11 февраля 1999 г.

С.В.Калмыков
(Институт российской истории РАН)

«Английская» и «континентальная» банковские системы
и их влияние на банковскую систему
дореволюционной России

   «Подключение» России к международной банковской системе (последняя четверть XVIII в.) произошло на том этапе, когда в банковской теории и практике были уже хорошо отработаны механизмы депозитных и обменных операций (обмена одних национальных денежных единиц на другие), создания платежных сетей (банки-корреспонденты и их филиалы) и организации иногородних и трансграничных платежей (через обращение векселей), и основные теоретические и практические проблемы, волнующие международное банковское сообщество, переместились в область организации банкнотной эмиссии (в частности, допустить ли единственность или множественность центров эмиссии, полное или частичное резервирование), а становление национальной российской банковской системы вдобавок совпало по времени с этапом диверсификации банков по преобладающим видам деятельности и переходом к формированию двухуровневой банковской системы: центральный банк как главный эмиссионный и резервный институт — разнообразные специализированные акционерные и частные банки. В зависимости от того, какое разрешение получали эти вопросы в Западной Европе, откуда в основном и шли все импульсы развития, на протяжении последней четверти XVIII и всего XIX в. сложились два основных варианта организации банковской системы, которые могут быть условно определены как «английский» и «континентальный».

   Внутренние проблемы организации банкнотного обращения связаны с двумя различными, хотя принципиально взаимосвязанными, вопросами: во-первых, об особенности резервирования, и в связи с этим о сроках и механизмах погашения — превращения банкнот в общепризнанное средство платежа, каковым традиционно выступало золото, и, во-вторых о допустимости и желательности единственного или множественного механизма эмиссии, то есть о количестве выпускающих банкноты банковских учреждений. Принципиальная схема деятельности любого банка выглядит следующим образом: он привлекает средства под определенное материальное вознаграждение (процент), для выплаты которого он должен каким-либо способом поместить эти средства во что-то, приносящее прибыль. Основная особенность любого современного банковского учреждения заключается в том, что оно выстраивает относительно длительные активы (кредиты на срок, вложения в ценные бумаги) на базе сравнительно краткосрочных пассивов — средств клиентов на текущих и расчетных счетах (средств в расчетах), а также срочных вкладов. Из этого вытекают два следствия: активы и пассивы банков, как правило, принципиально несбалансированы по срокам и величине доходности, и, во-вторых, размеры потенциально высоколиквидных обязательств банка обычно превышают размеры его фактически высоколиквидных активов — при том, что по общей сумме все активы номинально равны всем пассивам.

   Следующий важный момент — средства, поступающие в виде пассивов и, с бухгалтерской точки зрения, выглядящие единой массой, в действительности таковой не являются, представляя собой: а) средства, которые доверены банку во временное (считающееся безопасным) хранение и предназначены вкладчиками для поддержания своей текущей ликвидности, и б) средства, которые вкладчики ссужают банку в долг с тем, чтобы он как посредник предоставил их предпринимателю, который вложит их в некое прибыльное дело и поделится с ним доходом. По своей сути эти два компонента весьма различны, и смешивает и обезличивает их лишь универсальный характер денег и механизма денежного обращения. Особенности же банковского менеджмента таковы, что руководство банка в своей стратегии и тактике психологически предрасположено а) стирать означенные различия и б) игнорировать тот факт, что текущая оценка их активов (вложений) может ведь опускаться и ниже номинальной суммы (которая, напомним, равна номинальной сумме вверенных им пассивов), в то время как адекватную переоценку в сторону понижения пассивов банк произвести не может! В результате такой несимметричности банки все время находятся в ситуации риска: они принимают на себя обязательства, которые потенциально в состоянии исполнить лишь если все те, кто имеет право востребовать свои деньги, не сделают это одновременно. Если же такая ситуация возникает, то тогда имеет место так называемая банковская паника, перерастающая в действительные или мнимые «кризисы ликвидности» — которые заканчиваются банкротством тех, у кого данный перекос оказывается сильнее, и неизбежной более-менее значительной рестрикцией (временное прекращение платежей, реструктуризация активов и т.п.) для всех устоявших банков.

   Названная схема получила название системы с неполным или частичным резервированием. Ее противники указывают, что она вредна прежде всего тем, что порождает и у руководства банков, и у вкладчиков иллюзии относительно величины и структуры реально имеющихся в их распоряжении кредитных ресурсов и тенденцию развивать кредитную экспансию — искусственно наращивать объемы кредита сверх реальных возможностей их покрытия. Противоядие без фундаментального изменения организации было найдено в механизме регулярного и частого клиринга (то есть взаимного предъявления отдельными банками банкнот друг друга к погашению), сдерживавшего кредитную экспансию, что было реализовано прежде всего в рамках шотландской и лишь отчасти — английской банковской системы, и в переходе к системе, где функции хранения денег, осуществления платежей и кредитования максимально разнесены, предполагая создание особых депозитных, инвестиционных и коммерческих (осуществляющих краткосрочное кредитование текущего коммерческого оборота) банков1 — что уменьшает системный риск ликвидности, и что на практике было с наибольшей степенью последовательности реализовано в рамках английской системы в интервале 1780–1880 гг.

   Переходим к вопросу о роли центрального банка. При системе частичного резервирования банковское сообщество, как общее правило, склонно скорее к кредитной экспансии, чем к кредитной рестрикции, то есть к увеличению объемов и удлинению сроков предоставления кредитов. На стадии развернувшейся в мире после 1750 г. промышленной революции это отвечало объективной стратегической потребности общества в больших объемах инвестиционного кредитования как предпосылки своего развития. Однако в нисходящей фазе кондратьевских волн это приводило к циклическим повторениям общих кризисов ликвидности, в значительной части которых на помощь терпящим бедствие банкам приходила государственная власть, спасая их от массового возмущения либо вменением банкнотам хождения по принудительному курсу, либо включением печатного станка — в последнем случае бремя издержек по восстановлению ликвидности банковской системы перекладывалось на плечи общества в целом.

   Для осуществления основной части регулирующих функций государства в монетарной сфере в исторически достаточно короткий срок — 80–100 лет в большинстве стран был создан особый институт — центральный банк. Изначальной целью его создания повсеместно выступало финансирование государственных расходов — правительство было заинтересовано в существовании эмиссионного центра, который мог бы профинансировать его избыточные расходы. С этим всегда был связан более-менее значительный элемент монополизма и принуждения: монопольное право на эмиссию и право запрещать хождение любых других денег, кроме выпущенных им самим. Второй важнейшей функцией центральных банков, в особенности стран, начавших в XIX в. ускоренное экономическое развитие (таких, как прежде всего Германия, отчасти Россия и др.), было поддержание дешевого и постоянного кредита — без центрального банка возможности кредитной экспансии без слишком частого повторения кризисов ликвидности являются гораздо более ограниченными. В результате, действие комплекса достаточно очевидных по прошествии времени факторов: интерес в облегченном кредите и, в меньшей степени, повсеместный рост государственных расходов в связи с развернувшейся индустриализацией мира способствовали тому, что страны одна за другой вводили у себя центральные банки, которые в обмен на свои банкноты с вмененным статусом единственного законного платежного средства и оказание поддержки отдельным банкам в ходе частичных кризисов ликвидности постепенно сосредоточили в своих кладовых реальные активы банковской системы своих стран, и в итоге так называемый чистый золотой стандарт, характерный для большей части XIX в., уже к концу его уступил место частичному, при котором объем эмитированных центральным банком банкнот более-менее значительно превышает его золотые запасы. (Последнее может рассматриваться как своего рода неизбежная «плата» за ускоренный экономический рост).

* * *

   Основными чертами эволюции банковской системы на британских островах выступали, прежде всего, наличие трех в основном четко разграниченных банковских систем — английской, шотландской и ирландской, которые вплоть до начала 1920-х гг. оставались в значительной степени сепаратными образованиями. Второй, и в известной степени даже более отличительной характеристикой выступало вплоть до 1970-х гг. разделение сфер труда (деятельности), которое находило выражение в существовании параллельных финансовых рынков и, в еще более общем плане, разделении «домашней» и «заморской» активности. Следовательно, в британских банковских системах вплоть до последних десятилетий не существовало «универсальных» или «смешанных» институтов. Их источником и в значительной степени прообразом выступал известный французский банк Crédit Mobilier. Перечисленные черты ярко выражались как в структуре, так и на практике. В свою очередь, эта специфика являлась отражением того обстоятельства, что Британия выступила колыбелью промышленной революции, ранней и потому относительно менее «концентрированно-капиталоемкой» (этот процесс был более «размазан» во времени), а также вытекала из британской торговой и промышленной гегемонии в течение столетия 1750–1850 гг.

   «Современная» британская банковская система в указанных выше чертах начала развиваться, формально и институционально, с последней четверти XVII в., и завершается это развитие в основном в 1880-е гг. Начиная с 1890-х гг. происходит постепенная «амальгамация» английской банковской практикой «континентальных» черт организации — хотя, с другой стороны, в наиболее «чистом» своем виде английская система проявляется между 1780-ми и 1830-ми гг.; дальше четкость исчезает, все становится не таким ясным, возрастает тенденция участвовать в международных финансовых операциях, тенденция к экспорту капитала и др. В то же время надо сказать, что именно Англии принадлежит исторический приоритет в становлении и разработке теоретических и практических основ, принципов и механизмов деятельности центрального банка.

   «Континентальная» схема организации банковской системы на протяжении большей части XIX в. может до известной степени отождествляться с банковской системой прежде всего наиболее сильной в экономическом плане страны — Франции (в последней четверти столетия эта роль перешла к Германии). Во Франции наиболее сильный удар по модели нескольких конкурирующих между собой эмиссионных банков был нанесен знаменитым законом 14 апреля 1803 г., которым правительство даровало Банку Франции (Banque de France) впоследствии продленную законом 22 апреля 1806 г. на 15 лет исключительное право выпускать в обращение векселя на предъявителя и без конкретного срока погашения (банкноты), распорядившись об изъятии в связи с этим к определенной дате банкнот других банков, и наложило запрет на создание эмиссионных банков в провинции. В эпоху, когда капиталы были еще редки, привилегия эмиссии имела важное значение для учреждения, которое ею пользовалось; это был своего рода способ сделать беспроцентный заем у металлического обращения.

   Отсталость банковской системы континентальной Европы по сравнению с английской проявлялась главным образом в провинции. Деятельность провинциальных частных банков и банкиров заключалась главным образом в покупке векселей и переучете их в Банке Франции и размещении государственной ренты. Правительство так называемой Реставрации на какое-то время восстановило несколько частных банков в провинции, однако они должны были действовать в рамках жестких ограничений и на деле оказались мелкими банками местного масштаба. Основную роль в деловой жизни Франции играли крупные и более «интернациональные» по роду деятельности частные банкирские дома, оперировавшие с металлической наличностью, банкнотами национальных банков, вексельной массой и государственными обязательствами. Основной их специализацией являлся краткосрочный коммерческий кредит, иногородние и в особенности трансграничные переводы и размещение государственных займов. Потребовалось, чтобы процесс индустриализации продвинулся так далеко вперед, создал такой спрос на долговременный и инвестиционный кредит, который не мог удовлетворяться частными банками (прежде всего из-за чрезмерно возраставшей несбалансированности по активным и пассивным операциям), который привел к появлению инвестирующих банков. По прошествии времени видно, что своего рода «катализатором» здесь послужило развернувшееся во Франции со второй половины 30-х гг. XIX вв. сооружение сети железных дорог и каналов, а для остальной «дозревшей» части Европы эта фаза наступает в 50-е гг. Эти банки (первыми среди которых были Société Générale du Crédit Mobilier и Société Générale de Belgique, а позднее Société Générale de Crédit Industriel et Commercial) разработали эффективные схемы привлечения пассивов и помещения их в долгосрочные вложения в виде размещения облигационных займов промышленности и кредита под обеспечение ценных бумаг (векселей и позднее акций) промышленности, которые были бы в принципе невозможны без упоминавшейся выше системы частичного резервирования с центральным банком и фактической подмены полного золотого стандарта частичным. Указом императора в 1852 г. во Франции создается специальный банк «Земельный кредит» (Crédit Agricole) для ипотечного кредитования. Эти инвестирующие банки активно занялись организацией дочерних банков в других странах (Darmstädter Bank für Händel und Industrie (Германия, 1853) и др.).

   Приблизительно с начала 1870-х гг. европейская банковская система вступила в новый этап своего развития, для которого было характерно становление чисто депозитных банков, а также работавших в основном с промышленностью (в том числе, занимавшихся долгосрочными инвестициями) так называемых «деловых» банков; часть из них оперировала в основном или даже целиком на собственные средства, реинвестируя полученные прибыли. Однако не они определяли «лицо» континентальной банковской системы. Страны континентальной Европы были не так богаты капиталами как Англия, и нуждались прежде всего в долгосрочных инвестициях (больше протяженность транспортной сети, более низкий исходный уровень, с которого они начали процесс индустриализации в сочетании с более крупными средними размерами предприятий, создаваемых в 1870-е гг. по сравнению с 1830-ми и тем более 1750-ми — а значит, во всех случаях неизбежно большая капиталоемкость). Это обусловило становление и последующее доминирование здесь типа универсального кредитного учреждения, совмещающего депозитные операции с краткосрочным и долгосрочным кредитованием, а в фазе 1875–1914 гг. явственно отдающего приоритет и подчиняющего этому (в той или иной мере) все остальные задачи долгосрочному инвестированию. Все сказанное с еще большим основанием можно отнести к России, и потому совершенно закономерно, что в ней утвердился именно «континентальный» вариант организации банковской системы.


1 В случае депозитного банка переданные средства не приносят никакого дохода своему владельцу — в виде компенсации ему предоставляется вести расчеты банковскими чеками, а желающим получать доход предоставляется открыть в банке инвестиционный счет, передав свои средства в трастовое управление банку, но при этом вкладчик обязан отдавать отчет в неизбежной для любых инвестиций степени риска, а депозитные банки — предоставлять инвестиционные кредиты (непосредственно предпринимателям или инвестиционным банкам и финансовым компаниям) лишь в объеме открытых у них инвестиционных счетов. Следует добавить, что все аргументы критиков, материализовавшиеся в черты описанной системы, были в значительной степени сформулированы именно на основе осмысления реальных банковских кризисов последней четверти XVIII — первой половины XIX в.