Соколов А.К. Советский «Нефтесиндикат» на внутреннем и международных рынках в 1920-е гг. // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И.Бородкина. Вып. 10. М., 2005. С. 101-131 (Постраничные примечания).

В интернет-версии публикации начало каждой страницы отмечено: {номер страницы}.


{101}

А.К. Соколов*

Советский «Нефтесиндикат»
на внутреннем и международных рынках в 1920-е гг.

Нефть является самым крупным козырем
в нашей игре с мировой буржуазией
и мы должны разыграть его
с максимальной политической выгодой...

Максим Литвинов,
зам. наркома НКИД

«Нефтесиндикат» и его место в восстановлении нефтяной промышленности

   В 1920-е годы перед большевиками со всей очевидностью встали задачи восстановления разрушенной экономики. Военно-коммунистическое хозяйствование, эксперименты предшествующих лет завели страну в тупик. В деревне бушевали восстания крестьян, недовольных продразверсткой. Села и города были погружены в темноту. Остро не хватало буквально всего: керосина, спичек, соли, мыла, — и так до бесконечности. Потухли заводские топки, паровозы стояли на запасных путях и ржавели, составы и вагоны пришли в ветхость. На приколе стояло большинство судов. Расстроились веками налаженные связи. Страна буквально задыхалась от недостатка топлива, сырья и энергии, и топливная проблема требовала немедленного решения.

   В годы Гражданской войны основные районы добычи угля и нефти — основных источников топлива для российской промышленности не были под контролем советской власти. В выдающемся плане коммунистического прожектерства того времени — ГОЭЛРО, с помощью которого кремлевские утописты намеревались быстро построить коммунизм в нищей и разоренной стране, рассматривались в основном альтернативные нефти источники топлива: торф, дрова, солома, уголь Подмосковного бассейна и т.д. Ученые и инженеры по заказу Высшего Совета народного хозяйства (ВСНХ) — главного штаба советской промышленности, составляли для этого техническое обоснование, не зная точно, чем еще будет располагать новая власть и какие районы останутся по ее контролем. Затем в вопросе о топливе центральное место стал занимать находившийся в разрухе Донбасс, и только после того как красные части в марте–апреле 1920 г. заняли {102}Грозный и Баку, где находились основные нефтепромыслы, перед Москвой в полном объеме встал вопрос о нефти.

   В 1921 г. до большевистского руководства наконец дошло, что на рельсах «военного коммунизма» оно приведет страну к гибели и провозгласило новую экономическую политику, которая и послужила средством восстановления промышленности. От безумных планов, реквизиций и мобилизаций, от нормированного распределения, от принудительного труда, использования трудовых армий, продразверстки, на чем, собственно, базировалась военно-коммунистическая экономика1 , пришлось отказаться и повернуться к рынку, развитию товарно-денежных отношений, прибегнуть к услугам дореволюционных специалистов и ученых. Но инерция военного коммунизма еще долго давала о себе знать.

   При восстановлении промышленности пришлось опереться на опыт, который был накоплен в народном хозяйстве России до прихода к власти большевиков. В первой половине 1920-х гг. был проведен последовательный цикл реформ, в осуществлении которых участвовали люди, знающие экономику, финансы, хозяйство, хотя ключевые посты оставались за большевистскими комиссарами, принадлежавшими к племени «пламенных революционеров». В то же время к восстановлению нефтяной отрасли были привлечены многие видные специалисты по нефти. Они входили в состав органов управления народным хозяйством: ВСНХ, Госплана, руководства практически всех главков и трестов, имеющих отношение к нефти. К числу специалистов с дореволюционным стажем принадлежал И.М. Губкин, с именем которого неразрывно ассоциируется советская нефть2.

{103}

   Первым шагом нэповских реформ была замена продразверстки в деревне продовольственным налогом. Эта мера, казалось бы не имеющая отношение к нефти, тем не менее послужила важным стимулом для восстановления нефтяного хозяйства. Если раньше у крестьян изымали все «излишки» сельскохозяйственного производства, обещая взамен продукты промышленности, коих подчас не было и в помине, то теперь сельские жители, а они составляли более 80% населения страны, могли приобрести нужные им товары на рынке. В частности, нужный, как воздух, керосин, который, несмотря на разглагольствования о «лампочке Ильича» и электрификации, оставался основным способом освещения деревенских изб. Теперь крестьянин мог приобрести его за продукты сельского хозяйства, за деньги у частника или в кооперативной лавке. В деревне появился спрос на нефтепродукты, но наиболее острую нужду в них все-таки испытывали не деревня, а город, прежде всего промышленность и транспорт, городские обыватели, причем по мере того как решались задачи восстановления, потребность в них увеличивалась.

   С переходом к нэпу план ГОЭЛРО по существу был отставлен в сторону. В 1921–1923 гг. была проведена реформа промышленности — «трестовская реформа». Хотя ведущие отрасли, в том числе нефтяная, оставались в непосредственном подчинении ВСНХ, но вместо централизованных главков и центров, присущих военному коммунизму (система главкизма), в структуре ВСНХ были образованы тресты, должные действовать на началах коммерческого расчета. Из государственного ведения выводились только небольшие предприятия, которые могли сдаваться в аренду частникам. Нефтяная промышленность входила в Главное управление по топливу (ГУТ) ВСНХ, которому подчинялись крупные предприятия, шахты и промыслы, а затем на его основе образованы тресты «Азнефть», «Грознефть» и «Эмбанефть».

   «Азнефть», созданная на базе Бакинских нефтепромыслов, стала самым крупным трестом советской России. В 1921/22 хозяйственном году (нэповская экономика велась не по календарным, а по операциональным хозяйственным годам, начинавшимся в октябре месяце) он произвел всего 2,49 млн т нефти, и только к концу 1920-х годов немного превзошел дово-{104}енный уровень — 7,28 млн т. Во главе треста с 1920 г. находился один из известных большевистских лидеров того времени А.П. Серебровский. С его именем связано восстановление бакинской нефти. По этому вопросу поначалу Серебровский напрямую контактировал с Лениным, слал ему телеграммы с данными о ее производстве буквально по декадам. В 1926 г. на место Серебровского был назначен М.В. Баринов3 .

   Трестом «Грознефть» до 1926 г. также руководил известный большевик И.В. Косиор — активный участник борьбы за установление советской власти на Северном Кавказе (в 1926 г. начальником треста стал С.М. Ганшин). Грозный стал во второй половине 1920-х гг. наиболее динамично развивающимся районом, несмотря на то, что в районе наблюдались серьезные национальные трения. В 1920-е гг. здесь удалось значительно превысить довоенный уровень, проложить нефтепроводы, и Грозный даже начал теснить Баку. Если в середине 1920-х гг. «Азнефть» производила две трети нефтепродуктов СССР, то к концу десятилетия — 57%, а доля «Грознефти» поднялась с 28 до 37%. В 1927/28 г. было добыто 3 633 000 т нефти с учетом эксплуатации нефтяных площадей Кубано-Черноморского района, сосредоточенных вокруг Майкопа (105 700 т) и подчиненных «Грознефти». Прирост более чем вдвое по сравнению с 1913 г. был достигнут за счет освоения новых перспективных месторождений в районе Моздока (Воскресенские промыслы).

   Трест «Эмбанефть» был образован в конце 1923 г. на включенных большевиками в состав Казахстана эмбенских нефтепромыслах. После истории с Алгембой они долго не могли оправиться, и в 1927/28 г. добыча нефти здесь составила всего 250 тыс. т.

   Между тем идея более или менее независимых трестов продвигалась туго. В большевистском руководстве продолжали витать мысль о едином государственном нефтяном хозяйстве, о создании единого нефтяного треста, непосредственно подчиненного Президиуму ВСНХ, который составлял бы планы развития отрасли, производил бы все работы по добыче и переработке нефти, ведал транспортными операциями, торговал нефтепродуктами в России и за границей. Подобные идеи находили поддержку среди ученых, сотрудничавших с новой властью, и, в частности, Губкина. В 1923 г. он писал:

   «До сих пор нефтяное хозяйство, по сути дела единое во всех своих этапах, начиная от разведки и кончая сдачей товара со склада потребителю, было и остается расщепленным... Такое положение дел явно ненормально, и объединение всех отраслей нефтяного хозяйства должно быть признано первейшим условием успешного функционирования этого {105}сложного организма. Второе условие, вытекающее из сказанного, это единство руководящей воли. Нефтяное хозяйство Республики должно управляться единым органом, задачи которого были бы сосредоточены только на этом объекте. Создание Всероссийского Нефтяного Треста, управляющего нефтяной промышленностью Республики и объемлющего не только добычу и переработку, но и перевозку и торговые операции, является важнейшей задачей дня»4.

   По этому вопросу происходили довольно острые стычки между Губкиным и начальником «Азнефти» Серебровским. Но идея создания единого нефтяного треста была отвергнута, и нефтяная промышленность была децентрализована. Тресты должны были стать основными производственными единицами в экономике. Согласно декрету ВЦИК от 10 апреля 1923 г. тресты определялись как «государственные промышленные предприятия, которым государство предоставляет самостоятельность в производстве своих операций, согласного утвержденного для каждого из них устава, и которые действуют на началах коммерческого расчета с целью извлечения прибыли». Предполагалось, что трестам сверху будут переданы достаточные права, чтобы вести независимую экономическую деятельность.

   В период нэпа тресты стремились к самостоятельности, но их деятельность была стеснена множеством ограничений. Сказывалось наследие военного коммунизма. Трестовским законодательством предусматривалось «принудительное занаряживание», т.е. обязательное исполнение зачастую невыгодных заказов. При реализации продукции тресты обязаны были отдавать преимущество госорганам и кооперации. Реальных прав, позволяющих добиваться прибыли, тресты не получили. Они преимущественно теоретически могли самостоятельно заниматься производством и реализацией продукции5 . Да и между самими трестами связи так и не приобрели рыночного характера.

   Сбытом продукции занимались, согласно реформе, государственные объединения — синдикаты, которые вроде бы тоже должны были действовать на коммерческих началах. Для внутренней и внешней торговли нефтью в июле 1922 г. был образован «Нефтесиндикат», который возглавил {106}В.А. Трифонов — один из сторонников Л.Д. Троцкого6 . Как указывалось в постановлении Президиума ВСНХ от 12 сентября 1923 г., «Синдикат является монопольным [выделено авт.] органом по реализации нефти как на внутреннем, так и внешнем рынках»7. В связи с началом борьбы против Троцкого и его сторонников осенью 1923 г. Трифонова сменил Г.И. Ломов (Оппоков)8 .

   С помощью создаваемых государственных синдикатов большевики стремились контролировать рынок, не допускать чрезмерного «развязывания рыночных отношений», устранить конкуренцию между трестами. Немудрено, что между «Нефтесиндикатом» и трестами, можно сказать, установились враждебные отношения, постоянно велась тайная война. Цены в синдикатской торговле устанавливались большей частью «сверху» в централизованном порядке. Для многих организаций и предприятий, пользующихся благосклонностью большевистских комиссаров, предусматривались привилегии и скидки. Синдикаты постоянно задерживали расчеты с трестами, лишая их прибыли и вынуждая держаться за натуральное хозяйство и устаревшую технику. Тресты постоянно испытывали нужду в оборотных средствах. Хозрасчетные отношения должны были вводиться на транспорте в виде тарифов за перевозки, но и здесь господствовали те же приоритеты. Беспрерывные распри между трестами, «Нефтесиндикатом» и НКПС, акционерным обществом «Каспар» (Каспийским пароходством), которое занималось перевозками нефти, продолжались все 1920-е гг.

   Одним из направлений нэповских преобразований должны были стать концессии, т.е. разрешения, выдаваемые государством частным предпринимателям и иностранцам на ведение в стране промышленной и торговой деятельности на определенных условиях. Поскольку крупный частный капитал в Советской России считался уничтоженным в результате национализации, и о возвращении собственности прежним владельцам большевики {107}вовсе и не помышляли, речь могла идти только о сдаче предприятий в аренду иностранным компаниям.

   Оказавшись в исключительно сложном положении на исходе Гражданской войны, большевистские комиссары, отчаянно нуждавшиеся в средствах для решения своих задач и одержимые идеями Маркса, поначалу рассчитывали, что иностранный капитал, максимально заинтересованный в получении прибыли, только и ждет, чтобы хлынуть в советскую Россию. Об этом, в частности, много говорил В.И. Ленин. Концессионным делом должен был заниматься специальный комитет Главконцесском, образованный в 1923 г. при СНК. Горячим сторонником идеи концессий выступал полпред в Лондоне Л.Б. Красин9 , раздавая направо и налево обещания зарубежным компаниям о концессиях. Вопрос о них активно обсуждался на конференции в Генуе в 1922 г., но больше зарубежные ее участники заботились о собственности прежних иностранных владельцев, благодаря чему, по воспоминаниям, «нефтяной дух» буквально пропитывал конференцию. Дело в том, что нефтяная промышленность дореволюционной России, национализированная большевиками, была тесно связана с иностранным капиталом.

   Однако концессионное дело в период нэпа шло, как говорится, ни шатко, ни валко. В результате горячих дискуссий в партийном руководстве10 был сделан вывод, что основные районы добычи и переработки нефти не следует предоставлять в концессии. На определенных условиях можно, дескать, давать их в других районах, в частности на Эмбе, на Сахалине или иных местах, где было уже известно о наличии нефтяных месторождений, но на освоение которых требовались значительные средства. Между тем иностранные компании боялись вкладывать капитал в страну с непонятно какой властью, открыто предрекавшей мировую революцию и конец капитализма. Властью, которая не скрывала, что концессии будут носить временный характер: только до тех пор, пока у большевиков не накопится достаточно своих средств или будет создана своя технология. Те же, кто все-таки осмелились рискнуть, оказались в весьма непростых обстоятель-{108}ствах и, в конце концов, вынуждены были свертывать свою деятельность в России. Поэтому основные операции, касающиеся нефти на международной арене, оказались в руках «Нефтесиндиката».

   Синдикат получил право самостоятельно без согласования с Наркоматом внешней торговли проводить экспортные и импортные операции. Партийное руководство в лице Политбюро на время как бы устранялось от этого вопроса, хотя при нем постоянно существовала комиссия по нефтеэкспорту, в которую входили руководители заинтересованных наркоматов, «Нефтесиндиката», трестов и других учреждений и ведомств (Ломов, Серебровский, Косиор, Губкин и др.). Только с переходом к планово-директивной экономике роль Политбюро в этих операциях стала заметнее11 .

   В середине 1920-х гг. в СССР было добыто 7 млн т нефти, и лишь в 1928 г. добыча приблизилась к 12 млн т, т.е. несколько больше, чем в дореволюционной России. Можно, таким образом, говорить об относительном успехе новой экономической политики в нефтяном хозяйстве. Однако темпы ее развития не могут быть признаны удовлетворительными. Одну из причин этого историк А.А. Иголкин видит в неправильно расставленных приоритетах политики в области энергетических и топливных ресурсов, что, по его мнению, оказало громадное влияние на всю последующую историю нефтяного хозяйства12 . Не отрицая воздействия энергетических дискуссий на нефтяную политику в 1920-е гг., думается, что нужно принять во внимание целую совокупность обстоятельств, влиявших на ситуацию. Первое, что нужно учесть, это мировые тенденции в нефтедобыче, нефтепереработке и международной нефтяной торговле.

Развитие мирового нефтяного хозяйства в 1920-е годы

   Пока большевики решали задачи восстановления нефтяной промышленности и спорили о приоритетах в энергетической политике, мир далеко ушел вперед. В передовых странах происходили гигантские изменения, неразрывно связанные с нефтедобычей и нефтепереработкой. Жизнь на Западе в 1920-е гг. стала обретать черты, хорошо знакомые нам и сегодня. Началась массовая автомобилизация. Автомобиль становился не роскошью, а средством передвижения и перевозки грузов. Автомобилями стали обзаводиться не только богатые, но и граждане с средним достатком. Цифры производства машин росли стремительными темпами. Их число к концу десятилетия существенно превысило 20 млн единиц. Каждая нуждалась в бензине и маслах. Наступала эпоха массового внедрения двигателей внутреннего сгорания, и с нею бензиновый век. Масштабное производство автомобилей вызвало усиленное {109}строительство автодорог, требующих гудрона и асфальта. По ним устремились потоки машин. Вдоль дорог, как грибы, вырастали автозаправки. С 1921 по 1929 гг. их число на Западе увеличилось в 20 раз. Дороги и автозаправки буквально меняли стиль и образ жизни. Она становилась быстрее и насыщенней. Повсюду возникали великолепные торговые центры, где можно было приобрести все: от бензина и масла до полировочных лаков.

   Крупные изменения происходили в промышленности и сельском хозяйстве. Снабжающие их током электростанции вместо угля переходили на более экономичное мазутное топливо. Применение моторов и усложнение техники, налаживание конвейерных линий также требовали нефтепродуктов, высококачественной смазки. Химическая промышленность развивалась бок о бок с нефтью. Началась аграрная модернизация. Взамен лошадей и волов, на поля фермеров выезжали тракторы, каждый из которых «жрал» в год до 5 т горючего, не считая смазки, другая сельскохозяйственная техника.

   Сильным толчком для нефтяного хозяйства стала мировая война. Если раньше в армии основными потребителями нефтепродуктов были артиллерия и пехота, то теперь появились танки, авиация, военная химия. Само название «танк» далеко не случайно и означает «бак», т.е. вместилище горючего. Революционные изменения происходили в авиастроении. Передовые страны в 1920-е гг. начали производство цельнометаллических самолетов с мощными двигателями, требующими высококачественных видов бензина. Армии передовых стран пересаживались на автомобили и мотоциклы, и на их вооружении уже находились сотни тысяч машин. Военно-морские флоты передовых стран также переходили на нефть, а уж подводные лодки, значение которых продемонстрировала война, требовали более экономичных видов нефтяного топлива.

   Без нефтепродуктов уже нельзя было ступить ни шагу, начиная с самых элементарных предметов повседневного обихода. Потребности в нефти росли стремительно. К 1928 г. ее производство в мире достигло 183 млн т, увеличившись более чем в 3 раза по сравнению с довоенным 1913 г. Основное количество нефти производилось в США — 125 млн т. На США в основном работала нефтедобыча Венесуэлы (15 млн т), Мексики (7 млн т). Американские компании владели 80% основных капиталов нефтяной промышленности. На Европу, в первую очередь, работали Персия (5,8 млн т), Румыния (4,3 млн т).

   Но дело уже заключалось не только в количестве нефти, а в тех структурных изменениях, которые происходили в бурении и эксплуатации скважин, транспортировке нефти, нефтепеработке и доставке нефтепродуктов потребителям. В США, например, стремительно распространялись способы глубокого бурения, откачка нефти из скважин с помощью помпонирования. Глубина бурения в отдельных случаях достигла более 2 500 м. Быстро {110}строились гигантские нефтепроводы и бензинопроводы. Потребность в трубах стремительно росла, стимулируя развитие металлургии. В переработке главной целью становился выход максимального количества бензина, достигший в США в среднем 40% от общего количества перерабатываемой нефти. Наряду со старым принципом простой перегонки нефти для разделения ее на фракции с различной температурой кипения распространялась обработка нефтяного сырья при высоком давлении и высокой температуре, т.е. крекинг. На международных и внутренних рынках развернулись настоящие сражения за потребителя, а поиск новых месторождений превращался в своего рода горячку. Нефтекомпании не считались ни с какими затратами на новое бурение, полагая, что где-нибудь да что-нибудь найдется.

Состояние советского нефтяного хозяйства в 1920-е гг.

   На фоне столь стремительных изменений в нефтяном деле, происходивших в мире, положение в монополизированной государством нефтяной отрасли СССР оставалось поистине удручающим. Нельзя сказать, что в 1920-е гг. ничего не делалось. Было стремление отойти от устарелых способов добычи и переработки, применить более совершенные методы откачки нефти из скважин глубокими насосами, внедрить американское вращательное бурение, повысить выход бензина из сырья с 1 до 7% и т.д. Но нефтяная промышленность СССР не поспевала за структурными изменениями и необходимостью углубленной переработки нефти, в том числе и в связи с выходом на мировой рынок. Структура потребления нефти в стране в середине 1920-х гг. выглядела следующим образом (см. Таблицу 1).

Таблица 1. Структура потребления нефти в СССР
в 1924/25 хозяйственном году, в т

Национализированные предприятия 1 844 513
Железные дороги 2 016 329
Морской и речной флот 667 056
Электростанции и водные сооружения 373 956
Прочие потребители 151 603

   Две трети потребляемой нефти составляло котельное топливо. Несмотря на отдельные случаи внедрения более прогрессивных способов бурения и добычи преобладали фонтанирование и тартание. Нефтяник В.И. Фролов писал, что фонтанная добыча в Бакинском, и особенно в Грозненском районе, выражается процентами, давно небывалыми. Введение в эксплуатацию фонтанных скважин, указывал он, несомненно, обессиливает район. Чем дешевле сейчас получается нефть, тем дороже она будет позже13 . Тем не {111}менее, доля фонтанной добычи поднялась к 1927 г. до 32%, к 1928 г. — до 40%, к 1930 г. — до 47%14 . Новые способы транспортировки нефти распространялись слишком медленно, вызывая перегрузку железнодорожного и водного транспорта. О строительстве новых нефтепроводов было больше разговоров, чем дела.

   От 1920-х гг. ведет начало советская тракторная эпопея. Планом ГОЭЛРО предусматривалось коммунистическое преобразование сельского хозяйства на основе электроплуга и электропахоты, но скоро стало ясно, что с ними ничего не выйдет. В деревенский социализм решили ехать на тракторах. Их стали покупать за границей. Поначалу было закуплено 2,5 тыс. единиц. В 1923 г. было издано постановление об организации тракторного производства в стране на старых заводах, прежде всего на «Красном Путиловце» (быв. Путиловском). Это были заграничные тракторы, произведенные по заграничным лицензиям («Фордзон-Путиловец»).

   Тракторизация ввиду потребности в горючем и смазке имела шанс стать способом расширения внутреннего рынка. В середине 1920-х гг. в сельское хозяйство было вброшено сразу 13 тыс. тракторов, но в дальнейшем процесс тракторизации замедлился. К 1929 г. их было 32 тыс., из них только 27 500 работоспособных. Потребление керосина как тракторного топлива даже уменьшилось. Выяснилось, что тракторизация требует снабжения сельскохозяйственным инвентарем, производства запасных для трактора частей, квалифицированных трактористов, технического и агрономического инструктажа. Обозначились болезни тракторизации, которые преодолевались с большим трудом, так как не хватало кадров для обслуживания тракторов в созданных для этой цели машинно-тракторных станциях (МТС). Поэтому каждый советский трактор вместо положенных для обработки 300 га делал лишь 137. Обнаружились и проблемы снабжения тракторов горючим и смазкой, которых не было под рукой. Нефтесклады с этой задачей не справлялись, и зачастую их приходилось доставлять «гужом». Кооперация, ввиду невыгодности продажи нефтепродуктов тракторопользователям, отказывалась от них. На переговоры о том, чтобы наладить дело, ушло более двух лет.

   К концу 1920-х гг. в стране встал вопрос о резком отставании от других стран в производстве бензина, который шел в основном на европейские рынки, где главным его потребителем был автотранспорт. Из примерно 40 тыс. машин, доставшихся Советам в наследство от старой России, к середине 1920-х гг. осталось всего 10–12 тыс., которые постоянно ремонтировались. Завод АМО был единственным в стране, рассчитанным на производство 1,5–2 тыс. автомобилей в год, но и он находился на консервации. В {112}1924 г. он выпустил всего 10 «полуторок». Отсутствие машин и дорог, какой-либо заправочной сети, высокая стоимость эксплуатации и ремонта свидетельствовали о том, что автомобильное дело в советской России находится в зачаточном состоянии. Асфальтовых дорог фактически не было. Только к концу 1920-х гг. асфальтовым гудроном были покрыты Моховая улица, Ленинградское шоссе и Воздвиженка в Москве. Покрытие производилось кустарным и дедовским способом. Немногочисленным автомашинам приходилось либо трястись по мощеным до революции улицам, либо тонуть в грязи или прыгать по ухабам. На всей территории страны господствовало бездорожье. Заправка и ремонт имеющихся машин тоже были проблемой. Бензин, например, приходилось буквально выпрашивать на складах. Хорошо, если он имелся в бидонах, но больше использовалась любая подходящая тара. Слабый спрос на асфальтовый гудрон вел к тому, что основным потребителем битума была кровельная промышленность, или металлургия для смазки гудроном прокатных валов. Можно представить, какой чад царил на заводах! С переходом промышленности на рельсы индустриализации выяснился резкий недостаток практически всех нефтепродуктов: консистентных мазей, идущих для смазки шариковых и роликовых подшипников, автолов, тяжелых масел, транспортных масел, солидола и т. д. Нефтепродукты были низкого качества. Например, парафин производился с сильным запахом керосина, что препятствовало его использованию для нужд ряда отраслей, например, в пищевой промышленности. Везде, где имелась потребность в высококачественных нефтяных добавках, существовал острейший товарный дефицит.

   В плачевном состоянии в 1920-е гг. находилось снабжение Красной Армии, как техникой, так и нефтепродуктами. Между тем большевики начали мечтать о создании танковых войск, авиации, строительстве новых больших линейных кораблей, подводных лодок, об автомобилизации армии, в то время как на Западе на вооружении уже находились сотни тысяч машин. Говорилось о том, что «хватит ремонтировать», необходимы новые боевые единицы. Советский Военпром настаивал на выпуске тракторов как средства развития механической тяги, с одной стороны, и как производства, наиболее близкого танкостроению, — с другой. Из 200 тыс. тракторов, запланированных Госпланом к производству на ближайшее время, 20 тыс. предназначалось для военных нужд15 .

   Потребность в нефтепродуктах усиливалась день ото дня. Советское руководство вынуждено было признать, что восстановительный период в нефтяной отрасли заканчивается раньше, чем в какой-либо другой, и провозгласило задачу ее реконструкции в качестве первоочередной. Это опре-{113}делялось как практическими, так и идеологическими задачами. Один из советских теоретиков нефтяного дела Б.М. Бондаревский, автор книги «Советская нефть», писал, что другие страны уже учли и оценили, что будущее благосостояние их будет построено на нефтяном фундаменте. «Мы всего этого как будто еще не совсем уяснили, не осознали колоссального масштаба игры»16 . Истинная задача государственной власти, по его мнению, состояла в том, чтобы создать из советской нефти аппарат, который поддерживал бы в будущем промышленную жизнь всей страны, сделал бы ее независимой и поставил бы ее в один ряд с державами, диктующими миру нефтяную политику.

   Переход к реконструкции намечалось начать со старых нефтяных районов. Поиска новых нефтяных месторождений в 1920-е гг. почти не велось. Получилось так, что с переходом к нэпу нефтеразведкой занимались сами тресты, но они вели ее только на подведомственной им территории. «Нефтесиндикат», пытавшийся организовать разведку, явно с этой задачей не справлялся. Отсутствие нефтеразведки в новых районах, где уже давно были известны выходы нефти, было чревато для будущего развития нефтехозяйства. Необходимость интенсификации разведочных работ и освоения новых месторождений, вроде бы, были очевидны ведущим специалистам, но их призывы были тщетными. В 1928 г. в СССР добывалось 9% нефти от уровня США, но новое бурение составляло всего лишь 2%.

   К этому времени относится возникновение острейших теоретических дискуссий по поводу того, куда направлять дальнейшие усилия в развитии нефтеразведки и нефтедобычи. Среди специалистов-геологов, круг которых был в общем-то невелик, и они хорошо знали друг друга, разразились споры относительно географии новых нефтяных месторождений. Наибольшим авторитетом пользовалась теория первичных залежей геолога К.П. Калицкого, по работам которого учились предшествующие поколения нефтяников. Она стояла на том, что нефть надо искать в первичных пластах, и, прежде всего, там, где когда-то были гигантские залежи морской травы. Иной точки зрения придерживался Губкин. Его положения сводились к тому, что нефтяные залежи тесно связаны с особенностями строения и состава горных пород. Нефть надо искать в осадочных породах, там, где в прошлом обильно развивался органический мир в морских условиях: на окраинах древних морей, там, где наиболее активно шла борьба между морем и сушей. В противовес теории первичных залеганий, Губкин выдвинул гравитационную теорию. Нефть приходит из районов своего первичного образования путем более или менее сложной миграции. На этой основе строилась стратиграфическая (рукавообразная) теория залегания нефтяных {114}пластов, согласно которой нефть способна пробиваться на поверхность, пользуясь трещинами в земной коре. С этой точки зрения, по мнению Губкина, наиболее перспективным был бассейн между Волгой и Уралом, указывая на необходимость бурения на нефть антиклинальных куполов. В дальнейшем Губкин распространял свою теорию на восточные склоны Уральского хребта, на Западно-Сибирскую низменность, другие районы.

   На основе своей теории Губкин формулировал концепцию целенаправленного поиска нефти в восточных районах страны и настаивал на создании единой централизованной геолого-разведочной службы. К взглядам Губкина отнеслись неоднозначно. Отдельные специалисты-нефтяники предупреждали, что достоверно известных запасов нефти при намеченных темпах добычи хватит только на 15 лет, что известные промыслы эксплуатируются много десятков лет без пополнения новыми площадями, сильно истощены и обводнены и предлагали немедленно начать широкое разведочное бурение, отмечая, что на освоение каждого нового района потребуется 5–6 лет17. Так, собственно, оно и вышло, несмотря на громогласные заявления о движении советской нефти на Восток. Нефтяник С. Богдановский поддерживал Губкина, настаивая на том, что создание единого разведочного центра должно облегчить поиск нефти вне районов деятельности нефтетрестов. Но многие выступали против теории Губкина. Даже его друг Д.В. Голубятников, тоже старый революционер, мнение которого было почти непререкаемым в хозяйственных органах, встретил построения Губкина с глубоким скепсисом. Геолог Н.Н. Тихонович говорил, что одного желания новых месторождений мало, нужны сами месторождения, одного наличия антиклиналий и куполов в осадочных породах еще недостаточно для получения нефти. Наиболее резко против Губкина, естественно, выступал Калицкий, и борьба против его теории стала одной из составных частей губкинского учения о нефти. Президиум ВСНХ тоже в довольно резких выражениях высказался против Губкина: «Волжская нефть Губкина такая же авантюра, как курское железо...» По поводу создания специального треста для поисков нефти в Урало-Поволжье Госплан вынес отрицательное заключение. Только в 1928 г. Губкину удалось добиться создания комиссии, перед которой была поставлена задача собрать все данные о нефтеносности Поволжья и Урала. Борьба между школами приобретала опасный поворот, далекий от научных дискуссий. Губкину наносили чувствительные удары, но и он не оставался в долгу, бил, что называется, наотмашь, публикуя разгромные статьи против Стрижова, Кисельникова, Ортенберга. И только с избранием в конце 1928 г. академиком, Губкин, по его признанию, стал ощущать себя «хозяином» в науке. Добавим от себя, что не только в науке. {115}В его пользу сыграло открытие нефти в апреле 1929 г. в Чусовских Городках на Урале. Губкин наращивал свой авторитет, не боялся вступать в споры с хозяйственными руководителями, с самим Сталиным. В 1930 г. стал ректором нового учебного нефтяного института, получившего название «губкинского». Его назначали руководителем научных учреждений, выдвигали на административные должности, связанные с геологией, добычей полезных ископаемых, изучением производительных сил страны. Но со временем все более очевидным становился тяжелый и властный характер ученого.

   Как представляется, основная причина отставания советского нефтяного хозяйства от времени состояла не в приоритетах, а в том, что нэповские реформы носили ограниченный характер. Разумеется, большевикам пришлось отказаться от своих наиболее одиозных догм и неосуществимых утопий, прислушиваться к мнению специалистов, заняться практическими делами, вникать в такие понятия как цена, прибыль, себестоимость и т.д., но этого еще было недостаточно. Коммерческие расчеты не были доведены до первичных звеньев экономики — отдельных предприятий и промыслов. Управление трестов и синдикатов, следуя сложившейся ранее модели, представляло собой гигантские государственные бюрократические конторы, опутывавшие своим влиянием всю экономику. Они сковывали инициативу и коммерческую деятельность. Каждая такая контора боролась за свои интересы, стараясь выбить для себя льготы и преимущества от государства.

   Несмотря на то, что благодаря рынку, пусть бюрократическому и подавленному, удалось восстановить промышленность и сельское хозяйство, наладить транспорт, улучшить жизнь людей по сравнению со временем бедствий и ужасов революции и Гражданской войны, надлежащих выводов из этого не делалось. Конечно, многие трудности нэпа имели исторически объективный характер, но это не значит, что можно списывать на это явные ошибки, просчеты, промахи и злоупотребления, допущенные большевистским руководством. Поэтому все 1920-е гг. были отмечены нарастанием противоречий в нефтяном хозяйстве страны. И, главное из них — между отсталой организацией отечественного нефтехозяйства и мировыми тенденциями в добыче, переработке и торговле нефтью, наглядно проявившиеся в деятельности «Нефтесиндиката» на внутреннем и международном рынках.

«Нефтесиндикат» на внутреннем рынке

   Продукция, производимая нефтяными трестами, должна была сдаваться «Нефтесиндикату». Удельный вес поставок по новой денежной калькуляции (после финансовой реформы 1922–1924 гг.) был определен в пропорции из 18 частей (11 на долю «Азнефти», 6 — «Грознефти» и 1 — «Эмбанефти»). Выручка тоже должна была делиться примерно в той же {116}пропорции. Эта пропорция не слишком точно отражала постоянно меняющуюся роль поставок трестами нефтепродуктов. Но главное заключалось не в этом, а в отрыве трестов от реальных рыночных отношений. В синдикат до 1929 г. не входили Кубано-Черноморские промыслы и небольшие предприятия других районов, оставшиеся в ведении местных органов, удельный вес которых в добыче и переработке нефти был ничтожен.

   Осуществляя торговые операции, синдикат, по идее, должен был расплачиваться с трестами (после покрытия своих расходов и уплаты налогов). Но расчеты с трестами, как вроде бы полагалось в рыночной экономике, стояли для него далеко не на первом месте. Поэтому образовывалась постоянная задолженность перед трестами. Так, в 1923/24 хозяйственном году «Нефтесиндикат» должен был перечислить «Азнефти» 80 млн руб., а на деле передал около 64 млн. Его задолженность «Азнефти» на 1 октября 1926 г. составляла 29 млн руб., 1927 г. — 47 млн руб., 1928 г. — 45 млн руб. Задолженность синдиката «Грознефти» за те же годы составила 15, 24 и 29 млн руб., «Эмбанефти» — 3; 3,4; 3,9 млн руб.18 Для расплаты с трестами со второй половины 1920-х гг. синдикат стал практиковать вексельную эмиссию. Благодаря ей денежная задолженность стала снижаться, тогда как общая задолженность продолжала расти. Тем самым в трестах создавалось напряженное финансовое положение и острый недостаток оборотных средств. Синдикат, следуя и подчиняясь государственной политике большевиков, назначал цены, которые были ниже себестоимости нефтепродуктов. Скидки предоставлялись Главвоенпрому, Ленмаштресту, Судотресту, Авиатресту, Ижорскому заводу, заводу «Красный Октябрь» и т.д. Тресты в результате оказывались в убытке.

О масштабах деятельности синдиката в его взаимоотношениях с трестами говорит Таблица 2.

Таблица 2. Поставка трестов «Нефтесиндикату»
в 1927/28 операционном году, в т

Нефте-топливо Черная смазка Керосин и пиронафт Бензин Масла и пр. товары Итого
«Азнефть» 4 262 505 162 860 1 163 386 296 312 350 637 6 235 600
«Грознефть» 2 078 097 52 115 640 954 557 329 20 619 3 249 114
«Эмбанефть» 83 708 794 32 278 59 174 180 949
Всего 6 424 395 215 769 1 741 618 853 641 430 430 9 665 763

   Источник. Нефтяная торговля СССР в 1927/28 операционном году. М., 1929. С. 48.

   Таким образом «Нефтесиндикат» почти ничего не оставлял трестам для самостоятельного выхода на рынок. «Нефтесиндикат» стремился прежде всего к увеличению собственных оборотов, своего капитала и своей финан-{117}совой мощью подавлять и принуждать тресты к проведению нужных для большевиков хозяйственных и агитационных мероприятий. При таких условиях любой коммерческий расчет становился фикцией. Начальник «Азнефти» Серебровский отмечал: «Существование Синдиката, к сожалению, не может быть коммерчески оправдано: если бы не было у “Азнефти” необходимости работать исключительно через Синдикат в теперешней его форме, мы несомненно имели бы еще бoльшие успехи в области развития нефтяного хозяйства»19 .

   Синдикат продавал не только нефтепродукты. Он заключал договоры по обмену нефтепродуктов на текстиль, сахар, на трубы и т.д., при этом часто преследуя свои собственные интересы за счет трестов. В общем балансе синдиката за 1928 г. в 345 млн руб. (1928 г.) расчеты с нефтетрестами составили только 99 млн руб.20

   «Нефтесиндикат», конечно, объяснял свои взаимоотношения с трестами высокими накладными расходами. В отличие от дореволюционных нефтяных компаний у него было мало своих нефтеналивных судов и цистерн, и он вынужден был заключать договора о перевозке нефтегрузов с железными дорогами и пароходствами, находившимися в ведении транспортного комиссариата (НКПС). Этот государственный монополист, в свою очередь, устанавливал высокие тарифы, которые были в полтора-два раза выше довоенных, в то время как цены на нефтепродукты оставались примерно теми же.

   Обеспечение нефтепродуктами на внутреннем рынке через «Нефтесиндикат» можно представить Таблицей 3.

   Сравнивая картину перевозок нефтепродуктов в 1920-е гг. с дореволюционным временем, можно констатировать их восстановление, правда, речные поставки несколько уменьшились. Отмечались большие простои нефтеналивного флота, значительное число нерациональных пробегов на железных дорогах. Возросла дальность перевозок, так как парк цистерн был еще на 10% ниже довоенного.

   Аппарат «Нефтесиндиката» к тому времени состоял из центрального правления в столице, 20 районных управлений, размещенных в крупнейших городах страны (в Москве, Ленинграде, Казани, Нижнем Новгороде, Саратове, Смоленске и т.д.). В его ведении находилось 836 нефтескладов (будущих нефтебаз и складов ГСМ), расположенных в 793 пунктах общей резервуарной емкостью в 4 782 946 т нефтепродуктов. При некоторых пунктах и складах в годы нэпа существовали нефтелавки синдиката. Базовые склады, снабжающие другие районы страны, находились в Астрахани,{118}

Таблица 3. Доставка продукции "Нефтесиндикатом" на внутреннем рынке в 1927/28 г., в т

Доставка нефтепродуктов Всего темных нефтепродуктов (нефть, топочный и смазочный мазут, гудрон и пр.) В том числе Всего светлых нефтепродуктов (керосин, бензин, масла) В том числе керосин Всего нефте-продуктов
топочный мазут нефть
Водными путями (наливом) 7 836 864 6 235 288 1 301 148 1 546 857 1 385 462 9 383 721
В том числе:
завоз в Астрахань
3 668 789 2 852 982 658 848 584 749 512 020 4 253 538
другие порты Каспийского моря (Махачкала, Дербент, Красноводск, Б. Ракуши) 346 435 320 996 24 381 75 034 68 241 421 469
на склады Волги и Камы 3 381 915 2 683 200 556 366 596 093 516 490 3 978 008
на Оку, Верхнюю Волгу и Северо-Запад 353 094 327 530 25 063 112 672 102 672 465 766
завоз через черноморские порты (Батуми, Новорссийск, Туапсе) 86 631 50 632 35 989 178 309 176 039 264 940
Железными дорогами 4 181 393 3 408 846 604 004 1 348 937 1 152 734 5 530 330
В том числе:
железными дорогами из мест производства наливом в цистерны
2 083 820 1 669 582 364 929 687 560 555 747 2 771 386
наливом в цистерны с Волги 1 762 095 1 449 964 199 928 353 138 296 124 2 115 233

   Источник.. Составлено на основе цифр, приведенных в сборнике: Нефтяная торговля СССР в 1927/28 операционном году. М., 1929. С. 37–39. При анализе цифр необходимо учитывать кратность перевозок (на железных дорогах — в среднем 2).

{119}Сталинграде, Камышине, Саратове, Нижнем Новгороде, Ярославле, Москве, Ленинграде, Перми, Владивостоке и других городах21 .

   На важнейшие посты в руководстве синдикатом выдвигались коммунисты. Время от времени они собирались на совещания в Москве (предшественники партийно-хозяйственных активов), где определялась торговая и снабженческая политика. При сметных ассигнованиях в 19 млн руб. синдикатские расходы составили в 1927/28 г. 30,2 млн руб. В том числе 50,2% — на содержание аппарата (зарплата работникам, льготы и выплаты, командировки и разъезды, содержание помещений и прочие управленческие расходы). Расходы на зарплату значительно повысились вследствие давления профсоюзов и органов труда, которые в годы нэпа вели политику в пользу работников. Расходы по приему, хранению и отпуску нефтетоваров составили 4,6 млн руб. Большая часть этих расходов уходила на оплату перевозок: госпароходствам и НКПС, в то время как складское оборудование, сохранившееся с дореволюционного времени, нуждалось в реконструкции и ремонте. Каждый склад представлял собой любопытное зрелище, словно шерстью обрастающий всяким дополнительным хозяйством. Многие считали, что снабжение нефтью вовсе не их главная задача. Складское хозяйство находилось в допотопном состоянии. Как показала проверка в Саратове, на нефтяных складах завели свой обоз, лошадей на 20. Когда завели, понадобилась кузница; построили кузницу, потребовалась столярная мастерская, затем плотничья. Выгоднее, дескать, делать телеги, чем покупать. На складах царил семейный дух. У каждого, кто там жил, заводились коровы, свиньи, куры, приезжали родственники, и, в конечном счете, нефтехозяйство рассматривалось как подсобное к своим домашним делам. И так — по всему складскому хозяйству22 .

   На базовых складах на Волге синдикат имел свои плавсредства для торговли нефтью на сумму около 10 млн руб. Это были в основном плавучие склады, насосные станции и баркасы, служившие средствами связи. Часть операций по перевозке грузов осуществляло торговое агенство «Каспар». От Астрахани до Сталинграда плавало коммерческое судно «А. Марти» с тремя железными баржами. Для снабжения нефтью Украины из Новороссийска в Одессу плавал танкер «Эльборус» (Эльбрус)23 .

   Сами работники «Нефтесиндиката» сравнивали его деятельность со спрутом, который протягивает свои щупальца во все концы Советского Союза. Производство керосина, керосиновых ламп и примусов для торговли было еще как-то налажено. Но потребности деревни только керосином {120}не ограничивались. Нужны были различные виды смазки, колесная мазь, деготь. Для деревенских лавок столь широкий и дешевый ассортимент был поистине головной болью. Керосин сам по себе играл незначительную роль в бюджете как крестьянского, так и не крестьянского населения, и не мог служить важным фактором развития нефтепромышленности.

Продажа керосина в 1920-е характеризуется Таблицей 4.

Таблица 4. Продажа керосина в СССР в 1920-е гг., в % к итогу

Продано 1924/25 1925/26 1926/27 1927/28
государственной торговлей 13,2 13,5 12,8 14,0
в том числе
розницей «Нефтесиндиката» 10,6 8,1 5,5 2,2
кооперацией 50,0 48,9 54,5 64,7
Частными торговцами 26,2 29,5 27,6 19,1
Итого 100,0 100,0 100,0 100,0

   Источник. Нефтяная торговля СССР в 1927/28 операционном году. М., 1929. С. 80.

   Сокращение продажи керосина на внешнем рынке позволило поставить вопрос об увеличении его сбыта внутри страны. В второй половине 1920-х гг. «Нефтесиндикат» поставил задачу увеличить продажу керосина вдвое и приблизить норму его потребления на душу населения к дореволюционной. Но, как видно из приведенных данных, несмотря на политические призывы вроде «Керосин — лучший сотрудник Агитпропа в деревне», щупальца «нефтеспрута» не доставали там до конечного потребителя. Более того, доля синдиката в торговле керосином постоянно снижалась. В оптовой и розничной торговле керосином оперативнее оказался частник. При этом следует учесть, что за кооперативной торговлей тоже скрывался подрядчик, доставлявший керосин в бочках со складов в потребительские лавки. Руководство синдиката пошло на снижение акциза и убыток от продажи, равный примерно 8 млн руб. («дешевый синдикатский керосин»), рассчитывая на увеличение сбыта. Кооперация же, несмотря на предоставляемые ей льготы, считала доставку и продажу керосина невыгодной. Однако «Нефтесиндикат», выполняя партийные директивы, продолжал проводить политику сокращения сделок с частными торговцами, особенно к концу 1920-х гг., приведшего к острейшему дефициту керосина на внутреннем рынке.

«Нефтесиндикат» на международном рынке

   С деятельностью «Нефтесиндиката» связано проникновение в 1920-е годы советской нефти на международный рынок. Большевики остро нуждались в дополнительных источниках средств для осуществления своих целей, и нефть рассматривалась как ходовой и прибыльный товар. Но для выхода на мировой рынок имелись большие препятствия. Пока в России {121}шла Гражданская война, на Западе происходила дележ русской нефти. Бежавшие из России владельцы акций нефтяных компаний распродавали их по дешевке нефтяным магнатам. Активно способствовал этому известный бизнесмен и коллекционер Калуст Гульбенкян, семейная биография которого была связана с Баку, а заодно скупал произведения искусства у бедствующих русских эмигрантов. Были выставлены на торги акции Нобеля. Оставшиеся представители этой династии, с трудом выбравшиеся из Красной России, вынуждены были продать свой пакет. В качестве претендента выступал «Ройял Датч Шелл», входивший до революции в российский Нефтяной консорциум, в лице «главного человека в мировой нефтяной индустрии» Генри Детердинга, уверенного в том, что большевистская власть скоро падет. В годы Гражданской войны он скупал акции компаний Манташева, Лианозова и др. Однако половина акций Нобеля оказалась в руках американской компании «Стандард Ойл оф Нью-Джерси», в отличие от других «Стандард Ойл», образовавшихся в результате демонополизации треста, называемая «Джерси». Покупка состоялась в июле 1920 г., уже после того, как большевики заняли Баку.

   В чем же состоял смысл сделки? Глава компании Уолтер Тигл понимал, что обеспечивать нефтью из России страны Европы будет намного дешевле. Надеясь на то, что власть большевиков долго не продержится, он взвешивал получаемые в случае ее падения преимущества: треть российской нефтедобычи, 40% нефтеперегонных заводов и 60% внутрироссийского рынка. На психологию американских предпринимателей влияло и то, что, согласно утвердившемуся мнению, нефтяные ресурсы Америки близки к исчерпанию.

   В сентябре 1922 г. в Париже представители всех крупных западных нефтяных фирм, включая дореволюционные российские, заключили союз по следующим позициям: никто не посягнет прямо или косвенно на промыслы и имущество предпринимателей, лишенных собственности советской властью; никто из них не приступит к работе на своих промыслах до того, пока они не будут возвращены прежним владельцам; никто не будет брать концессии в советской России, т. е. ей фактически объявлялась нефтяная блокада.

   Однако создать единый фронт против Советской России не удалось, а нефтяная блокада сыграла свою роль в том, что выход на международный рынок оказался в руках советского «Нефтесиндиката», вступившего в борьбу с крупнейшими нефтетрестами. В 1920-е гг. он развил довольно бурную деятельность в этом направлении. Способом проникновения стали более низкие цены по сравнению с другими рыночными поставщиками,

которые тем не менее были выше, чем на внутреннем рынке. Как говорил руководитель «Нефтесиндиката» Ломов: {122}

   «В интересах государства нам необходимо во что бы то ни стало форсировать экспорт..., но, если в отношении бензина и масел нет никакого сомнения в выгодности экспорта, то в отношении таких продуктов, как мазут и керосин ... нам нужно изменить политику. Нам придется экспортировать известное количество мазута, причем цены придется понизить... В отношении керосина мы наблюдаем, говоря экономическим языком, бросовый экспорт. Мы продаем керосин за границу ниже себестоимости. Куда мы можем экспортировать керосин? Он идет не в Европу, так как она вся уже перешла на электричество... Да и керосин наш желтоват. Всю массу керосина надо экспортировать в Египет, в Индию и другие колониальные страны24 ».

   «Нефтесиндикат» проникал на мировой рынок как путем организации собственных контор за границей, так и совместных учреждений по торговле русской нефтью. Конторы синдиката были созданы в Милане, Стамбуле, Смирне, Риге, Ревеле, Харбине. К концу десятилетия щупальца «Нефтесиндиката» протянулись до Южной Америки и Южно-Африканского Союза. До 1928 г. главная заграничная контора синдиката находилась в Париже. В ряде стран, традиционных потребителях русской нефти, «Нефтесиндикат» становился пайщиком акционерных обществ, фактически находившихся под его контролем. К таковым относились в Германии «Дерунафт» (Deutsche-Russische Naphtagesellschaff) и его дочерние предприятия. «Дерунафт» вел торговлю русской нефтью в странах Скандинавии, в Австрии, Чехословакии, Югославии. В Англии торговлей русской нефтью занималась «РОП» (Russian Oil Products Limited), во Франции — «Нафтрюсс», Италии — «Петролеа», в Латвии — «Ларунафта». В 1927 г. «Нефтесиндикат» отобрал у «Азнефти» пакет акций общества «Персазнефть».

   Нефтепродукты на экспорт поставлялись трестами «Азнефть» и «Грознефть». В 1927/28 г. они произвели на экспорт 2,73 млн т нефти. Любопытно сравнить структуру экспорта и внутреннего потребления (см. Таблицу 5).

Таблица 5. Структура внутреннего потребления и нефтеэкспорта в 1927/28 г.

Нефтепродукты Для внутреннего рынка Для экспорта Всего
Нефтетопливо 80,49 19,51 100
Черная смазка 100,00 - 100
Керосин 49,95 50,05 100
Бензин 4,93 95,07 100
Масла и прочие товары 34,49 65,51 100

   Источник. Нефтяная торговля СССР в 1927/28 операционном году. М., 1929. С. 71.

   Таким образом, между потреблением внутри страны и на международном рынке имелись разительные отличия. Производство советской нефти {123}не было конкурентноспособным по сравнению с ведущими компаниями. Тем не менее советское руководство всеми правдами и неправдами стремилось к завоеванию новых рынков, значительно превысив размеры дореволюционного экспорта.

   Для иностранных компаний существовал один способ обыграть «Нефтесиндикат»: принять участие в торговле советской нефтью. Две американские компании: «Стандард Ойл оф Нью-Йорк» и «Вакуум» пошли своим путем в делах с Советским Союзом. Первая даже построила керосиновый завод в Батуми, и сама же взяла его в аренду. Обе компании заключили контракты на закупку советского керосина — в основном для азиатских рынков.

   Экспорт нефтепродуктов осуществлялся главным образом через черноморские порты. Для доставки нефтепродуктов использовались нефтепроводы «Баку — Батуми» (проложена вторая ветка) и «Грозный — Туапсе», построенный в 1928 г. при содействии ряда иностранных компаний и, главным образом, «Стандард Ойл оф Нью-Йорк».

   Когда другие компании стали покупать советскую нефть и с ее помощью конкурировать с «Шелл» и «Джерси», их твердая позиция по отношению к Советам заколебалась, хотя и Детердинг и Тигл до конца своих дней оставались ярыми противниками большевизма. В 1924 г. было объявлено о создании совместной организации для закупки советской нефти. Как говорилось в Советском Союзе, чтобы воспрепятствовать ее продвижению на мировой рынок. Было оговорено, что 5% закупочной цены пойдет на компенсации бывшим владельцам русской нефти. Но затея полностью провалилась к моменту резкого обострения англо-советских отношений в 1927 г. «Я так рад, — писал сэр Генри Тиглу, — что из этих дел ничего не вышло. Я чувствую, что каждый когда-нибудь пожалеет, что вообще имел дело с этими разбойниками, единственная цель которых — разрушить всю цивилизацию и снова установить господство грубой силы». Антибольшевистские настроения Детердинга особенно усилились после его женитьбы на эмигрантке Лидии Павловой, дочери русского генерала, разорвавшей для этого прежний брак с Гульбенкяном. Детердинг слал телеграммы Дж. Рокфеллер-младшему (формальный патрон всех компаний «Стандард Ойл»), убеждая его не помогать Советам получать валюту, что «кровавая советская система скоро прекратит свое существование, если Ваши компании не будут ее поддерживать». Детердинг пытался организовать кампанию бойкота советской нефти, путем демпинга вытеснить ее с азиатских рынков25 .

   Это явно пришлись не по вкусу советскому правительству. Детердинг был объявлен едва ли не главным врагом Советского Союза. Его клеймили {124}на страницах советской прессы. В мировой печати наблюдался всплеск антисоветской кампании, раздавались призывы к свертыванию торговых отношений с советской Россией. В скандале оказалась замешанной «Джерси», и ее заставили отмежеваться от Советов. По словам Тигла, «думающие люди в Европе впервые поняли, что существует разница между одной компанией “Стандард Ойл” и другой». Но все же яростные нападки Детердинга не нашли особой поддержки в официальных кругах Запада. Сэр Генри, говорил один высокопоставленный британский чиновник, совсем потерял голову, сказав что не позволит никому покупать советскую нефть.

   К 1928 г. относятся первые контакты Г.Л. Пятакова, который за «троцкизм» был отстранен со своих постов и назначен советским торговым представителем в Париже, с упоминавшимся Калустом Гульбенкяном26. От Гульбенкяна требовалось организовать экономическое содействие СССР в продвижении советской нефти на мировой рынок и оказании финансовой помощи в реконструкции советской промышленности. По его свидетельству, речь шла о предоставлении западными банками на эту цель крупных займов. В первую очередь, как настаивал Пятаков, было бы необходимым создание объединения банков для финансирования тяжелой промышленности. При содействии Гульбенкяна было получено согласие на это ряда европейских и американских банков. Согласие выразил крупнейший германский «Дойче Банк», несмотря на резко отрицательное отношение его руководства к Советскому Союзу, и даже отклонил протест в связи с этим Детердинга. Однако, как выяснилось, Москва и иностранные банки по-разному понимали проблемы сотрудничества. По советским представлениям речь не шла о том, чтобы допустить иностранные банки к участию в советской индустриализации, а лишь о выгодных займах, т.е. о льготах, {125}предоставляемых государству, по сути враждебному Западу. В переговорах двусмысленная позиция Гульбенкяна по этому вопросу была очевидной. С одной стороны, он внушал Пятакову, что дело вовсе не безнадежное, и элементы политики можно исключить, с другой, — что не следует начинать с больших операций, а на первых порах ограничиться продвижением советской нефти, создав для этого объединение банков, но не для предоставления займов, а в форме концессий. В связи с этим он жаловался на трудности Сахалинской концессии, в которую он пытался войти.

   Гульбенкян вел с советским руководством сложную игру. Ясно, что никакого объединения банков не могло быть создано. Данные Гульбенкяном практические советы способствовали, конечно, советскому нефтяному экспорту, но Гульбенкян преследовал прежде всего свои собственные интересы, и за свою помощь он рассчитывал прежде всего на сговорчивость и льготные условия в приобретении художественных ценностей. Теперь хорошо известно, что именно он в ответ на вопрос советских представителей, что бы он желал получить взамен за содействие в продвижении советской нефти на мировом рынке, прямо указал, что хотел бы купить художественные ценности из Эрмитажа27 .

   К концу 1920-х гг. нефтяным компаниям Запада порядком надоел вопрос о возвращении собственности в России или о компенсации за нее, которые казались уже совсем безнадежным делом. Между тем забил поразивший воображение нефтяной фонтан в Ираке и привлек внимание всех участников нефтяного бизнеса. Пользуясь тем, что борьба с советской нефтью на мировом рынке поутихла, «Нефтесиндикат» еще более увеличил экспортные операции и довел их в 1929 г. до 3,62 млн т. В том же году ведущими трестами на мировом рынке нефти было заключено картельное соглашение на основе «статус кво» (как есть), негласно распространенное на «Нефтесиндикат», который, не особо соблюдая никаких соглашений о квотах, стремился на рынки других стран, куда доступ Советам, казалось, был заказан. Нефть рассматривалась как один из источников валютных поступлений на нужды индустриализации. Однако в конце 1929 г. разразился мировой экономический кризис, приведший к резкому изменению ситуации на мировом рынке.

   О характере международной торговли «Нефтесиндиката» в 1920-е гг. можно судить по данным, представленным в Таблице 6.

{126}

Таблица 6. Операции «Нефтесиндиката» на мировом рынке в 1927/28 г.

Отделения и представительства «Нефтесиндиката» Продано, т На сумму, в руб. Доля в физической продаже, в % Доля денежных поступлений, в %
РОП 702 243 27 513 519 25,65 25,49
Нафтрюсс 668 199 28 937 409 24,40 26,81
Представительство в Италии 555 658 14 614 437 20,29 13,54
Дерунафт 483 925 20 960 718 17,67 19,42
Стандард Ойл 161 469 4 074 860 5,90 3,78
Персазнефть 43 236 2 394 368 1,58 2,22
Представительство в Турции 37 837 3 447 671 1,39 3,19
Представительство в Латвии 14 821 832 205 0,54 0,77
Ларунафт 14 308 642 264 0,52 0,60
Представительство в Финляндии 14 956 1 126 793 0,55 1,04
Представительство в Эстонии 10 602 720 751 0,39 0,37
Представительство в Манчжурии 9 514 1 559 374 0,35 1,45
Представительство в Литве 6 486 393 562 0,24 0,36
Южамторг 5 499 420 542 0,20 0,39
Продано непосредственно в портах СССР 9 195 289 641 0,33 0,27
Всего 2 738 097 107 908 118 100 100

   Источник. Нефтяная торговля СССР в 1927/28 операционном году. М., 1929. С. 108.

   Таблица показывает, где операции «Нефтесиндиката» были наиболее выгодными, а где он вынужден был торговать по демпинговым ценам, чтобы выжить в условиях международной конкуренции. Следует заметить, что на неприхотливых азиатских рынках он увеличил экспорт в 1928/29 г. в два с половиной раза.

   В расчетах «Нефтесиндиката» с трестами от экспортных операций, они вроде должны были получать от него свою долю валютной выручки, но, поскольку валюта распределялась не ими, а в центре, она могла пойти вовсе не нужды трестов, а на покупку рукописей К. Маркса и Ф. Энгельса, архивных документов, связанных с деятельностью большевиков за границей.

   Для торговли нефтью «Нефтесиндикат» создавал собственный флот. В 1927 г. в эксплуатации были два танкера (теплохода) «Азнефть» и «Грознефть», совершавшие доставку нефтегрузов в Константинополь и Порт-{127}Саид (в адрес «Стандард Ойл»), каждый грузоподъемностью 5 тыс. т. В 1928 г. пущен танкер «Нефтесиндикат» грузоподъемностью 10 тыс. т и строились еще два таких же во Франции. Валютная оплата за фрахт поступала на счета Госбанка СССР.

   В конце 1920-х гг. поставки синдикатом нефтепродуктов на рынки Западной Европы составляла: по бензину — 4%, по керосину — 16%, по смазочным маслам — 12%, по нефтетопливу — 13%, по сырой нефти — 6%. Ожесточенные сражения «Дерунафта» за германский рынок имели в итоге, что советский бензин занял на нем ведущее место. Для нефтяной торговли «Нефтесиндикат» строил свои склады и заправочные станции, которые, в отличие от советских, должны были соответствовать современным требованиям28 .

«Коммунизация» кадров и преследование старых специалистов

   Допустив к управлению старых специалистов, большевики не доверяли им, не допускали к решению главных вопросов, последовательно проводя линию на «коммунизацию аппарата», т.е. выдвижение коммунистов на руководящие посты, независимо от их деловых качеств. Достаточно было вступить в партию, и карьера таким людям могла быть обеспечена. Профессиональные качества и специальная подготовка не играли решающей роли, поэтому выдвижение приобретало характер массового бедствия. В 1925 г., например, из 163 коммунистов, выдвинутых на работу в аппарат «Нефтесиндиката», 33 были выставлены неудовлетворительные оценки по пятибалльной шкале при всей снисходительности требований29 . Случаи некомпетентности в решении проблем нефтехозяйства выдвиженцами были вопиющими. Это, конечно, не могло не вызвать столкновений между такими людьми и специалистами. Особенное раздражение вызывало то, что труд «спецов», как их называли, оплачивался по особым ставкам.

   В период нэпа политика в отношении «спецов» была еще терпимой, и, как говорил один из коммунистических руководителей: «Надо сказать честно, что без спецов мы пока работать не можем. Нефтяников-спецов осталось очень немного, многие уже повымерли. Мы понимаем, что спецы — среда, которая крепко держится за свои навыки, которая думает, что без них мы не обойдемся, и бывают правы. Поэтому не нужно ерепениться, а немного подучиться... Но нужно смотреть, чтобы они нас не ввели в заблуждение. Можно поступиться чином, но и чтобы ответственность ложилась {128}на спеца. Наша тенденция — коммунизация аппарата, но делать это надо с умом и тактом...»30

   Ни ума, ни такта, увы, не доставало, и при первых же трудностях нэпа на специалистов посыпались обвинения во вредительстве, в саботаже строительства социализма, когда те выражали свое недовольство некомпетентным вмешательством в их дела. Свертывание нэпа не случайно совпадает с кампанией преследования старых специалистов. Особенно обострились отношения, когда началось необоснованное взвинчивание планов, а Шахтинское дело, сфабрикованное органами ОГПУ весной — летом 1928 г., стало сигналом для откровенной травли специалистов. Угольная отрасль в 1920-е гг. обладала приоритетом, поэтому понятно, почему борьба с «вредителями» началась именно с нее. Но скоро эпидемия распространилась на все отрасли и органы управления и привела к известным процессам против специалистов в 1930–31 гг., среди которых оказалось немало известных нефтяников, работавших в ВСНХ, Госплане, и, конечно, — в «Нефтесиндикате». В нефтяной отрасли «вредительство» было признано наиболее сильным и нанесшим наибольший вред. Здесь «вредители» якобы составили свое государство в государстве. О процессах против нефтяников, которые начались с 1929 г. — разговор отдельный. Ретроспективно оценивая обвинения, предъявленные на процессах против специалистов, большей частью абсурдные, нельзя не обратить внимание на следующие, которые, несомненно, являли собой отголоски реальных противоречий.

   Как свидетельствуют материалы, представленные из архива ФСБ, на организованной в 2003 г. Всероссийской выставке «Нефть и газ России», первые схемы вредительства в нефтяном деле тогдашнее ОГПУ отнесло к 1926 г. Во главе сети заговорщиков оно поставило английский Генштаб, связанный с компаниями «Стандард Ойл» и «Шелл», при содействии которых за границей якобы была создана организация Торгпром во главе с Детердингом, братьями Нобелями, Гукасовым, Лианозовым и др.31 От английского Генштаба ОГПУ протянуло ниточки в английскую миссию в Москве, и в Главгортоп, а от него — к «вредительским группам»: в Госплане, возглавляемой В.О. Ларичевым и И.В. Покровским; в «Нефтесиндикат» во главе с В.С. Полляком, П.М. Доншлаком, Ф.М. Рангурским и др.; от «Нефтесиндиката» схема «вредительства» идет на его заграничные представительства в Лондоне, Берлине и т. д., на представительства в Москве трестов «Грознефть» и «Эмбанефть», на сами тресты и научно-исследовательские институты.

{129}

   Специалистов-нефтяников обвиняли в том, что они представляли собой сплоченную группу, не допускающую в свою среду «нежелательных элементов» (читай коммунистов-дилетантов). Но, как говорилось, они имели очень сильное влияние на руководителей «Нефтесиндиката», нефтяных трестов, на ВСНХ. Вредительству в деле нефти якобы помогала специфическая обстановка. Нефтяное хозяйство было наиболее рентабельным, и государственные органы с учетом этого часто урезали при составлении контрольных цифр финансовые ассигнования на нефть. Бесконечные поправки создавали неразбериху, как раз, дескать, и нужную вредителям. Они якобы искусно пользовались также сложностью нефтяного хозяйства, включающего разведку, бурение, добычу, переработку, хранение на складах и транспортировку нефти. Они, говорили «компетентные специалисты из коммунистов», давали ложные справки по Баку, Грозному и Эмбе, и, таким образом, «нам, советским руководителям, можно было морочить голову», следуя указаниям нобелей и детердингов. Компетентность же выдвиженцев-коммунистов состояла в том, что они строго следуют задачам, которые ставит партия.

   «Вредителям» приписывались все недостатки советского нефтяного хозяйства. Вредительство якобы состояло в том, чтобы замедлять нефтеразведку, задерживать внедрение крекингов, препятствовать строительству нефтеналивных судов и пр. «Вредителей» обвиняли, в частности, в том, что они злостно выдвинули установку на такой тракторный бензин, который требует крекинга, вместо ставки на нефтетопливо, и получили согласие, в результате возникла линия на установку более 100 дополнительных крекингов и добычи 42 млн т нефти при больших ежегодных перерасходах бюджета в размере более 500 млн руб. Таким образом, с больной головы на здоровую, вредителям как бы вменялось в вину необоснованное взвинчивание плановых заданий. Многим предъявлялось обвинение в том, что они затушевывали «коренное различие между капиталистической и социалистической нефтяной промышленностью», подразумевая переход к плановому хозяйству.

   Они, «вредители», как указывалось на процессах, издевательски относились к повышенным плановым заданиям, нагло устраивали все по-своему. Мы, дескать, работники-коммунисты пасовали перед техническим авторитетом вредителей, которые занимали ответственные посты и занимались подготовкой кадров. Естественно, что на процессе от «вредителей» требовали показаний, как они обрабатывали советских работников, кто оказался под их влиянием, чтобы пойти дальше по выявлению «преступных связей». Рамзин на процессе Промпартии утверждал, что на их стороне был также Губкин, т.е. им «удалось обработать человека с большим именем». Роль последнего в организации процесса неясна. Известно, что «вредительская группа» была выявлена не только в Теплотехническом институте, руководимым Рамзиным, но и в губкинском НИНИ. Позднее, с высоты своего положения, Губкин писал, что «против него была организована невообразимая возня с участием {130}вредителей». В результате, однако, теория Калицкого была названа реакционной, его клеймили лжеученым, ретроградом и прочими эпитетами, в то время как за Губкина как за «своего» вступились. Говорилось, что «вредителям» удалось только оттеснить Губкина от решения важнейших вопросов, что, если посмотреть, что было на деле, было совершенной ерундой.

   «Вредители» якобы высказывали также сомнения в возможностях строительства трубопроводов. Как говорилось на процессе: «Они намеренно скривили их направление на Батум и Туапсе вместо Новороссийска и Поти». И здесь они нас побили, говорили коммунисты, «так как поддержка оказывалась вредительскими группами в НКПС и НКФ».

   Обвиняемые на процессах предпочитали говорить о допущенных в прошлом технических ошибках, неизбежных во всяком деле, ибо не ошибается только тот, кто ничего не делает. Но тут раскрывается подноготная организации процессов. Оказывается, когда ОГПУ сигнализировало нефтяным руководителям о «недостатках», они направляли сообщения на суд экспертам, а экспертами назначали своих людей, «которые покрывали вредителей или действовали исходя из корпоративной этики»32 . Очевидна и логика действий карательных органов: «Ах так, ну тогда мы вам покажем!»

Конец «Нефтесиндиката»

   Борьба с «вредителями» происходила в условиях развернувшегося «нефтяного штурма», т.е. попытки не только во много раз увеличить количество нефти, добываемой в стране, но и немедленно осуществить полную реконструкцию отечественного нефтехозяйства. Все это отразилось на составлении первой нефтяной пятилетки33 . В ходе ее реализации большевики намеревались одним махом разрешить все противоречия, накопившиеся в отрасли. О том, как это происходило и к чему привело при имеющихся ресурсах и возможностях, следует рассказать отдельно. Но, забегая вперед можно сказать, что итоги штурма оказались в общем плачевными, что, кстати, вынуждено было признать и Политбюро в постановлении «О положении в нефтяной промышленности» от 15 ноября 1932 г.34 Об опасности форсирования плановых задач и необходимости составлении реальных, посильных для страны заданий предупреждали многие специалисты. Они говорили о том, что рост потребности в нефтепродуктах и технический {131}прогресс в нефтяном деле зависят от накоплений в национальным доходе, а в пятилетней перспективе они не установлены в той степени продуманности, чтобы служить для руководства составителям нефтяной пятилетки. Богдановский, например, еще в 1926 г. писал, что, конечно, нефтяная промышленность имеет в своем распоряжении кое-какие форс-мажорные средства, каким является форсированное сосредоточение бурения на свежих, частью фонтанных участках, но прибегать к такому средству — значило бы подвергать ее колоссальной опасности на грядущее пятилетие35 .

   Но предупреждения, подобные этому, игнорировались. Значительную лепту в нагнетание «нефтяного штурма» внес Губкин. Содержание заглавного доклада, подготовленного Губкиным для Всесоюзной топливной конференции, которая созывалась в 1930 г. Госпланом и ВСНХ на тему «Нефтяная промышленность СССР и топливная проблема», буквально пронизывает стремление немедленно привести советское нефтяное хозяйство в сравнение с американским. Нам нужны такие темпы, указывал он, каких не знала отечественная нефтяная промышленность даже на заре своего развития. В Соединенных Штатах, говорил он, современная организация нефтяного хозяйства есть результат длительного развития, обусловленного основными чертами американской нефтепромышленности, ее высокой культуры. Но то, на что в Америке ушли десятки лет, нам нужно сделать в 2–3 года [!]36 .

   Под складывающуюся планово-директивную систему приспосабливается вся структура управления экономикой, в том числе нефтяной отраслью. Ее общее направление — централизация, бюрократизации аппарата, умножение числа органов, отвечавших за ее развитие: главков, объединений, трестов, всевозможных контор. Сперва в этой системе легко прослеживались черты, унаследованные от военного коммунизма. Создаются производственные объединения, весьма смахивающие на первые советские главки и положившие начало ведомственной экономике.


* Соколов Андрей Константинович — доктор исторических наук (Институт российской истории РАН).

1 О том, к чему привело военно-коммунистическое хозяйствование в нефтяном деле очень ярко подчеркивает история с так называемой Алгембой, описанная в книге историка А.А. Иголкина «Отечественная нефтяная промышленность в 1917—1920 гг.» (М. 1999. С. 131–162).

2 Губкин в книге «Моя молодость» описывал свой путь к большевизму, однако создается впечатление, что вся его революционная деятельность не выходила за рамки бунтарства, свойственного школьной и студенческой молодежи дореволюционной России. В 1903 г., будучи уже в довольно зрелом возрасте, Губкин поступил в Петербургский горный институт, в 1910 г. был принят на службу в Геологический комитет, а к 1915 г. стал довольно известным в стране специалистом по нефти. Губкин оказывал услуги многим нефтекомпаниям и пользовался всеми благами, предоставленными преимуществами этого положения, приобрел значительный авторитет. В 1917 г. его направили в команди-ровку в Америку. С тех пор он стал горячим поклонником американского нефтяного хо-зяйства. Обоснование своего революционного прошлого было необходимо Губкину, чтобы занять достойное место в советской иерархии. В 1921 г. он вступил в ряды РКП(б), несмотря на то что его сын находился в эмиграции (вернулся в 1923 г.). Губкин пришелся ко двору новой власти. Его назначили ректором созданной в 1919 г. Горной академии и назначали на ответственные посты в советском топливном хозяйстве. Самая известная кампания, связанная с именем Губкина в 1920-е годы, — борьба за освоение Курской магнитной аномалии, которая закончилась его поражением. Особая комиссия ВСНХ пришла к выводу, что промышленное значение тамошней железной руды в на-стоящее время невелико, но, возможно, в будущем, при условии получения дешевой энергии, будет огромно. Губкин перенес главное внимание на нефть. Он становится руководителем Научно-исследовательского нефтяного института (НИНИ), участвует в работе различных органов, имеющих отношение к нефтяному хозяйству, участвует в решениях по закупке иностранного оборудования. В эти годы складываются основные положения губкинского «Учения о нефти», ставшего основополагающим для советских нефтяников.

3 Позднее в 1930-е гг. Баринов фактически возглавил нефтяную отрасль и руководил ею до 1938 г., когда был репрессирован вместе с рядом других известных руководителей нефтяного хозяйства.

4 На новых путях. Вып. 3. М., 1923. С. 67

5 В 1920-е годы по этому вопросу постоянно происходили стычки между руководителями трестов и сторонниками централизации нефтяного дела. Так, руководитель «Азнефти» Серебровский предпринимал шаги для налаживания внешних связей (создание трестовских представительских контор внутри страны и за границей, история с компани-ей «Персазнефть», закончившаяся неудачно, и др.). После Гражданской войны Сереб-ровский в связи с тяжелым положением с рабочей силой на нефтепромыслах на свой страх и риск завербовал большой контингент рабочих среди эмигрантов в лагере белой армии в Галлиполи.

6 Надо заметить, что люди из окружения Троцкого до начала борьбы с троцкизмом занимали важные посты в руководстве экономикой. Так, руководителем ГУТ ВСНХ в тот период был И.Т. Смилга, его заместителем какое-то время и рукововодителем Главконцесскома Г.Л. Пятаков, заместителем Троцкого в НКВМ и Наркомпочтеля был И.Н. Смирнов.

7 Обзор деятельности «Нефтесиндиката» за 1922/23 операционный год. М.–Л., 1925. С. 20.

8 Ломов принадлежал к числу известных революционных деятелей и, как известно, входил в состав первого большевистского правительства. Принадлежал к числу левых коммунистов, настаивавших на решительной национализации производства и выступавших против привлечения старых специалистов. В годы Гражданской войны находился на посту зам. председателя Президиума ВСНХ. «Нефтесиндикат» возглавлял до конца 1926 г., когда был переброшен на трест «Донуголь». С этого времени происходит кадровая чехарда в правлении синдиката. В конце 1920-х гг. им какое-то время руководили: Н.И. Соловьев, Г.Я. Сокольников, А.П. Серебровский, снова Ломов и т.д.

9 Красин в своей биографии также имел касательство к Баку, работая инженером на электростанции. После революции — ответственный за внешнюю торговлю и полномочный представитель (полпред) Советской России в Англии. Красин — личность, неизменно вызывающая интерес как у нас в стране, так и на Западе. Он, наверное, был единственным технократом среди большевистских лидеров, умевшим находить общий язык и со своими соратниками, и с деловыми кругами на Западе (был консультантом в электрокомпании «Сименс»).

10 О дискуссиях в партийном руководстве по поводу концессий см.: Иголкин А.А. Советская нефтяная промышленность в 1921–1928 годах. М., 1999; Жуков Ю.Н. Власть и нефть в СССР. 1921–1933 гг. (Рукопись статьи, представленная для сборника «Советская нефть».)

11 Об этом см.: Жуков Ю.Н. Указ. соч.

12 Иголкин А.А. Советская нефтяная промышленность в 1921–1928 гг. С. 120–133.

13 Фролов В.И. Экономика нефтяного хозяйства. М.–Л., 1928. С. 372.

14 Лисичкин С.М. Очерки развития нефтедобывающей промышленности СССР. М., 1958. С. 131.

15 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 10. Д. 201. Л. 48.

16 Бондаревский Б.М. Советская нефть. М., 1926. С. 5.

17 РГАЭ. Ф. 5740. Оп. 1. Д. 277. Л. 89.

18 Нефтяная торговля СССР в 1927/28 операционном году. М., 1929. С. 227.

19 Обзор Бакинской нефтяной промышленности за 1921/22 операционный год. Баку, 1923. С. 11.

20 Нефтяная торговля... С. 289.

21 Там же. С. 5–6.

22 Стенографический отчет совещания партийных управляющих, заместителей и пом. управляющих районами «Нефтесиндиката». М., б.г. С. 10.

23 Нефтяная торговля... С. 157.

24 Стенографический отчет... С. 7.

25 Вопрос о советском факторе в мировом нефтехозяйстве в 1920-е гг. отчасти затрагивается в обширной книге Д. Ергина «Добыча». См.: Ергин Д. Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть. М., 2001. С. 245–246.

26 Гульбенкян слыл большим специалистом нефтяного дела, занимался в основном финансами и биржевыми спекуляциями. Со временем он превратился в, как его называли, «нефтяного Талейрана». Он принимал участие в строительстве Багдадской железной дороги, в организации Англо-Персидской нефтяной компании, освоении месопотамской нефти. Тем не менее он остерегался вкладывать свои капиталы в дорогостоящие нефтяные проекты и, чтобы избежать риска, ограничивался незначительной долей участия во многих компаниях, предпочитая получать свою долю дохода, за что получил прозвище «мистер пять процентов». В финансовых сделках Гульбенкян слыл весьма недоверчивым и осторожным господином, но считался самым состоятельным человеком в Европе, своего рода нефтяным Крезом. Он водил дружбу со многими «нефтяными королями». В то же время Гульбенкян считал, что «нефтяная дружба — весьма скользкое понятие», и это во многом определяло поведение этого «гражданина мира», склонного ко всякого рода махинациям. Будучи «турецко-поданным» (до распада Оттоманской империи), так же как и хорошо известный нам Остап Бендер, только более широкого международного масштаба, Гульбенкян имел паспорта многих стран, куда забрасывали его интересы дела. Его называли «таинственный миллиардер», «самый таинственный человек нашего времени».

27 Продажа произведений искусства была организована через всесоюзную контору «Антиквариат». О том, как это происходило, рассказывалось, например, в работе: Жуков Ю.Н. Операция «Эрмитаж». М., 1993. Из многочисленных публикаций на эту тему в последнее время следует отметить статью Е.А.Осокиной. См.: Осокина Е.А. «Антиквариат» (Об экспорте художественных ценностей в годы первой пятилетки) // Экономическая история. Ежегодник. 2002. М., 2003.

28 С приходом Гитлера к власти в 1930-е годы началось сокращение советско-германской торговли нефтью. Рассказывают, что когда он увидел советские заправочные станции, последовал приказ: «Разорить осиные гнезда!». Тем не менее некоторые «гнезда» сохранились и пригодились в период оживления экономических связей после заклю-чения германо-советского пакта в 1939 г.

29 Стенографический отчет... С. 167.

30 Стенографический отчет... С. 11.

31 Несмотря на широко распространенное мнение о «всезнающем» ОГПУ и его «бдительном оке», документы показывают, что сведения о том, что происходит в рядах эмиграции или в международном нефтяном бизнесе, были весьма смутными и неопределенными, на основании которых чекисты составляли чисто умозрительные, но от этого еще более страшные, схемы «вредительства», пропитанные идеологическими догмами.

32 Более подробно о предъявленных специалистам обвинениях см.: Кржижановский Г.М. Вредительство в энергетике. Стенограмма доклада в Комакадемии на собрании инженеров и техников коммунистов 19 и 23 ноября 1930 г. и прений по докладу. М.–Л., 1931.

33 О том, как уже в 1920-е гг. происходило взвинчивание плановых заданий по нефти, подробно рассказывается в книге А.А. Иголкина. См.: Иголкин А.А. Советская нефтяная промышленность в 1921–1928 гг. С. 137–154.

34 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 5. Л. 74–84.

35 Нефтяное хозяйство. 1926. №4. С. 481–482.

36 Нефтяная промышленность СССР и топливная проблема. М., 1930. С. 14.