Бородкин Л.И. Вольфрам Фишер. Европа: экономика, общество и государство. 1914 - 1980 // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И.Бородкина. Вып. 6. М., 2001. С. 156-164 (Постраничные примечания).
В интернет-версии публикации начало каждой страницы отмечено: {номер страницы}.
{156}
Рецензия
Вольфрам Фишер. Европа: экономика, общество и государство. 1914-1980 / Пер. с нем. Л.А.Овчинцевой; под науч. ред. Ю.А.Петрова. - М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1999. 365 с. Тир. 5000365 экз.
Вышедшая недавно книга известного немецкого экономиста-историка В.Фишера поражает широтой постановки задачи: в этой работе рассматриваются различные социально-экономические и институциональные аспекты развития стран Европы на протяжении большей части бурного ХХ в., начиная с Первой мировой войны. Впечатляет уже перечень этих аспектов: население, социальное развитие, экономика, роль государства в регулировании экономического развития. Каждый из этих аспектов представлен в нескольких измерениях, позволяющих корректно реализовать компаративный подход, положенный в основу этого междисциплинарного исследования.
Монография В.Фишера имеет свою нишу в том пространстве научной литературы, которая анализирует интеграционные процессы, начавшиеся в мире (особенно в Европе) в ХХ в. Так, вышедшая несколько лет назад на русском языке книга выдающегося экономиста-историка Г.Ван дер Вее1 охватывает всю мировую экономику, но за более короткий период; автор представил аналитическую картину экономических процессов в послевоенном мире, используя теоретические подходы и эмпирические данные, но специальное исследование социальных и демографических аспектов не входило в его задачу.
Сильной стороной работы В.Фишера является солидная статистическая база его исследования. Книга содержит 88 объемных таблиц, содержащих богатый материал для сравнительного анализа развития европейских стран по различным параметрам. При этом там, где это необходимо, автор дает оценку надежности используемых источников (как правило, это статистические данные международных организаций или национальных статистических служб). В.Фишер хорошо знаком с работами известных экономистов-статистиков, которые в течение целого ряда лет кропотливо собирают данные национальной статистики и оценки специалистов о динамике социально-экономического развития стран Европы (это прежде всего А.Маддисон, Б.Митчелл и П.Байрох). Немало показателей в многочисленных таблицах расчитаны самим В.Фишером. Одним словом, уже обширная {157} статистическая база книги Фишера, богатая совокупность систематизированных данных дают основания для высокой оценки ее информационного потенциала в исследованиях по социально-экономической истории стран Европы в ХХ веке.
Однако ценность книги В.Фишера для российских читателей не исчерпывается этим обстоятельством. В отличие от большинства западных авторов, проводящих компаративные исследования европейских стран и ограничивающихся, как правило, странами Западной и Центральной Европы, В.Фишер включает в свой анализ в большинстве случаев Россию/СССР и страны Восточной Европы. Учтем, что книга Фишера была написана в начале 1980-х гг., еще до начала процесса создания "общеевропейского дома", в период противоборства двух политических систем. Однако уже тогда Фишер предпочитал рассматривать Европу как некую историческую общность.
Анализируя драматическую эволюцию Европы, пережившей в ХХ в. две мировых войны и разделенной в результате на две части, Фишер отмечает, что по мере того, как "холодная война" шла на убыль, экономическое сотрудничество между обеими частями Европы вновь начало усиливаться, и некоторые важные социально-экономические процессы, например, тенденция к формированию постиндустриального общества или стагнация темпов роста населения преодолели государственные границы стран обоих блоков. Нельзя не согласиться с одним из основных тезисов автора о том, что многие процессы в истории Европы ХХ в. имеют свои корни в XIX в.2 Так, в послевоенной Европе вновь обозначились важные в долговременном измерении тенденции к экономическому росту, которые уже в XIX в. обусловливали структуры экономики и общества в целом; эволюционный характер развития (не определявшийся более факторами войны) вновь выявил циклы экономической конъюнктуры. Первая мировая война дала мощный импульс развитию "государственного дирижизма", но его истоки, уходят в предшествующий период. Да и государство всеобщего благоденствия, которое кажется явлением, порожденным реалиями второй половины ХХ в., "может быть объяснено - пишет Фишер, - структурными переменами и политическими событиями XIX в." (в последнем случае вывод автора представляется слишком прямолинейным). Желанием Фишера связать характер процессов развития стран Европы в ХХ в. с процессами "длинного XIX века" определяется и включение в целый ряд статистических таблиц данных, относящихся ко второй половине XIX в.
{158} В рамках небольшой рецензии невозможно охарактеризовать все аспекты новейшей социальной и экономической истории стран Европы, рассмотренные в книге Фишера. Затронем в основном те моменты, которые в большей мере привлекают внимание историков России. Здесь трудно обойтись без использования цифр - это диктуется характером анализируемого материала.
Первый раздел книги ("Население") посвящен анализу структуры и динамики демографических процессов в Европе ХХ в. 17 таблиц дают исчерпывающую статистическую информацию об основных тенденциях в изменении численности и плотности населения, демографической структуры, миграционных потоков, урбанизации в большинстве стран Европы. Можно еще раз убедиться в той особой роли, которую играл СССР в населении Европы. На протяжении 70 лет (с 1914 по 1984 гг.) доля населения Европейской части страны была выше 1/4 от населения Европы и при этом росла (от 26% до 28,6%), в то время как доля населения ведущих европейских держав падала (Великобритании - от 9,1 до 8,1%; Германии - от 12,5 до 11,2%3, Франции - от 8,9 до 7,9%). Несколько размытыми представляются оценки людских потерь СССР во Второй мировой войне, данные автором в комментарии к таблице 6, где говорится, что эти потери составили от 5 до 18% довоенного населения; там же указано, что по расчетам Ш.Мерля, они равняются 13% (с. 24). Если же исходить из сегодняшних оценок военных потерь СССР (26-27 миллионов чел.), то они составят порядка 15% от довоенного населения страны. Отмечая общую для большинства стран Европы долговременную тенденцию к заметному падению коэффициента рождаемости (что привело к началу 80-х гг. к превышению уровня смертности над уровнем рождаемости в таких странах как ФРГ, Дания, Венгрия), Фишер отмечает, что в этом аспекте динамика населения европейской части СССР соответствует общеевропейской тенденции. Интерес представляет и проведенный автором анализ процесса урбанизации в Европе ХХ века. В качестве наиболее существенной характеристики этого процесса Фишер выделяет быстрое сближение после Второй мировой войны стран "форсированной индустриализации, входивших в восточный блок", с западно- и центральноевропейским стандартом. Он приводит контрастный пример, сравнивая Австрию и СССР: в 1920 г. доля жителей крупных городов была в СССР на 25% ниже, чем в Австрии, а в 1980 г. - на 9% выше.
Во втором разделе книги ("Общество") внимание автора обращено к изменениям социальной структуры, социальной мобильности, социальных конфликтов и системы образования в странах Европы. Автор справедливо {159} отмечает, что социальная история Европы ХХ в. изучена слабее, чем XIX в., особенно в плане компаративных исследований. Материал данного раздела в определенной мере восполняет этот пробел.
Автор дает краткую характеристику процесса радикальных изменений социальной структуры общества в разных странах Европы после Первой мировой войны; эти изменения коснулись не только дворянства, которое в ряде стран было упразднено. Так, в Германии законодательство превратило дворянский титул в составную часть фамилии. После того как плебисцит 1926 г. отверг предлагавшуюся коммунистами и социал-демократами экспроприацию дворянской собственности без всякой компенсации, между правительствами отдельных земель и землевладельцами были достигнуты соглашения о разделе имущества. В итоге большая часть замков, парков, театров и библиотек перешла в руки государства, их владельцам предоставлялась компенсация в виде пожизненной ренты и др. Автор рассматривает особенности эволюции профессиональной, финансовой и правительственной элиты в странах Европы в ХХ в., приводит соответствующие оценки изменений в распределении доходов. Он отмечает долговременную тенденцию переноса преимуществ статуса служащего на категории рабочих. Наиболее общей компонентой социальной мобильности в странах Европы Фишер считает расширение мест служащих за счет рабочих и представителей самостоятельных профессий, а также уменьшение сельского, особенно крестьянского населения в пользу городского. Обе эти тенденции, - пишет Фишер, - отмечаются во всей Европе, не останавливаясь даже перед "железным занавесом". Нельзя не согласиться с Фишером, поддерживающим тезис о том, что "социалистическое общество, конечно, дифференцировано значительно слабее, чем любое несоциалистическое: там отсутствует либо существует в качестве рудимента обширный слой предпринимателей" (который включает различные слои и в наибольшей мере участвует в процессах социальной мобильности), а лица свободных профессий превращены в служащих (с. 91). Представляют интерес наблюдения Фишера над процессом профессиональной мобильности. Он отмечает, что улучшение ситуации в сфере образования в странах Западной Европы начиная с 60-х гг. не слишком повысило шансы детей рабочих на получение более высокого образования. Они предпочитали иной путь, связанный с увеличением числа мест средних и низших служащих, что давало им возможность найти работу в этой профессиональной группе. Так, в ФРГ в 1970 г. 38% всех служащих низшего и среднего звена вышли из рабочих; даже среди чиновников высокого ранга дети рабочих составляли 21%.
Динамичные процессы изменений в Европе ХХ в. сопровождались социальными конфликтами. Не сводя вопрос к забастовкам, Фишер отмечает, {160} что в послевоенное время в Западной Европе сформировались два новых типа конфликтов. Первый и важнейший автор связывает с увеличением в этих странах доли национальных меньшинств с языком и религией, присущими другим расам. Конфликты второго типа начались с бунта студенческой молодежи в большинстве стран Европы в конце 60-х гг. и продолжились движением экологистов (а в последние годы, - добавим, - "антиглобалистов"). Интересно, что таблица, характеризующая динамику забастовок в европейских странах в 20-х - 80х гг., не содержит сведений о стачечном движении в СССР (что не удивительно - книга писалась в те годы, когда данные о забастовках в Советской России были под запретом). Материалы сборника о трудовых конфликтах в Советской России 20-х гг., опубликованного 1998 г.4, показывают, что стачечная активность в СССР была выше среднеевропейской в начале 20-х гг. и ниже - в конце 20-х гг.
Анализируя особенности европейских стран в области развития образования, Фишер обращает внимание на тот рывок в уровне доступности высшего образования, который испытали страны Европы в течение короткого периода - менее полувека. Почти повсеместно в Европе в межвоенное время доля студентов в возрастной группе от 20 до 24 лет медленно росла от 1% до 2-3%, а уже в 60-80-х гг. в большинстве европейских стран эта доля превысила 10-15%, а в ряде стран превзошла 20% (так, во Франции она достигла 23%). Тот же процесс проходил и в социалистических странах, где указанный показатель в 70-х гг. находился в интервале 10-18%5.
Третий раздел книги "Экономика" - самый большой в книге Фишера. В нем рассмотрены различные аспекты экономической динамики и конъюнктуры, структурные изменения в экономике стран Европы, а также отраслевые особенности их развития (отдельно анализируются процессы в сельском хозяйстве, горнодобыче и промышленности, в торговле, транспорте и связи, в финансовой сфере и госаппарате). Представленные автором 70 таблиц дают богатый фактический материал для сравнительного анализа экономического развития европейских стран.
В этом разделе Фишер уделяет больше внимания источниковедческому анализу, рассматривая вопросы сопоставимости показателей для разных стран. При наличии заметных различий в оценках специалистов он приводит альтернативные статистические ряды. Так, при определении темпов роста валового продукта в 1929-1938 гг. автор использует оценки {161} П.Байроха и А.Маддисона, которые исходят в своих расчетах из территории стран в границах 1919-1938 гг. и 1970 г. соответственно. Обе оценки показывают, что наибольший темп экономического роста в эти 10 лет был в СССР (6,0 и 6,1% в год по указанным двум методикам), затем шли Финляндия (5,7 и 3,8%) и Германия (5,0 и 3,9%). По показателю экономического роста, исчисленному на душу населения (5,1%), СССР был в эти годы также впереди всех европейских стран, опережая Финляндию (5,0%) и Германию (4,3%)6 и остальные страны. Темпы экономического роста СССР оставались высокими и в период 1950-1973 гг. (6,7% - по сравнению с 6,0% для ФРГ, 5,4% для Франции и Италии, 2,8% для Великобритании)7. Этот период был успешным для экономики большинства стран Европы. Фишер анализирует процесс перехода от "серебряных" 50-х к "золотым" 60-м с их еще более высокими темпами роста. (Отметим в этой связи, что Г.Ханин, автор "Лукавой цифры", в своем недавнем выступлении на российско-американской конференции назвал 50-е годы "десятилетием триумфа советской экономики"). Всего за четверть века с 1950 г. валовый продукт Европы вырос в 3,7 раза, а в расчете на душу населения - в 2,9 раза. Материал этой части книги выиграл бы, на наш взгляд, если бы автор дополнил его данными о динамике производительности труда и реальной зарплаты в различных странах (как это делает, например, Г.Ван дер Вее в упомянутой выше книге).
Рассматривая проблемы структурных сдвигов в экономике европейских стран в межвоенный период, Фишер пишет, что обусловленные государством структурные изменения имели место в этот период прежде всего в СССР, где тяжелая промышленность росла за счет производства товаров потребления и сельского хозяйства. По его оценке, в Германии структурные сдвиги были менее заметны. После 1945 г. СССР продолжил развитие тяжелой индустрии и упорно форсировал структурные изменения по крайней мере до смерти Сталина в 1953 г., в то время как в Западной Европе сдвиги, вызванные войной, практически сошли на нет. Масштаб структурных сдвигов, проходивших в экономике стран Европе в ХХ в., наглядно отражают представленные автором данные об изменениях долей трех основ-{162}ных секторов народного хозяйства в ВНП в период с 1920-го по 1980 гг. Если доля сельского хозяйства повсеместно падала (с 6 до 2% в Великобритании, с 15 до 5% в Австрии, с 22 до 3% в Швеции, с 48 до 6% в Италии, с 38 до 15% в СССР), то изменения доли промышленности в ВНП не были столь однозначны. Так, с 1950-го по 1980-й гг. долевой вклад промышленности в ВНП уменьшился для большинства стран Западной Европы (с 48 до 37% в Великобритании, с 48 до 36% во Франции, с 49 до 43% в ФРГ), то в странах Восточной Европы этот процесс носил обратный характер (рост составил с 53 до 70% в ГДР, с 50 до 62% в СССР, с 70 до 75% в Чехословакии). При этом, отмечает Фишер, наибольшие различия в значениях этого показателя относятся к доле третьего сектора (сфера услуг). Если для всех стран Западной Европы доля сферы услуг возрастала в течение этих 30 лет, превысив к 1980 г. порог 50% для каждой из них, то в странах соцлагеря эта доля или падала (как в СССР - с 28 до 23%) или незначительно возрастала, оставаясь ниже 30% (как в ГДР - с 19 до 21%; в сравнении с ФРГ - 41 до 55%). Эти различия двух регионов Европы Фишер связывает в основном с фактором более высокой производительности труда в сельском хозяйстве Западной Европы, что дало толчок оттоку работников из сельского хозяйства. На наш взгляд, здесь следует учитывать также определенные социокультурные и политические факторы.
Немалый интерес представляют таблицы 54-56, содержащие интегральные данные о динамике промышленного развития Европы в 1913-1980 гг. Так, удельный вес Европы в мировом промышленном производстве (без России/СССР) упал за это время с 40,8 до 22,9% (особенно заметно сокращение удельного веса старых промышленных стран, в первую очередь Великобритании - 13,6 до 4%). В то же время для России/СССР этот показатель вырос с 8,2 до 14,8%. Что же касается уровня индустриализации (индекса промышленного производства на душу населения), то здесь СССР занимал к 1980 г. среднее среди европейских стран положение, заметно уступая Швеции, ФРГ, ГДР, Финляндии и др., но немного опережая Италию, Голландию, Норвегию. По этому показателю Россия занимала в 1913 г. 16-17 место в мире (деля его с Японией); в 1953 г. СССР был на 18-м месте (между Австрией и Италией), а в 1980 г. - на 16-м (между Францией и Австралией). Первое же место по производству продукции на душу населения неизменно занимали США (среди европейских стран лидировали в 1980 г. Швеция, ФРГ и ГДР).
Данные по сельскому хозяйству, представленные Фишером, отражают другое соотношение стран Европы. "Аграрное чудо", явившееся в большинстве европейских стран после Второй мировой войны, основывалось на росте продуктивности сельского хозяйственного производства на единицу {163} площади, достигнутом за счет эффективных инвестиций в программы мелиорации, орошения, применения удобрений, механизации, селекции и борьбы с вредителями и т.д. Этому способствовала, по мнению автора, аграрная политика государств, предусматривавшая особые меры защиты собственного сельского хозяйства. В результате к началу 80-х гг. в целом ряде стран Западной Европы был достигнут уровень аграрного производства, который "большинству современников казался фантастическим" (с. 161). Так, урожайность пшеницы за тридцать лет выросла примерно вдвое. Участие СССР в этом "чуде производительности", - пишет Фишер, - было крайне незначительным. Из приведенных им таблиц следует, что урожайность пшеницы к 1980 г. достигла в СССР 15 центнеров с гектара, в то время как в Норвегии - 44, Швеции - 47, Франции - 51, ФРГ - 52, Великобритании - 60, Голландии - 68 ц/га. Примерно таким же является соотношение указанных стран и по урожайности картофеля. Одно из объяснений этих различий Фишер связывает с уровнем применения минеральных удобрений (в 1980 г. - 81 кг на гектар пашни в СССР и 789 - в Голландии), а также с насыщенностью с/х машинами на гектар пашни, которая была особенно высока в северных странах Европы и странах Бенилюкса. По-видимому, здесь еще следовало бы рассмотреть роль фактора мотивации и этики сельскохозяйственного труда.
Четвертый раздел книги ("Государство и экономика") Фишер посвящает анализу изменения роли государства в экономике европейских стран в периоды войн, межвоенного развития, в международной ситуации после Второй мировой войны, на пути к "государству благоденствия". Автор уделяет особое внимание экономической и социальной политике стран Европейского сообщества, государственным финансам и госпредприятиям. Сравнивая данные о роли государства в промышленности различных стран Европы, Фишер подтверждает тезис Гершенкрона о том, что чем позже страна вступает в стадию индустриализации, тем сильнее в этот процесс непосредственным образом вовлекается государство.
Анализируя динамику социальных выплат в странах Европы в послевоенный период, автор приходит к выводу о том, что ни одну из стран восточноевропейского блока нельзя в этом аспекте соотнести с западноевропейскими, где в 60-70-е гг. произошел скачок в общем объеме социальных пособий8. По его мнению, наряду с фактором различий в экономиче-{164}ском уровне развития, значительную роль в этом явлении сыграла борьба политических партий за голоса избирателей - именно в данный период как социал-демократические, так и консервативные партии в центр своих программ поставили лозунг перехода к социальному государству ("государству всеобщего благоденствия").
В целом книга В.Фишера дает исследователям новейшей истории стран Европы и России/СССР ценный материал, который удачным образом сочетает в себе качества монографии, учебного пособия и справочного материала, содержащего высокий информационный потенциал для сравнительного анализа процессов социального и экономического развития европейских стран в ХХ в. Материал книги помогает более глубоко понять драматический путь, пройденный Россией в ХХ в., в контексте европейского развития. В то же время этот материал позволяет оценить те "начальные условия", которые определили в известной мере противоречивый характер российских реформ 1990-х гг.
Л.И.Бородкин
1 Ван дер Вее Г. История мировой экономики. 1945-1990. (пер. с фр.) / Под ред. В.И.Бовыкина. М., 1994.
2 Этот тезис Фишера лежит в русле более общей концепции, известной на Западе как "Path Dependence" ("зависимость от [исторического] пути").
3 Суммарная численность населения ФРГ и ГДР.
4 Трудовые конфликты в Советской России. 1918-1929 гг. / Отв. ред. Ю.И.Кирьянов, В.Розенберг, А.Н.Сахаров. М., 1998.
5 В этом случае доля студентов включает также будущих педагогов, которые не учитываются в этой категории в статистике западных стран.
7 Отметим, однако, что в работах и американских советологов, и наших экономистов отмечается наличие определенных трудностей в оценках советского ВНП как в довоенный, так и в послевоенный периоды. Например, оценки среднегодовых темпов роста национального дохода и ВНП СССР по расчетам ЦСУ СССР и ЦРУ США различаются весьма заметно: для периода 1951-1960 гг. - 10,2% и 5,1% соответственно, для 1961-1965 гг. - 6,5 и 4,8%, для 1966-1970 гг. - 7,8 и 5,0%. См. Economic Statistics for Economics in Transition: Eastern Europe in 1990s. P. 108.
8 На наш взгляд, этот вывод требует более серьезного обоснования. Так, приводимая автором таблица 88 ("Доля пособий и услуг социального характера в социалистических странах, 1952-1977 гг.") не содержит указаний на то, какие именно услуги включены - например, учитывались ли расходы на дома отдыха и санатории, профилактории на предприятиях и т.д.