Миронов Б.Н.
(д.и.н., Санкт-Петербургский филиал
Института российской истории РАН)

 

Время — праздник или время — деньги?
Переход от потребительской трудовой этики к буржуазной
в предреволюционной России

   Трудовая мораль, господствующая в обществе, имеет исключительно важное значение для экономического прогресса, роста производительности труда и благосостояния населения. Некоторые экономисты справедливо называют ее четвертым фактором производства после известных трех — земли, труда и капитала.

   Различаются два идеальных типа трудовой этики, один из которых можно назвать потребительским, традиционным, или минималистским, другой — современным, буржуазным, или максималистским. Согласно принципам минималистской трудовой морали работать следует до удовлетворения скромных по своему составу потребностей семьи в питании, одежде и жилище и не стремиться к накоплению; напротив, максималистская трудовая этика ориентирует человека на достижение максимально возможного результата в своей работе, а предпринимателя — на максимальную прибыль в рамках существующих законов.

   Трудовая мораль российского крестьянства XIX - начала XX в., если ее оценивать по числу праздников, годовому рабочему периоду и по отношению к труду, представляла собой классический образец традиционной трудовой этики. Крестьянин работал до удовлетворения скромных нужд семьи, не стремился к накоплению и весь годовой доход потреблял. В случае повышения потребностей по причине увеличения числа едоков он увеличивал “степень самоэксплуатации”, но до определенных пределов, дальше которых идти не хотел.

   Трудовую этику рабочих можно идентифицировать, основываясь на данных о числе рабочих дней в году и продолжительности рабочего дня, о нарушениях трудовой дисциплины и наблюдениях современников, близко знавших рабочих.

   В дореформенное время большинство промышленных заведений останавливало работу во время страды и сенокоса, рабочие имели много праздников, почти столько же, сколько и крестьяне, и их число устанавливалось не законом, а обычаем или соглашением между рабочими и предпринимателями. Рабочий год продолжался в большинстве случаев около 240 дней, продолжительность “чистого” рабочего дня на большинстве предприятий колебалась от 14 часов летом до 9 часов зимой, в среднем в год составляла 12 часов. Существенные изменения в ритме промышленного труда стали происходить с приходом промышленной революции в середине XIX в.: обнаружилась тенденция к сокращению и унификации числа праздничных дней на отдельных предприятиях. Среднее количество рабочих дней составляло в 1885 г. 283, к 1904 г. увеличилось до 287,3 дня, но с 1905 г. под влиянием рабочего движения число рабочих дней стало уменьшаться и в 1913 г. составило 276,4. Фактическое число рабочих дней, отрабатываемое отдельным рабочим, было меньше: в 1885 г. — 264, в 1904 г. — 268, в 1913 г. — 257. Рост числа рабочих дней отчасти компенсировался уменьшением продолжительности рабочего дня с 12,3 в 1850-е гг. до 11,7 часа в 1885 г., до 10,6 часа в 1904 г., до 10,2 часа в 1905 г. и до 10 часов в 1913 г. В результате годовой рабочий период формально составлял 1850-е гг. примерно 2952 часа, в 1885 г. — 3311, в 1904 г. — 3045, в 1913 г. — 2764 часа, а фактически — соответственно 2880, 3089, 2841, 2570 часов. Несмотря на сокращение годового рабочего периода в начале XX в., труд рабочих стал более регулярным и интенсивным благодаря тому, что предприниматели, заинтересованные в скорейшем возвращении затрат на дорогое оборудование, стремились, чтобы их заводы и фабрики работали круглый год.

   Данные о штрафах содержат ценный материал о нарушениях трудовой дисциплины и, следовательно, могут характеризовать отношение рабочих к труду. До 1886 г. штрафы накладывались практически за все нарушения, известные фабричной администрации. Закон 1886 г., поставивший штрафование и расходование штрафных денег под контроль фабричной инспекции, привел к тому, что подвергаться штрафам стали преимущественно злостные нарушители порядка, вследствие чего сведения о штрафах стали существенно — не менее чем в 10 раз — преуменьшать число нарушений дисциплины. Данные за 1901-1914 гг. показывают, что дисциплинированность рабочих колебалась по годам, находясь в зависимости от экономической конъюнктуры и политической ситуации в стране. Во время промышленного подъема, когда спрос на рабочие руки увеличивался и работу было найти нетрудно, дисциплина снижалась, и наоборот, в годы экономического спада из-за страха потерять работу рабочие становились дисциплинированнее, наблюдалось уменьшение жалоб и претензий с их стороны. В годы подъема освободительного движения, когда все противники существовавшего строя привлекали рабочих для поддержания своих политических требований, трудовая дисциплина падала; наоборот, в годы политической стабилизации дисциплинированность повышалась. Но при всех колебаниях обнаруживается тенденция к понижению уровня трудовой дисциплины: в 1901-1904 гг. в среднем на одного рабочего приходилось как минимум 2,22 нарушения в год, а в 1910-1913 гг. — 2,50. Поскольку реальное число нарушений дисциплины в 10 раз превышало число штрафов, следует признать, что российский рабочий отличался недисциплинированностью и в этом отношении во многом уступал своим западноевропейским коллегам.

   В формировании трудовой этики рабочих самым активным образом участвовали предприниматели и их администрация. В связи с этим встает вопрос, насколько честно они соблюдали рабочее законодательство и условия договоров? Об этом можно судить по числу обнаруженных фабричными инспекторами нарушений законов со стороны предпринимателей и по числу жалоб рабочих на фабричную администрацию. Данные за 1901-1914 гг. свидетельствуют о том, что хотя предприниматели часто нарушали рабочее законодательство и договоры, они делали это почти в 2 раза реже, чем рабочие: в среднем на одно предприятие ежегодно приходилось одно нарушение законодательства (1,12), а на одного рабочего два штрафа, значит, два нарушения трудовой дисциплины (2,19). Хотя со временем число жалоб на предпринимателей несколько увеличилось, недовольство высказывали сравнительно мало рабочих — в среднем за 1901-1914 гг. всего 6,3% от общего их числа. Об этом же свидетельствуют сведения об участниках экономических забастовок: в 1895-1904 и 1908-1911 гг. в них принимали участия не более чем 4,7% всех рабочих, в 1912 г. — 8,2%, в 1913 г. — 16,6%. Сравнение взаимных претензий приводит к выводу, что рабочие были больше удовлетворены своими предпринимателями, чем предприниматели своими рабочими.

   Трудовая этика рабочих в пореформенное время в основном оставалась традиционной, минималисткой и весьма медленно трансформировалась в современную, максималистскую. Большинство рабочих работали так же, как и крестьяне — “только по понуждению голода и холода”. Узкое место трудовой этики рабочего состояло, не в том, что он в принципе не мог интенсивно работать, а в том, что работать в полную меру своих сил он считал необходимым не каждый день, а лишь в экстраординарных ситуациях, да и в эти минуты трудового энтузиазма он не мог трудиться качественно из-за недостатка квалификации, знаний, рачительности, предприимчивости и элементарной дисциплины. По мнению современников, две главные причины определяли трудовую мораль рабочих: низкий уровень культуры и их крестьянское происхождение. Статистический анализ данных о штрафах по губерниям позволил определить еще один важный фактор: степень концентрации производства, решающим образом влиявшую на характер межличностных отношений на предприятии и характер труда — ручной или машинный: коэффициент корреляции между долей крупнейших фабрик в губернии и процентом оштрафованных рабочих равнялся 0,680-0,699, между размерами штрафа на одного рабочего и долей крупнейших фабрик в губернии — 0,696-0,780. Отдельные категории нарушений дисциплины также находились в тесной связи с величиной предприятия.

   Традиционный характер трудовой этики был характерен для большинства рабочих начала XX в. Однако уже тогда существовал слой рабочих, вероятно не слишком многочисленный, отличавшихся современным отношением к труду. В литературе они называются “рабочей аристократией” в отличие от “сознательных рабочих”, или “рабочей интеллигенции”. Они склонны были адаптироваться к правилам жизни, которые диктовал капитализм, осуждали пьянство, отсутствие дисциплины, невежество и общее отсутствие культуры у рабочих, потому что это мешало им удовлетворительно устроить свою жизнь в рамках буржуазного общества.

   Перестройка традиционной трудовой этики в современную стала объективной необходимостью в эпоху индустриализации, которая требовала грамотного, инициативного и дисциплинированного работника, способного интенсивно и качественно трудиться не в экстраординарных случаях, а ежедневно и ежечасно. Для России это было тем более актуально, что молодая промышленность остро конкурировала с передовой западноевропейской за внутренние и внешние рынки. Превратиться в современного работника российский рабочий не мог в мгновение ока. Это был длительный, трудный и болезненный процесс, через который несколько раньше прошли все западноевропейские страны. Инициаторами перехода к современной трудовой этике, естественно, выступали предприниматели, как наиболее нуждавшиеся в работнике нового типа. Они использовали все возможные экономические средства, включая штрафы и поощрения, чтобы поставить рабочего в строгие рамки новой трудовой дисциплины. Поистине фабрика служила средством перевоспитания работника. Однако это не нравилось и не могло нравиться рабочим. Во-первых, они привыкли к другому, рваному ритму труда и не видели большого удовольствия даже в работе на себя, на приволье и свежем воздухе, не говоря уже про работу на другого, богатого и чуждого им по духу человека, в закрытом, душном и грязном помещении. Во-вторых, сами российские предприниматели далеко не всегда отвечали требованиям идеальной буржуазной трудовой морали. Они не только нарушали трудовое законодательство, но часто строили свой бизнес на обмане своих рабочих и других предпринимателей. Рабочие осознавали противоречие в требованиях со стороны предпринимателей к ним, рабочим, и к самим себе, и это не способствовало отказу от традиционной трудовой этики. Ломка стереотипов в массовом сознании рабочих создавала огромное социальное напряжение, порождала конфликты и агрессию, что служило одним из важных факторов российских революций начала XX в.

   Православные российские работники, будь то крестьяне или рабочие, предпочитали умеренную работу и любили праздники не потому, что они были ленивыми или глупыми, а потому, что в их системе ценностей труд не занимал столь высокого места, как в системе ценностей работника, воспитанного в протестантской культуре. “Этика праздности”, характерная для всех традиционных обществ, больше соответствовала представлениям российского работника о хорошей жизни, чем этика напряженного труда. Российский православный народ вплоть до 1917 г. жил по принципам традиционной трудовой морали или по христианским заповедям, т.е. не превращал трудолюбие, деньги и время в фетиши, которым следует поклоняться. Время — не деньги, был он уверен, время — праздник!