Саломатин А.Ю. Индустриализация в США и ее влияние на сферу политики и права (последняя треть XIX в.) // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И.Бородкина. Вып. 8. М., 2002. С. 140-145 (Постраничные примечания).

В интернет-версии публикации начало каждой страницы отмечено: {номер страницы}.


{140}

А.Ю. Саломатин
(Пензенский университет)

Индустриализация в США
и ее влияние на сферу политики и права
(последняя треть XIX в.)

   Будущий президент Дж. Гарфильд в 1860-е гг. проницательно заметил по поводу Гражданской войны 1861-1865 гг.: "4 апреля 1861 г. в этой стране началась индустриальная революция..., настолько же далеко идущая по своим последствиям, как и политическая и военная революция, через которую мы прошли"1.

   В тех же США только за 1850-1860 гг. роль предприятий с числом работающих свыше 25 чел. и использующих при этом машины резко возросла в таких отраслях, как кожевенная, лесопильная, мебельная, в производстве одежды, пива, обуви, вагонов. Эта роль стала практически абсолютной, т.е. приблизилась в своем удельном весе к 100% в отраслях, где она уже до этого была высокой, а именно: в хлопчатобумажной, шерстяной, железоделательной промышленности2 . По валовым показателям и по концентрации производства в последней трети XIX в. тяжелая промышленность имела приоритет перед легкой. Так, среди 4-х крупнейших предприятий США с числом работающих от 8000 до 10000 чел. не было ни одного текстильного, а среди 10 предприятий с числом работающих от 6000 до 8000 чел. текстильным было только одно3 .

   Однако наряду с проникновением машин в новые отрасли хозяйства (всеотраслевая механизация) и решающей ролью тяжелой промышленности в экономическом процессе, в последней трети XIX в. наблюдается завершение "революции коммуникаций" на железнодорожном транспорте.

   В целом можно сказать, что железнодорожный транспорт после 1860 г. из рискованного и экспериментального бизнеса превратился в крупнейшего {141} хозяйствующего субъекта экономики (до конца XIX в. капиталы крупнейших железных дорог превосходили капиталы крупнейших железных промышленных компаний). Благодаря проникновению железных дорог практически во все регионы окончательно складывается единый национальный рынок. Народное хозяйство в связи с заказами на железнодорожное оборудование и благодаря эксплуатации железных дорог получает мощный стимул для своего развития4 .

   Крупные промышленные объекты не могли состояться без улучшения финансового обслуживания экономики.

   Мы имеем в виду как количественную, так и качественную трансформацию финансово-банковской системы страны. Финансовых учреждений не только становится больше. Они укрупняются и более четко дифференцируются (коммерческие, инвестиционные банки, трастовые и страховые компании). Государство, отказываясь от догм классического либерализма, начинает осуществлять более жесткую регулирующую политику (в США, например, создаются подотчетные федеральному казначейству национальные банки).

   В целом окрепшая банковско-финансовая система, отвечая потребностям времени, переходит к более тесному взаимодействию с промышленностью, осуществляет долгосрочные инвестиции. Складываются финансово-промышленные группировки. Крупнейшая из них концентрируется вокруг Дж.П. Моргана, который первоначально занимается размещением ценных бумаг железнодорожных компаний, а затем захватывает контроль над теми из компаний, которые попали в сложное финансовое положение5 .

   Особенностью американской индустриальной экономики (в отличии, например, от европейской) был и стремительный прогресс сельского хозяйства.

   В эпоху индустриализации наконец-то начинается механизация сельского хозяйства - одной из самых консервативных и неудобных для технического прогресса отрасли. В условиях США с их огромными девственными территориями и дефицитом рабочей силы механизация аграрного производства получила дополнительный импульс. В свою очередь механизация подталкивала сельское хозяйство к усилению товарности. Американский фермер после 1860 г. начинает работать не только на внутренний, но и на внешний рынок. Возрастает специализация и эффективность производства. Так, если в 1800 г. для выращивания 100 бушелей пшеницы и 100 бу-{142}шелей кукурузы требовалось, соответственно, 373 и 344 человеко-часа, то в 1900 г. - 108 и 147 человеко-часов6 .

   В это же время наблюдаются и первые шаги массового стандартизированного производства, профессионализация сбыта и рекламы.

   После ряда экспериментов в первой половине XIX в. со стандартизацией производства стрелкового оружия американцы с середины XIX в. воплотили в жизнь идею массового изготовления потребительских товаров. Например, знаменитая компания "Зингер" производила к 1880 г. по 500 тыс. швейных машинок в год, обеспечивая ими не только США, но и другие страны7 . Не меньшие успехи сопутствовали внедрению в быт велосипедов, консервов, жевательной резинки и многих других изделий массового спроса.

   Параллельно с накоплением опыта по усилению товарной интервенции складываются предпосылки для расширения и интенсификации торговли. Появляются первые универмаги и первые общенациональные сети розничных магазинов. Реклама становится профессиональной, ибо теперь рекламные агентства из простых посредников в деле закупки рекламных площадей для клиентов становятся творческими организациями, создающими рекламу.

   Масштабная перестройка экономики, рост динамизма общественной жизни и усложнение общественных отношений не могли не повлиять на возрастание роли государственного регулирования. Хотя в обществе и государстве идеи классического либерализма еще пользовались популярностью, объективно принципы государственного вмешательства в экономику прокладывали себе дорогу в жизнь.

   Еще одним носителем субъективной воли в экономике выступает крупный капитал, который складывается как влиятельный социальный слой именно к концу XIX в. Газета "Нью-Йорк Трибюн", проведя "инвентаризацию" миллионеров США, обнаружила их в количестве 4047 (причем 1103 - только в одном Нью-Йорке!). В связи с интенсивным хозяйственным освоением страны миллионеры появились и в тех штатах, где их до того не было8 .

   Таким образом, панорама хозяйственной жизни в последней трети XIX в. стремительно менялась, и эти процессы не могли не оказать влияния на общественные отношения. Явственнее всего модернизация проявляет себя в политической сфере. Речь идет не только о том, что схватки по проблемам экономической политики (тарифы, денежный стандарт, монополии) становятся все более бурными, охватывая широкие слои населения. Меняется темп и характер политической жизни. С одной стороны, внешнее мелкотемье, подобие платформ двух основных политических партий дают основание говорить о политической стабильности и консервативном консенсусе во славу нарождающегося монополистического капитала. Но, с другой стороны, ди-{143}намизм политической жизни проявляет себя в смене приоритетных ролей среди субъектов политического процесса. Мы не можем сказать, что постепенное усиление исполнительной власти за счет законодательной шло Америке обязательно во благо, но вот профессионализация и специализация госаппарата, появление в нем новых административных органов было, безусловно, положительной тенденцией. Так же неоднозначно можно оценивать и исконный американский "боссизм". С одной стороны, вроде бы увеличивалась иммиграция, включавшая все больше и больше неграмотных и обездоленных из стран Восточной и Южной Европы, расширялась сфера действия боссов городских партийных машин, но, с другой стороны, закон Пендельтона 1883 г. о реформе госслужбы сократил базу боссизма и особенно возможности региональных боссов отдельных штатов. Иными словами, политического застоя никак не наблюдалось.

   Вообще к концу XIX в. в связи с завершением освоения Дальнего Запада заканчивается формирование системы американского федерализма. Более того, США торопятся преодолеть свои континентальные рамки, с успехом укрепляясь на Кубе и Филиппинах и претендуя с помощью политики "открытых дверей" на другие далекие заморские территории (в Латинской Америке и Восточной Азии). Громадного континентального внутреннего рынка Соединенным Штатам становится недостаточно, т.е. могучая и стремительная индустриализация "выталкивает" заокеанскую республику на мировые просторы. Можно ли считать, что нечто подобное происходило с Великобританией в период промышленного переворота?

   В принципе взаимосвязь между индустриализирующейся экономикой и модернизирующейся политикой не всегда удается однозначно проследить. Еще сложнее выделить взаимодействие между экономикой и правом. Модернизация права, видимо, носила более растянутый и запутанный характер, завися в большей степени не от неосознанного или целенаправленного натиска масс или партийной верхушки, а от капризов и случайностей судейского усмотрения, закамуфлированного в абстрактные правовые конструкции. Одна только практика Верховного Суда США ставит перед нами массу правовых головоломок. Вспомним, например, что в 1870-е гг. высшая судебная инстанция в деле Munn v. Illinois солидаризировалась с фермерским движением и легислатурой штата и признала возможным регулирование расценок на услуги зернохранилищ со стороны местных властей, а через 10 лет она не только не заняла антимонополистической позиции, но и создала нежелательный для противников монополий прецедент в деле Santa Clara County v. Southern Pacific Railway - понятие "лицо" применительно к 14-й поправке конституции было распространено на юридические лица и, таким образом, эти лица нельзя было лишить собственности "без надлежащей правовой процедуры". В 1890-е гг. Верховный Суд еще больше "прогнулся" перед большим бизнесом: он явно вопреки юридическим фактам и здравому смыслу признал неконституционным подоходный налог. Разумеется, мы можем предположить, что эволюция позиции Суда объясняется {144} растущей силой монополистического капитала: в 1870-е гг. устойчивых монополий как таковых еще не было, в 1880-е гг. начало трестированию положил нефтяной трест Дж. Рокфеллера, а в 1890-е гг. в стране насчитывалось 185 монополистических объединений с общим капиталом в 1,4 млрд. долл.; но это наше предположение - чисто интуитивное.

   Вообще же новации в праве очень хорошо обозначил в 1895 г. член Верховного Суда США Браун, выступая перед выпускниками школы права Иельского университета. Он подчеркнул, что в XIX в. было покончено с остатками феодальных правовых традиций, и переход земли от собственника к собственнику стал таким же простым, как переход личной собственности. Замужняя женщина стала более независимой от мужа в имущественном отношении. Исчезло тюремное заключение за долги. Упростились судебные процедуры и снизилось число жестоких наказаний9 . Все эти новые подходы в праве обозначились еще к середине XIX в. - на завершающем этапе промышленного переворота, но закрепились на стадии индустриализации после 1865 г.

   Необходимо добавить, что принципиальные изменения происходили и в предпринимательском праве. В законодательстве об акционерных компаниях США фактически первыми перешли от разрешительной к свободной системе учредительства, и уже в 1816 г. в штате Нью-Джерси был создан прецедент ограниченной ответственности, что объяснялось не только плюрализмом правовых систем штатов, но и переселенческим, динамичным характером американского капитализма, свободного от сословно-корпоративных пережитков и аристократическо-бюрократических предрассудков.

   Более медленной и менее продуктивной была разработка законов о коммерческой несостоятельности. Федеральные законы 1800, 1841 и 1867 гг. оказались "законами-однодневками" из-за сложного соотношения связанных с ними социальных сил, и только на этапе индустриализации, когда тянуть с принятием "оздоровительных мер" было нельзя, закон 1898 г. стал долгожданным и спасительным компромиссом.

   Патентное право ожидала более счастливая судьба в том плане, что здесь удалось добиться важных административных решений уже в конце XVIII в., когда государственный секретарь стал отвечать за выдачу изобретательских патентов. Тем не менее, и закон 1870 г., изменивший срок исключительного права на изобретение с 14 лет до 17 лет, не нашел "золотой середины" между монополией патентообладателя и необходимостью стимулировать нововведения в экономику.

   Наконец, США первыми сделали шаг к антитрестовскому законодательству не столько потому, что идеалы аграрной демократии были несовместимы с большим бизнесом, сколько из-за того, что проблема стремительно приобретала беспрецедентные очертания и привлекла внимание разных слоев населения с полярными, а чаще всего просто неоднозначными интересами.

   {145} Подводя итоги, необходимо подчеркнуть некоторые тезисы нашего выступления. Во-первых, рассмотрение достижений индустриализации отдельно от достижений промышленного переворота (т.е. противопоставление их друг другу) дает возможность уточнить вектор и динамику общественного развития. Например, вспомним расчеты У. Ростоу, показывающие, что если в канун промышленного переворота, в 1705-1785 гг., ежегодные средние темпы роста мировой экономики составляли 1,5%, в начальную его фазу, 1785-1830 гг., - 2,6%, на кульминационном его этапе (1840-1860 гг.) - 3,5%, то в период индустриализации (1870-1900 гг.) экономика прирастала по 3,7% в год10 .

   Во-вторых, анализ ситуации в отдельных отраслевых хозяйственных комплексах в последней трети XIX в. помогает уяснить специфику индустриализации как особого этапа общественного развития. В то же время наш анализ был бы односторонним, если бы мы не включили в него изучение модернизации в сфере политики и права. Политическая модернизация явно начинается ранее последней трети XIX в.: по крайней мере в 1820-1830-е гг. на фоне успехов промышленного переворота в узкой полосе Атлантического побережья избирательные права получают практически все белые мужчины, стремительно растет политическая активность населения, о чем свидетельствует рождение многочисленных общественных организаций. Однако политическая модернизация закрепляет свои результаты лишь после 1865 г, когда избирательные права получают негры и происходят значимые, хотя и малозаметные изменения в структуре органов власти. Политическая активность получает новые формы развития: общественная жизнь озаряется вспышкой мощного популистского движения середины 1890-х гг., на фоне которой инициативы 1820-х, 1830-х гг. выглядят "детской забавой".

   Что же касается модернизации права, то это еще более длительный и неопределенный в хронологическом плане процесс. Тем не менее, каким бы он ни был, совершенно ясно, что синтез историко-экономических исследований с историко-политологическим и историко-правовым анализом представляется перспективной научной задачей.


1 Foner E. Reconstruction. America's Unfinished Revolution. 1863-1877. NY., 1988. P. 18, 19.

2 Atack J. Economics of Scale and Efficiency Gains in the Rise of the Factory in America, 1820-1900 // Quantity and Quiddity: Essays in US Economic History. Middletown, Ct., 1987. P. 296.

3 Nelson D. Managers and Workers: Origins of the New Factory System in the US, 1880-1920. Madison, Wisc., 1975. P. 4-7.

4 Несмотря на отдельные попытки (например, со стороны видного клиометриста Р. Фогеля) преуменьшить "общественное сбережение" железнодорожного транспорта, большинство историков и экономистов убеждены в решающем вкладе железных дорог в экономическое развитие страны (см.: Промахина И.М. Количественные методы исследования в работах представителей "новой экономической истории" (США) // Математические методы в исследованиях по социально-экономической истории. М., 1975).

5 См.: Chandler A.D. Jr., Tedlow R.S. The Coming of Managerial Capitalism. Homewood, Ill., 1985. P. 271, 272, 277.

6 Lebergott S. The Americans. An Economic Record. N.-Y., L., 1984. P. 301.

7 Hounshell D. From American System to Mass Production. Baltimore, 1986. P. 67-68, 70, 89.

8 New Light on the History of the Great American Fortunes (1892-1902). NY., 1953. P. 90.

9 Brown A.B. The Twentieth Century Forum. August 1895.

10 Rostow W.W. The Word Economy: History and Prospects. Austin and L.,1978. P. 49.