из которых П.А.Зайнчковский, создавший вокруг себя интересную школу, создал своеобразный “культ” источника.

Подытоживая содержание статьи, хочется отметить, что описанное направление русской исторической традиции не исчерпывает всего развития исторической науки на протяжении второй половины 19 века. Однако оно показывает, какими именно путями шло формирование истории как науки в стенах одного научного центра. Зародившись в полемике с подходом к истории, представленной в произведениях Карамзина и охраняемых М.П.Погодиным, усвоив некоторые достижения западноевропейских научных течений, благодаря усилиям Т.Н. Грановского и его преемника на кафедре всеобщей истории – В.И.Герье возникла определенная историографическая традиция, развивающая проблемы философии истории и теории познания. И хотя данное направление как некая целостная система не нашла своего развития в определенной научной школе, все же стоит заметить, что ее отдельные положения получили развитие в дальнейших исследованиях и является актуальными до сих пор. Памятуя о том, что в основе формирования подобной традиции стояли известные западники –Грановский и Соловьев, а направление получило более или мене полное выражение в научном подходе Герье, разделявшим именно этот подход к истории – к национальному через мировое, то его можно с полным основанием определить как западнический подход к проблемам истории.

 

Примечания:

 

1. Герье, В.И. Воспоминания В.И.Герье.\\ История историки. М., 1990. С.420.

2. Там же

3. Смерть отца постигла Герье в восьмилетнем возрасте, после чего семья переехала в Москву. Приблизительно еще через четыре года у Владимира умерла мать

4. Герье, В.И. Воспоминания. С.420

5. ф.70.к.32., ед. хр.15, л.1. – Черновики воспоминаний В.И.Герье

6. Левандовский, А.А. Т.Н.Грановский в русском общественном движении. М., 1989. С.

7. Герье В.И.Воспоминания. с.421-422

8. Герье В.И.Воспоминания. с.423

9. Кареев Н.И.Памяти двух историков.//Анналы, № 1. Пг., 1922

10. Герье В.И.Воспоминания. с.425

11. Письмо попечителю Московского Университета генерал-лейтенанту С.И.Левину от В.И.Герье. 27 мая 1864 года из Рима. \\ЦГИАМ.. ф.418. оп. 195, д21. Л.8-8об. Там же. Письмо от 1/13 октября 1864 года из Парижа. – л.18. там же – письмо от 2/12 декабря из Бонна – 24-25 об.

12. Герье В.И. Очерк развития исторической науки. М., 1866. С.85

13. Герье В.И. Очерк развития исторической науки. М., 1866. С.111-114

14. Герье В.И. Очерк развития исторической науки. М., 1866. С.113

15. Герье В.И. Очерк развития исторической науки. М., 1866. С.2-3

16. Герье В.И. Очерк развития исторической науки. М., 1866., с.111-114.

17. Кареев, Н.И. Памяти двух историков. //Анналы. Пг, 1922.с.156

18. Милюков, П.Н. Мои университетские годы. //Московский университет. 1755-1930. Юбилейный сборник. Париж., 1930. С.264.

19. Кареев, Н.И. Памяти двух историков. //Анналы. Пг, №1, 1922. С.157

20. Герье В.И. Вестник Европы…..с.412

21. Герье, В.И. Сергей Михайлович Соловьев. Исторический вестник. СПб, 1880

22. ЦГИАМ. Ф.2202. оп.2.ед.9, л.12

23. ОР. ГБЛ. ф.70.к.46.д.5.л.7 об

24. ф.70.к.45.ед.16.л.12.

25. Кареев, Н.И. Памяти двух историков. //Анналы. Пг, №1, 1922, с.160

26. Готье, Ю.В.. Мои воспоминания//. Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1988

27. Кизеветтер, А.А. На рубеже двух столетий. Прага, 1929., С.66

28. Маклаков, В.А. Отрывки из воспоминаний. //Московский университет. 1755-1930. Юбилейный сборник. Париж., 1930. С.298-299