Которниченко В.Н. К вопросу о национализации отечественной нефтяной промышленности в 1918 г. // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И.Бородкина. Вып. 10. М., 2005. С. 80-100 (Постраничные примечания).
В интернет-версии публикации начало каждой страницы отмечено: {номер страницы}.
{80}
В.Н. Косторниченко
К вопросу о национализации отечественной нефтяной
промышленности в 1918 г.В отечественной историографии существовало весьма жесткое методологическое разграничение в изучении до- и послереволюционной истории. События, происшедшие после 1917 г., рассматривались как своего рода разрыв в экономической и политической истории общества, как своеобразная политическая и экономическая антитеза, отрицающая все предыдущее развитие.
Абсолютизация подобного противопоставления не позволяла, в частности, увидеть, что успешное восстановление и функционирование советской экономики в 20–30-е гг. было возможным не только из-за ограбления крестьянства, использования дешевого лагерного труда и т.п., но и во многом благодаря позитивным результатам предшествующего дореволюционного экономического развития.
Безусловно, экономика дореволюционной России, ставшая базой индустриального развития СССР, обладала и рядом серьезных негативных тенденций, не позволивших государству преодолеть кризис в годы Первой мировой войны и революции. Тем не менее, современным исследователям еще предстоит должным образом оценить значение преемственности ряда ключевых черт советской и дореволюционной российской экономики, что позволит по-новому подойти к рассмотрению вопроса об уровне и специфике экономического развития России первой трети ХХ в.
В частности, комплексный подход к анализу отечественной экономической истории этого периода дает возможность увидеть, каким образом шло складывание (как в дореволюционное, так и в советское время) одной из важнейших составляющих российского экономического развития — системы государственного управления, тяготеющего к концентрации управленческих и контрольных функций в руках госаппарата.
Традиционно приоритет в создании доктрины государственной экономики, включающей в качестве ключевого элемента управление ресурсными отраслями (в том числе нефтяной промышленностью), отдается большевикам. На самом же деле последние в этом плане практически ничего сами не изобрели. Более того, стремление к контролю и государственному регулированию нефтяной отрасли не было и специфически российской чертой. В целом, «применительно к первой половине XX века идею регулируемого, сознательно организуемого хозяйства можно без {81}преувеличения назвать центральной, определяющей основные направления в развитии экономической мысли многих стран»1 .
Идея участия государства в делах нефтяной отрасли прочно привилась в России, где имелись глубокие исторические корни этатизма, где государственный фактор играл всегда большую роль в развитии экономики страны. Особую роль в усилении государственного влияния на отечественную нефтепромышленность сыграла необходимость решения задач поздней индустриализации конца XIX — начала XX в. Отмечая необходимость вмешательства в хозяйственную жизнь страны этого времени, инициатор нового правительственного курса С.Ю. Витте говорил о том, что задачи индустриализации в тот период и не могли выполняться иначе как искусственными государственными методами2 .
К началу ХХ в. в России определились две группы сторонников монопольного положения государства в нефтяной отрасли. Одна из них была представлена так называемыми «государственниками» — правыми политиками и экономистами. Наиболее яркими представителями этого направления были лидер правых в III и IV Государственных думах Н.Е. Марков и редактор «Нового экономиста» П.П. Мигулин.
В резком повышении цен на нефтепродукты они видели сговор крупных предпринимателей (прежде всего, преобладавших в нефтяной отрасли зарубежных промышленников) и предлагали в качестве наиболее эффективного способа борьбы с подобными явлениями установление прямого контроля государства за деятельностью стратегических ресурсных отраслей промышленности, контроль за производством и ценами, а в дальнейшем, по мере появления технических возможностей, введение государственной монополии на торговлю или даже производство определенных видов продукции3 . Сторонники этого направления имели широкую поддержку в обществе, о чем свидетельствует хотя бы факт возникновения в Государственной думе в 1910 г. довольно большого объединения депутатов, недовольных усилением позиций иностранного предпринимательства в России и дебатировавших вопрос о введении государственного ограничения на его участие в российском народном хозяйстве4 .
Интересно, что аналогичные выступления в этот период имели место и в законодательных собраниях других стран, в частности английском пар-{82}ламенте. Сторонники преобладания государства в нефтяной промышленности, возглавляемые с 1911 г. первым лордом адмиралтейства У. Черчиллем, приняли в мае 1914 г. законопроект, согласно которому правительство Великобритании приобрело контрольный пакет (более 50%) акций «Англо-Персидской нефтяной компании». В обосновании принятия этого решения У. Черчилль заявлял, что поскольку преобладавшие на британском нефтяном рынке корпорации («Стандарт Ойл» и «Ройял Датч Шелл») принадлежат иностранцам, они будут завышать цены и ставить свои коммерческие преимущества выше английских стратегических интересов5 . Как мы видим, английский политик выдвигал аргументы, сходные с высказываниями российских «государственников».
Другая группа приверженцев усиления позиций государства в нефтяной отрасли возникла в рамках социалистической идеологии с ее требованиями обобществления. Российские сторонники этого направления рассматривали проникновение иностранного капитала в отечественную нефтяную отрасль как следствие острой конкурентной борьбы международных финансово-промышленных монополий за источники сырья, сферы приложения капитала, рынки сбыта. При этом деятельность иностранных монополий вела, по их мнению, к хозяйственному закабалению страны и не отвечала интересам широких народных масс. Число сторонников этой группы особенно возросло во время массовых забастовок рабочих в 1903–1905 гг. В Бакинском регионе, где добывалось тогда более 93% всей российской нефти, революционное движение приобрело особый размах. Во время этих выступлений профсоюзы, выдвинув требования рабочего контроля и участия рабочих в управлении нефтяной отраслью, добились в декабре 1904 г. заключения первого в истории России коллективного договора. Весьма символично, что среди инициаторов знаменитых бакинских стачек был один из главных создателей советской государственной экономики Сталин, известный тогда под псевдонимом «Коба», что по-турецки значит «неукротимый»6 . Впоследствии анализируя опыт введения рабочего контроля, лидер {83}российских социал-демократов В.И. Ленин неоднократно характеризовал эту меру как первый шаг к социализму, отмечая ее роль в подготовке национализации нефтяной и других отраслей промышленности. Выделяя две группы сторонников обобществления нефтяной отрасли, нельзя не видеть принципиального различия в основах их идейных программ. Если экономисты-государственники, обосновывая необходимость вмешательства государства в экономику, полагали, что это приводит к совершенствованию механизма существующей капиталистической системы, то социалисты расценивали экономическую деятельность государства как меру, ведущую к социализму.
Тем не менее, само по себе совпадение этих двух столь разных течений по вопросу о контроле со стороны государства ресурсных отраслей свидетельствует о положительном отношении широких кругов российского общества к мерам по огосударствлению нефтяной отрасли, экономики в целом.
Позиции сторонников монополии государства в нефтяной промышленности чрезвычайно усилились в годы Первой мировой войны, когда недостаток топлива привел к дезорганизации всей экономики. Дороговизна и дефицит топлива ощущались уже в течение двух последних лет до войны, однако в военный период его нехватка стала особенно острой.
Главной причиной этого стало значительное увеличение спроса на топливо. Несмотря на общее сокращение транспортной сети вследствие захвата германской армией польских дорог, рост железнодорожных перевозок повысил уровень топливного потребления по сравнению с довоенным 1913 г. на 5% в 1914 г., на 19,5% в 1915 г., на 37,5% в 1916 г. Нефть имела большое значение для топливного обеспечения — накануне войны потребность железных дорог в топливе на 34% покрывалась нефтепродуктами7 . Кроме того, в этот период значительно возрос спрос и со стороны промышленности, прежде всего военной и металлургической.
И вновь в обществе становятся все более популярными призывы к фиксации цен на нефть и даже к введению государственной монополии на ведение нефтяного дела. К правительству с подобными требованиями обращаются представители казанского дворянства, председатели поволжских биржевых комитетов, технические специалисты и т.п.8 В 1915 г. с предложением выкупа государством акцизных отраслей промышленности (прежде {84}всего, нефтяной) выступили М.И. Туган-Барановский, М.И. Фридман, А.И. Шингарев и др.9
В этих условиях создание правительством в апреле 1915 г. комитета по регулированию топливного снабжения страны, поставившего фактически под контроль со стороны государства распределение минерального топлива между потребителями, выглядело вполне естественной для военного времени экономической мерой. Деятельность этого комитета ограничивалась в основном распределительными функциями, не решала задачи увеличения производства минерального сырья, а следовательно, не способствовала преодолению дефицита топлива. Более того, совмещение частнопредпринимательского и государственного механизмов перераспределения продукции вело к росту коррупции, к дезорганизации экономики отрасли, к дальнейшему нарастанию затруднений с топливом.
В 1916 г. возникли серьезные трудности со снабжением промыслов необходимыми материалами и оборудованием, что вело к дальнейшему падению производства нефтепродуктов. Правительство было вынуждено ввести в крупных промышленных центрах нормирование потребления керосина и сокращать потребление электрической энергии. В 1917 г. нефтепромышленники с согласия министра торговли Шаховского повысили цены на нефть. Эта мера не привела к улучшению положения с топливом в стране. Тем не менее прибыльность в нефтяной промышленности оставалась достаточно высокой, о чем, например, свидетельствует рост выручки Товарищества братьев Нобель: в 1914 г. — 121,2 млн руб., в 1915 г. — 160,1 и в 1916 г. — 228,7 млн руб.10 Об этом же говорит увеличение иностранных капиталовложений в отрасль в 1914–1916 г.11 Стоит отметить, что это повышение происходило на фоне общего понижательного тренда зарубежных инвестиций в экономику России.
Катастрофическое положение с топливом стало во многом результатом структурного кризиса российской энергетики, вызванного прежде всего создавшимся в России уже к 1900 г. «нефтяным перекосом», когда широкое использование нефти в качестве топлива приводило к подавлению развития угольной промышленности в районах местного значения и означало непомерную зависимость российской экономики от состояния дел в нефтяной отрасли.
{85}Оценивая последствия этого дисбаланса, современный исследователь этого вопроса И.А. Дьяконова приводит слова одного зарубежного предпринимателя, до революции работавшего в российской горной промышленности, который говорил буквально следующее: «Не будет преувеличением сказать, что недостаток угля стал основной причиной крушения России в военном и прежде всего в экономическом отношении. Недостаток угля поднял цены на него. Вследствие этого все остальные цены автоматически рванули вверх, поскольку жизнь современного хозяйственного организма основывается на угле и зависит от него»12 .
Февральская революция положила начало новому витку усиления государственного контроля за деятельностью предприятий. Путь выхода из сложившегося тяжелого экономического положения новая власть видела в дальнейшей централизации хозяйственного управления. В частности, Временное правительство сформировало Главный экономический комитет, сконцентрировавший широкую сеть снабженческих органов (в том числе и по распределению минерального топлива) в руках государства.
Несмотря на принятые меры, новое правительство показало неспособность справиться с топливным и продовольственным кризисом. Характеризуя отношение иностранных предпринимателей к сложившейся ситуации, известный бакинский нефтепромышленник С.С. Тагианосов указывал: «Еще в конце лета 1917 года … нарастающее настроение не в пользу Временного правительства стало беспокоить промышленников, вследствие чего представители и владельцы отдельных фирм на местах, а в Центре — представители крупных банков стали переговариваться между собой о возможных переменах, устраивая совместные совещания и ища выход из создавшейся политической ситуации»13 . На этих совещаниях были приняты решения «в случае захвата власти большевиками — вывести валюту и ценности за границу — и оставить на местах и в центре своих ответственных служащих, которые могли бы принять ряд мер к возможному охранению имущества фирмы. Тогда же им за это охранение было намечено обещать выдачу вознаграждений после реставрации, так как считалось, что власть большевиков будет недолговечной»14 .
Дальнейшее ухудшение экономической ситуации привело к тому, что в крупных промышленных центрах развернулось мощное забастовочное движение, возглавляемое лидерами рабочих организаций и большевиками.
{86}Так же, как и в 1905 г., логика стачечной борьбы привела к выдвижению лозунгов рабочего контроля на производстве, что иногда приводило к эксцессам. Так, характеризуя выступления на бакинских промыслах в августе — сентябре 1917 г., один из руководителей стачечного комитета С.М. Тер-Габриэлян писал: «Всячески старались сузить роль управляющего, часто спускали их в шахту, оставляли там, отпуская им хлеб и воду. Рабочие, производя эту операцию, прибавляли: “Сиди там, сукин сын!” Замечалось большое движение среди рабочих, большое количество рабочих было уволено. Тогда мы провели коллективные договора, и определенное положение мы этими договорами декретировали». Далее оценивая ситуацию в Баку в последующие два месяца, он отмечал: «Алеша (П.А. Джапаридзе15 — В.К.) писал договора и решил их опубликовать. Это было в октябре или ноябре 1917 года. В этот момент мы не могли выдвинуть лозунг “национализация”. Вместо этого был выдвинут лозунг “принудительное трестирование...”»16
Приход большевиков к власти означал новый этап огосударствления в экономической политике. Еще в апреле 1917 г. лидер РСДРП В.И. Ленин декларирует позицию партии в отношении высокоразвитых синдицированных отраслей (нефтяной, сахарной и др.): «…наше предложение должно быть непосредственно практическим: вот эти уже созревшие синдикаты должны быть переданы в собственность государству. Если Советы хотят брать власть, то только для таких целей. Больше ее не для чего им брать…»17 Этот тезис был включен в материалы программы РСДРП18 .
Накануне революции В.И. Ленин вновь подтверждает это требование. В вышедшей в сентябре 1917 г. брошюре «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» он пишет: «Национализация нефтяной промышленности возможна сразу и обязательна для революционно-демократического государства, особенно когда оно переживает величайший кризис, когда надо во что бы то ни стало сберегать народный труд и увеличивать производство топлива»19 .
В первые дни социалистической революции большевики приняли ряд мер в этом направлении. «Декрет о земле» уничтожил частную собственность на землю и ее недра, создав основу для дальнейшего обобществления. Однако от тезиса первоочередного огосударствления отрасли большевикам пришлось отказаться вследствие того, что центры нефтяной промышленно-{87}сти находились на окраинах, и Советская власть в них была установлена не сразу20 .
Не последнюю роль в изменении позиции большевиков сыграло и то обстоятельство, что национализация собственности иностранных нефтепромышленников могла привести к ухудшению и без того непростого международного положения еще неукрепившейся советской власти. Дело в том, что, как свидетельствует предшествующая мировая практика подобных обобществлений, национализация иностранного имущества, проводимая во время войны, означала в основном захват собственности стран-военных противников. Таким образом, национализация выглядела бы как враждебная мера по отношению, прежде всего, к Англии и Франци, имевших значительные интересы в российском нефтяном деле. О том, что опасения большевиков были не напрасными, говорит реакция западных государств на принятый 28 января 1918 г. декрет об аннулировании иностранных займов. В ноте дипломатических представителей союзных и нейтральных стран, в частности, говорилось, что они считают подобные декреты, «поскольку они касаются интересов иностранных подданных, как бы несуществующими». «Их правительства оставляют за собой право настоятельно потребовать удовлетворения и возмещения всего ущерба и всех убытков, причиненных …иностранным государствам и их подданным…»21
{88}Преждевременное выдвижение лозунга национализации могло препятствовать установлению Советской власти в нефтедобывающих районах. Политика большевиков в тот период заключалась в следующем: продолжать выдвижение максимальных требований по коллективным договорам с тем, чтобы усилить позиции рабочего контроля на нефтяных предприятиях для привлечения рабочих и среднего технического персонала на свою сторону в деле содействия в установлении Советской власти в Баку и Грозном.
Так, в конце декабря 1917 г. правление Союза рабочих нефтяной промышленности Баку заявило, что «для сохранения завоеваний рабочих в экономической области, борьбы с безработицей и т.д. единственный выход — участие рабочих в организации общественного хозяйства, разрушенного войной, хищничеством и саботажем буржуазии, посредством регулирования и контроля над производством и потреблением»22 . Проводя на практике эту линию, рабочие и профсоюзные организации в Баку фактически поставили под контроль финансовую деятельность предприятий, выявили «целую систему грабежа со стороны нефтепромышленников», получавших по подложным чекам деньги с текущих счетов и расхищавших все, что можно на нефтепромыслах23 .
В сложившейся обстановке экономического и политического кризиса тактика большевиков была успешной — к весне 1918 г. возникли реальные предпосылки для установления Советской власти в нефтедобывающих регионах. На повестку дня встали практические производственные вопросы, для решения которых правительство предприняло ряд шагов по организации управления нефтяной отраслью. Среди главных мер — учреждение 2 марта 1918 г. Нефтяного комиссариата, который возглавил опытный специалист по финансам И.Э. Гуковский, и введение 25 марта 1918 г. контроля над ценами на нефтепродукты24 .
Казалось, учреждение организационных структур по управлению нефтяной отраслью и стремление государства получить контроль над торговлей нефтепродуктами стали решительным шагом на пути запланированного огосударствления нефтяной промышленности. Тем более, что после неоднократных рассмотрений в январе — феврале 1918 г. проекта национализации, 1 марта 1918 г. даже было принято постановление о порядке и способах осуществления национализации нефтяной отрасли25 .
{89}Однако обсуждение в ВСНХ вопроса национализации показало эволюцию взглядов центрального большевистского руководства в отношении сроков ее проведения. Ленин, полностью отказавшись от своего раннего тезиса об «обязательной и быстрой» национализации, стал склоняться на сторону тех, кто говорил о ее несвоевременности, мотивируя это тем, что «эта мера не только восстановит, но и еще более разрушит нефтяную промышленность»26 .
Столкнувшись со значительными экономическими трудностями, с необходимостью бесперебойного топливного снабжения страны большевистское руководство стало склоняться к тому, чтобы не форсировать национализацию, а к делу восстановления отрасли привлечь иностранный капитал27 .
В тезисах по установлению экономических отношений с Германией (15 мая 1918 г.) говорилось: «Насколько эти мероприятия, как огосударствление или национализация, которые более или менее последовательно проводились всеми нейтральными странами28 , являются временного характера, зависит от того, каким путем, т.е. насколько быстро и легко, будут сглажены хозяйственные последствия войны. Возобновление всемирно-торговых сношений есть необходимая предпосылка быстрого и полного излечения экономических ран, нанесенных войной. Восстановление экономического организма страны немыслимо без совместной работы с другими народами… Ни одна группа стран не имеет теперь возможности сама быстро и легко восстановить разрушенное после войны хозяйство, без взаимной широкой помощи. Россия, как нейтральная страна, не только имеет право, но и обязана в целях возобновления и восстановления своего народного хозяйства вновь установить экономические сношения с Центральными державами, продолжать и развивать их с союзниками»29 . В планах развития связей с США (12 мая 1918 г.) в программе международного сотрудничества, принятой 26 мая 1918 г. Первым Всероссийским съездом совнархозов, также поддерживалась заявленная в цитированных тезисах линия на улучшение экономических отношений с капиталистическими странами. Во всех этих документах проводилась ленинская идея о необходимости предоставления концессий (прежде всего, на добычу нефти) в деле восстановления народного хозяйства.
Вместе с тем, на местах вопрос о национализации нефтяных предприятий (в том числе иностранных) считался делом решенным. Так, 16 марта {90}конференция большевиков в Баку выступила за ее скорейшее осуществление. Исходя из этого, образованный 25 апреля Бакинский СНК, опираясь на Центральный совет промыслово-заводских комиссий фирмы Нобель и Техническую комиссию для наблюдения за отраслью, определил в качестве важнейшей своей цели национализацию нефтяной промышленности, морского транспорта и т.п.
Пытаясь преодолеть противоречия с центральной властью и желая обосновать необходимость скорейшей национализации, Бакинский СНК принимает решение послать в Москву одного из своих руководителей —Тер-Габриэляна. Представитель Баку, прибыв в столицу, долго и тщетно пытался убедить Ленина в ее необходимости: «Я ему все рассказал, часа три я рассказывал о том, что у нас вообще происходит. Он мне задает вопрос: а что вы думаете делать? Я говорю, что нужно объявить национализацию нефтяной промышленности. “Спасибо, — говорит, — мы уже донационализировались. А кто у нас будет работать?”...Бакинские рабочие. “А кто руководить-то будет?” ...Союз Бакинских инженеров. “А кто именно?” Да, разве вы знаете, — говорю — их фамилии. “Нет, — говорит, — этого нельзя”. Зовет И.Э. Гуковского...30 “Но что — как вы думаете, Исидор Эммануилович, насчет национализации...?” Боже упаси... “А что...?” Невозможно... Без разрешения вопроса о национализации вернуться не могу... В.И.Ленин дал записку А.И. Рыкову, председателю ВСНХ — посмотрите, какое настроение”. Поехал я к Алексею Ивановичу. “Нет, — говорит, — не можем, это значит погубить нефтяную промышленность... ”»31
Тем временем в Баку происходит обострение экономической ситуации. Временные аресты нефтепромышленников (Лесснера, Ландау, Гукасова и др.) с целью добиться выплат в кассу Бакинского СНХ не позволяют решить стоящих перед местной властью финансовых проблем. В городе возникает тяжелейший продовольственный кризис. На митинге 10 мая 1918 г. рабочие принимают резолюцию, что если в недельный срок в город не будет доставлен хлеб, то власти должны назначить перевыборы Совета и разрешить свободный выезд нефтяников из Баку32 .
Двумя днями позже Бакинский СНХ, заявив о саботаже нефтепромышленников, виновных в возникновении кризиса, поставил перед собой «непосредственную задачу» национализации нефтяной отрасли. В качестве первоочередной меры он выдвинул осуществление предварительного трестирования всех нефтяных предприятий. 22 мая Бакинский СНК поднимает {91}цены на нефть, повышает зарплату нефтяникам «до норм питерских» и издает декрет о национализации нефтяных недр (с сохранением аренды), опираясь на ленинский декрет о земле от 26 октября 1917 г.33
Очевидно, что эти решения проистекали из предыдущих обещаний бакинской власти и не были согласованы с центром, который призывал к тому, чтобы повременить с национализаций. Правительство, исходя из негативного опыта предшествующих попыток обобществления и опасаясь государственным вмешательством нарушить налаженный вывоз нефти в центральные районы России, выступало за сохранение позиций крупного отечественного и иностранного предпринимательства.
Пытаясь не допустить несвоевременной национализации, руководство в Москве приняло ряд организационных и экономических мер, нацеленных на улучшение положения в этом крупнейшем нефтедобывающем регионе и укрепление влияния центра.
17 мая 1918 г. был упразднен Нефтяной комиссариат и учрежден Главный нефтяной комитет (ГНК), призванный контролировать и регулировать «всю <частную> нефтяную промышленность и торговлю нефтепродуктами». ГНК также получал право на управление нефтяными делами в общероссийском масштабе и должен был вести разработку и осуществление мероприятий, связанных с организацией государственного нефтяного хозяйства34 .
Спустя три дня СНК РСФСР создал специальную Экономическую комиссию для помощи Баку35 , а 22 мая 1918 г. на основании ее доклада постановил ассигновать 100 млн руб. для вывоза нефти из Баку и расплаты с рабочими и принял решение немедленно отправить из Царицына в распоряжение Бакинского совдепа 10 тыс. пудов хлеба. Уже на следующий день информация об этом становится известной властям Баку, а 25 мая «Бакинский рабочий» печатает материал, в котором сообщает о решениях Совнаркома36 .
Несмотря на эти действия центра, бакинские власти приняли решение о национализации нефтяной промышленности. Нам приходится специально подробно остановиться на этом эпизоде, поскольку в многочисленных исследованиях, рассматривающих этот вопрос37 , утвердилось мнение, что {92}преждевременность в проведении национализации нефтяной промышленности Баку во многом объясняется случайностью и непредвиденным стечением обстоятельств. Е.Д. Сафронов (его обобщения поддерживаются в большинстве работ) отмечает: «...Получилось так, что Бакинский Совнарком приступил к национализации нефтяной промышленности несколько ранее, чем это намечалось Совнаркомом РСФСР и ВСНХ. Это произошло в результате исключительной оторванности Баку от Москвы, неустойчивости телеграфной связи, которая осуществлялась через Царицын и Астрахань. Вследствие всех этих обстоятельств подробная информация о положении дел поступала из Баку в Москву и обратно с большим опозданием». Далее, конкретизируя свои выводы, он пишет о недоразумении, связанном с телеграммой Сталина, отправленной из Царицына 28 мая 1918 г., в которой говорилось, что национализация нефтяной промышленности утверждена центральным правительством38 . «В телеграмме не указывалось, что национализация утверждена СНК РСФСР на ближайшее будущее, и что декрета еще не издано. Приняв эту телеграмму за предписание, направленное в адрес Бакинского Совнаркома, бакинские большевики приступили к подготовке национализации. 1 июня 1918 г. Бакинский Совнарком издал декрет о национализации нефтяной промышленности»39 . Как представляется, подобное объяснение является вероятным, но не до конца обоснованным.
Также мало проясняет вопрос и версия, предложенная современным российским исследователем А.А. Иголкиным. В главе, посвященной рассмотрению причин принятия декрета о национализации нефтяной промышленности, он пишет: «Обстоятельства, побудившие И. Сталина совершить этот шаг (отправку упомянутой телеграммы в Баку — В.К.), неизвестны… Можно {93}предположить иное объяснение событий: Сталин, посылая в Баку директивную телеграмму, действовал по тайному указанию Ленина, а все датированные маем 1918 г. многоречивые тексты Ленина, в которых теоретически обосновывалась невозможность национализации в ближайшее время, лишь хорошо отработанная акция прикрытия»40 . Высказывая такое предположение, А.А. Иголкин не приводит ни одного доказательства в пользу своей версии, если не считать аргументом то, что после принятия бакинского декрета между Лениным и Сталиным сохранились хорошие отношения41 .
Выскажем свою версию, рассмотрев обстоятельства осуществления этой национализации. Их подробный анализ не только дает возможность определить направленность и характер событий, но и позволяет уяснить смысл дискуссии, ведущейся тогда в руководстве страны по вопросам экономического развития, взаимодействия с иностранным капиталом и т.п.
Как отмечалось в стенограмме заседаний Азербайджанской группы содействия Истпарту ЦК ВКП(б) от 11 июля 1927 г., «...центр постоянно сдерживал Баксовнарком и национализация была проведена последним по особому настоянию тов. Степана Шаумяна на свой страх и риск»42 . Тем не менее в этом случае нельзя говорить о субъективном решении руководителя Бакинской коммуны, поскольку оно отвечало предыдущей политике всей бакинской администрации. Запущенный однажды, во времена борьбы за коллективные договора маховик принятия решения о национализации не мог остановиться. Решения о трестировании и усилении влияния рабочих контрольных органов вели к росту противодействия со стороны промышленников, который в свою очередь вызывал дальнейшее ужесточение позиций местных советских органов и заставлял их совершать более решительные шаги по пути социализации отрасли.
Основанием к принятию окончательного решения о национализации бакинской нефтяной промышленности послужило вмешательство Сталина. В тот период Сталин, назначенный правительством ответственным за заготовку продовольствия, был фактически главным представителем Советской власти на юге России. Впоследствии участники бакинской национализации признавали его решающую роль в этих событиях: «…Нужно сказать, что если центр постановил сдерживать Совнарком, то это благодаря тов. Сталину. Сталин, сидя в Царицыне, дал распоряжение все захватить в свои руки. На этом основании нефтяная промышленность была национализирована»43 .
{94}Этот же факт подтверждается в письме Председателя Бакинского совета С.Г. Шаумяна, отправленном Ленину. «На основании письма и 2 телеграмм Сталина (выделено мной — В.К.) об утверждении национализации нефтяной промышленности нами был объявлен местный декрет с указанием необходимых мероприятий для предупреждения хищения и расстройства промышленности»44 . Подчеркнутые слова свидетельствуют, что Сталиным была послана в Баку отнюдь не одна краткая телеграмма, как это следует из работы Сафронова, что, на наш взгляд, исключает случайную неверную интерпретацию бакинскими властями сталинского сообщения.
Кроме того, вовсе не случайно, что предметом главного разбирательства на заседаниях Главного нефтяного комитета по вопросу о «преждевременной» национализации становятся не только решения бакинских властей, но и, прежде всего, позиция Сталина45 . Так, в ходе выяснения обстоятельств дела И.Э. Гуковский отмечал, что Сталин, на основании сообщений которого была проведена национализация, «совершенно не являлся лицом, могущим распоряжаться в этой области»46 , а ответственный сотрудник ГНК С.В. Салько констатировал, что письмо Сталина, «будучи по форме информацией, по существу являлось предписанием...»47
В Москве не сразу становится известно о декрете о национализации, принятом Баксовнаркомом, что, вероятнее всего, объяснялось стремлением Баку поставить центр перед свершившимся фактом. Лишь 11 июня 1918 г. из Астрахани на имя В.И. Ленина поступила телеграмма от губернского комиссара по военным делам Д. Соснина, в которой говорилось о публикации 2 июня бакинского декрета о национализации нефтяной промышленности. Это сообщение было неожиданным для Ленина, он сразу же попросил «немедленно» повторить телеграмму, — «...в депеше, очевидно, пропущен текст декрета о котором говорится»48 .
Центр не поддержал действия бакинских властей. Главный нефтяной комитет на заседании от 14 июня 1918 г. постановил «считать неправильным и недопустимым объявление национализации», признав ее «несвоевременной». В Баку были направлены телеграммы с требованием при- остановить реализацию декрета. 18 июня 1918 г. В.И. Ленин сообщал С.Г. Шаумяну: «Декрета о национализации нефтяной промышленности пока не было. Предполагаем декретировать национализацию нефтяной про-{95}мышленности к концу навигации. Пока организуем государственную монополию торговли нефтепродуктами»49 .
Однако, Бакинский Совнарком продолжал отстаивать свою позицию, выступая против задержки национализации. С.Г. Шаумян телеграфировал В.И. Ленину: «Такая политика непонятна для нас крайне вредна как я уже протестовал один раз и повторяю еще решительно протестую после того что уже сделано и сделано очень хорошо возврата быть не может Эти телеграммы (о задержке национализации — В.К.) приносят только дезорганизацию Прошу Вашего личного вмешательства для предупреждения тяжелых последствий для промышленности»50 . Телеграмма председателя Бакинского совнархоза Доссера от 20 июня 1918 г. уже фактически требовала от центра принятия декрета о национализации нефтяной промышленности: «Всякое промедление колебания в вопросе национализации поднимает надежду противников усилит их сопротивление легко повлечет забастовку технических сил со всеми тяжелыми последствиями тчк Изменение принятого курса невозможно просим немедленно издать декрет о национализации сообщите Баку телеграфно...»51
В этот же день, уступив нажиму Баку, СНК РСФСР принял декрет о национализации нефтяной промышленности в масштабах всей страны. Все имущество нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих предприятий объявлялось государственной собственностью. Вводилась государственная монополия на нефтяную торговлю, управление национализированными предприятиями передавалось Главному нефтяному комитету.
В Баку с одобрением встретили решение центра, однако на этом разногласия между Главным нефтяным комитетом и бакинскими властями не были исчерпаны. ГНК, опираясь на ранее принятые центром решения, настаивал на отсрочке национализации нефтеналивного флота.
Бакинские руководители, не желая отступать, жаловались в Москву в отношении заместителя председателя ГНК К.А. Махровского: «Теперь начинается такая же история с национализацией Каспийского флота телеграмма посланная сегодня Махровским обнаруживает неосведомленность и непонимание покорнейшая просьба вовремя приостановить что Вы не мешали работать»52 .
И вновь в дело вмешался И.В. Сталин. В письме к С.Г. Шаумяну, отправленном 7 июля 1918 г., он давал указания без всякого согласования с центром: «В вопросе о национализации Каспийского флота можете дейст-{96}вовать решительно, не обращая внимания на телеграмму. Можете быть уверены, Совнарком будет с Вами»53 . Уверенность в этих самовольных действиях И.В. Сталину придавало усиление влияния фактора угрозы иностранной военной интервенции. В беседе с С.А. Шаумяном в этот период он особо отмечал отступление советских войск и подготовку англичанами в Баку «второго Мурманска»54 .
В ходе разбирательства нового инцидента, коллегия ГНК даже была вынуждена выступить с заявлением в защиту К.А. Махровского, приняв на заседании 13 июля специальную резолюцию: «Сообщить Президиуму ВСНХ, что Коллегия считает действия К.А. Махровского правильными, ответственность за них принимает на себя, вопрос об устранении К.А. Махровского просит заменить вопросом об устранении всей коллегии в целом. Независимо от вопроса просит Президиум предписать т. Сталину невмешательство в нефтяные дела»55.
Очевидно, что в основе разногласий между ГНК, выполнявшим ленинские распоряжения, и бакинским руководством, опиравшимся на поддержку И.В. Сталина, лежал не фактор случайности, не «конспиративный заговор», направленный неизвестно против кого, а серьезные различия внутри самой большевистской партии в оценке ситуации и, соответственно, в предложениях по выходу из кризиса.
Ленин и Главный нефтяной комитет, исходя из конкретных задач преодоления разрухи и экономической деградации в нефтяной отрасли, выступали за то, чтобы приостановить «красногвардейскую атаку» на капитал, ориентируясь на сохранение в течении переходного периода крупных частных отечественных и зарубежных нефтяных предприятий, работающих под контролем государства. Кроме того, в деле восстановления отрасли они предполагали развернуть программу широкого международного взаимодействия, осуществлять концессионную политику и т.п.
Их оппоненты, руководители Бакинской коммуны и Сталин, руководствуясь, прежде всего, политическими интересами, считали, что стабильность и эффективная работа Советской власти в регионе возможны лишь в результате смены собственности, через огосударствление. На основании этого они ратовали за быстрейший переход средств производства из частных рук в полное распоряжении советских органов. Предшествующее развитие бакинской нефтяной промышленности, тесно связанное с притоком иностранного капитала, они считали чем-то искусственным, лишенным реальной почвы. На Х съезде РКП(б) Сталин говорил: «Баку вырос не из недр Азербайджана, а надстроен сверху усилиями Нобеля, Ротшильда, Вишау и {97}др. Что касается самого Азербайджана, то он является страной самых отсталых патриархально-феодальных отношений»56 . Достаточно сравнить эту характеристику с более ранним высказыванием Ленина о том, что «развитие капитализма и общий уровень культуры нередко выше в “инородческих” окраинах, чем в центре государства»57 , чтобы понять различие этих политиков в оценке уровня развития Азербайджана, и, соответственно, влияния иностранного капитала на экономику этого региона.
В случае с национализацией нефтяной промышленности точка зрения Сталина и бакинских руководителей одержала верх, результатом чего стало декретирование 20 июня 1918 г. национализации российской нефтяной промышленности.
Осуществление декрета на практике привело к слиянию в единое целое частных нефтепромышленных предприятий на базе 3 крупнейших производств: фирмы «Нефть», нобелевской и шелловской корпораций; при этом уничтожалось деление на участки, создавалась единая бухгалтерия для всех фирм58 . Всероссийский съезд служащих и рабочих фирмы «Нобель» (июнь 1918 г., Саратов), вначале предпринял неудачную попытку не допустить принятие решения об обобществлении отрасли, обратившись в ВСНХ с письмом, обосновывавшим нецелесообразность проведения национализации. Однако, затем, после получения известия об опубликовании декрета делегаты съезда приняли резолюция о том, что «быв. т-во Нобель для пользы дела и государства, предлагает временно, как людей опыта, свои услуги по предварительной разработке инструкций по проведению в жизнь национализации и дальнейшему ведению дела»59 . ГНК учел это обращение, издав следующее предписание: «Всей местной администрации бывших нефтяных фирм исполнять по-прежнему свои обязанности и нести полную ответственность перед Главным нефтяным комитетом за сохранность всего имущества этих фирм и за правильное ведение дела, подчиняясь контролю местных органов Главного нефтяного комитета... Увольнение кого-либо из ответственных служащих бывших фирм может быть произведено не иначе, как по предварительному разрешению Главного нефтяного комитета»60 .
В большинстве публикаций советского периода говорилось о том, что уже в первый месяц после провозглашения национализации удалось приостановить спад добычи нефти. Согласно приведенным в них показателям, {98}если в мае 1918 г. было добыто 180 тыс. т нефти, то в июне этого же года добыча уже составила 293 тыс. т.61
Эти данные во многом противоречат свидетельствам С.Г. Шаумяна, сообщавшем 9 июля Ленину и Сталину: «Упадок добычи колоссальный. За июнь всего добыто 17 млн пудов нефтяных продуктов (9,1 тыс. т в день — В.К.), в то время как за май (вследствие перехода со старого на новый стиль он считался только 18 дней) — около 12 млн пудов (10,7 тыс. т в день — В.К.) В ночь на 7 июля в Бинагадах сгорело 19 вышек. Убытки чрезвычайно велики. Точные размеры их, причины пожара еще не установлены»62 . Оценка С.Г. Шаумяна (мало заинтересованного в преуменьшении показателей) представляется достаточно объективной. Кроме того, его данные подтверждаются рядом исследований 20–30-х гг.63 Очевидно, что осуществление во многом неподготовленной национализации привело к упадку производства, о чем и предупреждал Совнарком. Повсеместно начался саботаж и противодействие со стороны технического персонала. Даже в использовании предоставленной центром помощи в размере 50 млн руб. из предварительно выделенных 100 млн руб. имелись злоупотребления. С.М. Тер-Габриэлян иронически свидетельствовал: «Национализация заключалась в том, что все деньги, которые мы привезли и которые были переведены из ВСНХ, должны были распределяться. …Хищения тут происходили неимоверные — одному Аллаху известно. Масса фиктивных табелей. Несколько инженеров было арестовано. Но все было бесполезно…»64
Тем не менее, считать, как это делает американский исследователь Р. Пайпс, что проведение национализации вызвало снижение заработной платы и стало одной главных причин падения Бакинской коммуны в июле 1918 г.65 , также не совсем верно. Нельзя не видеть, что предоставление центром денег, хлеба, мануфактуры и т.д. приходилось как раз на время проведения национализации. Значительное увеличение вывоза нефти и нефтепродуктов в центральные районы страны, имевшее место в эти месяцы во многом было достигнуто за счет привезенного из Царицына в Баку продовольствия. Как вспоминает С.М. Тер-Габриэлян: «...Если бы не эти 12 000 пудов хлеба, то вряд ли мы могли бы вывезти и половину, а вывезли мы {99}78 млн пудов нефти. Рабочие были заинтересованы»66 . Также большое значение имела, несмотря на злоупотребления, выплата зарплат рабочим из предоставленных 50 млн руб.67
Интересно, что в какой-то степени национализация устраивала и крупных нефтепромышленников. Главный директор нобелевской фирмы в Баку Лесснер, исходя из своей «особой» логики, отмечал в письме от 11 июня 1918 г., направленном в Петроград Нобелю: «...Режим большевиков очень недолгий и что, благодаря сильному вздорожанию материалов и сильному повышению ставок коллективного договора... расходы фирм сделались непосильными, мы считаем, что введенная национализация нас устраивает лучше, ибо все крупные и совершенно непроизводственные расходы оплачиваются не из нашего кармана, а из кармана правительства»68 . Фактически директор нобелевской корпорации признает, что проведение национализации способствовало разрешению финансового и продовольственного кризиса, приведшего к катастрофическому положению бакинской нефтяной промышленности. Кроме того, будучи уверенным в преходящей власти большевиков, руководство трех крупнейших нефтяных обществ, на базе которых происходило обобществление, стремилось увеличить свой ресурсный капитал за счет концентрации на своих складах имущества подлежащих расформированию малых предприятий. По словам ряда высокопоставленных работников, крупные фирмы надеялись использовать период формирования государственного Управления нефтяной промышленности (июнь — август 1918 г.) «для укрепления своего влияния как путем надлежащей расстановки своих людей в будущем аппарате национализируемой нефтяной промышленности, так и поджиманием более слабых фирм под свое крыло на случай возврата частно-хозяйственного уклада…»69 В частности, предполагалось, что бывшие владельцы крупнейших фирм получат свои нефтеперегонные заводы «более мощными», отремонтированными, в то время как заводы их конкурентов или будут доведены до состояния разрушения, а мелкие совершенно уничтожены и снесены»70.
В то же время принятие декрета о национализации привело к ухудшению и без того тяжелого внешнеполитического положения Советской России. Так, 8 июля 1918 г. дипломатические представители нейтральных держав — Голландии, Дании, Испании, Норвегии, Персии, Швейцарии и Швеции — обсудили на специально созванной встрече проблему национализации российской нефтяной промышленности и возникших в результате этого имущественных претензиях. Совещание выразило согласованный протест наркомату иностранных дел и СНК в связи с принятием декрета, {100}нанесшем «громадные убытки» иностранным владельцам нефтяной собственности. В декларации указывалось на то, что представленные на встрече государства оставляют за собой право предъявить впоследствии требования о возмещении ущерба71.
В заключение отметим, что национализация иностранной собственности стала результатом общей тенденции складывания системы государственного управления, берущей свое начало еще в дореволюционные годы. Идея участия государства в делах нефтяной отрасли получила распространение после имевших место в начале ХХ в. сокращения добычи и роста цен на нефтепродукты. Кризис в нефтяном деле связывался в широких слоях российского общества с политикой крупных нефтяных компаний (прежде всего, иностранного происхождения). Особенно ксенофобские настроения усилились в годы Первой мировой и Гражданской войн, что, конечно, повлияло на принятие решения о национализации нефтяной промышленности в 1918 г. Не случайно, что инициаторами этой, далеко неоднозначной по своим экономическим и политическим последствиям, национализации были Сталин и руководители Бакинского Совета. По их мнению, деятельность иностранных монополий не способствовала развитию Азербайджана и экономики страны в целом и не отвечала интересам широких народных масс. Поэтому осуществление национализации они рассматривали как меру, призванную сохранить и укрепить Советскую власть на юге России. Именно благодаря их действиям (вопреки политике центральных органов власти в Москве) и было принято решение об обобществлении отрасли.
1 Мау В.А. Революция и экономическая политика // Российская империя, СССР, Российская федерация: история одной страны? М., 1993. С. 60.
2 Витте С.Ю. Конспект лекций о государственном и народном хозяйстве. СПб., 1912. С. 431.
3 О таких предложениях по нефтяной промышленности см., напр.: Государственная дума. 4-й созыв. Стенографические отчеты. Сессия первая. Ч. II. СПб., 1913. С. 57–76.
4 Национализм и иностранные капиталы // Экономист России. 1910. № 13. С. 13–14.
5 Тьюгендхэт К., Гамильтон А. Нефть. Самый большой бизнес. М., 1978; Более подробно см.: Jones G. The British Government and the Oil Companies. 1912–1924: the Search for an Oil Policy // Historical Journal. 1977. Sept. Vol. 20. P. 647–672.
6 Берия Л.П. К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье. М., 1949. С. 31, 57, 65. В те годы Баку был центром революционного движения юга России. Именно там находилось знаменитая подпольная типография «Нина», откуда исходили по всей стране революционные агитационные материалы, в том числе ленинская газета «Искра». Как точно подметил Д. Ергин, «система доставки нефти превратилась в прекрасное средство подпольного распространения пропаганды» (Ергин Д. Добыча. Всемирная исто-рия борьбы за нефть, деньги и власть. М., 1999. С. 141). С Баку, помимо Сталина, были тесно связанны судьбы многих руководителей большевиков: К. Ворошилова, М. Калинина, С. Кирова, И. Косиора, Л. Красина, А. Микояна, С. Орджоникидзе и многих других.
7 См.: Обзор бакинской нефтяной промышленности за 1913 г. Баку, 1914. Двумя другими крупными потребителями являлись фабрики и заводы — 46% и флот — 20%.
8 Монополистический капитал в нефтяной промышленности России, 1914–1917. Документы и материалы. (В дальнейшем МКНПР, 1914–1917). Л., 1973. С. 39, 41–43, 239–242 и др.
9 Девятый очередной съезд представителей промышленности и торговли. Пг., 1915. С. 6–7, 12.
10 Алияров С.С. Нефтяные монополии в Азербайджане в период первой мировой войны. Баку, 1974. С. 83.
11 Эвентов Л.Я. Иностранные капиталы в русской промышленности. М.–Л., 1931. С. 52–53.
12 Дьяконова И.А. Нефть и уголь в промышленной энергетике России XIX — начала ХХ века в международных сопоставлениях. Автореф. дисс. … докт. ист. наук. М., 1995. С. 40.
13 Архив Управления Федеральной службы безопасности по Волгоградской области (УФСБВО). Печатный фонд. Д. 132. Л. 13–14.
15 П.А.Джапаридзе — один из лидеров рабочего движения в Баку, впоследствии руководитель Бакинской Коммуны.
16 РГАСПИ. Ф. 70. Оп 3. Ед. хр. 4. Л. 115.
17 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 357
20 Вместе с тем, уже в начале декабря 1917 г. в ВСНХ готовились и обсуждались первые проекты национализации нефтяной промышленности. Столкнувшись с реальными экономическими проблемами, с необходимостью бесперебойного топливного снабжения страны, большевистское руководство осознало необходимость значительной подготовительной работы для своих преобразований. В качестве меры по подготовке кадров по управлению нефтяным делом после национализации была выдвинута идея создания так называемых народных нефтепромыслов. В частности, предполагалось организовать разработку свободных нефтеносных земель в Бакинском и Грозненском районах силами местных органов. Мнения отечественных исследователей относительно того, была ли реализована эта идея на практике, разделились. Одни считают, что народные нефтепромыслы были действительно созданы (см., напр.: Сафронов Е.Д. Становление советской нефтяной промышленности. М., 1970. С. 36). Другие (и их большинство) высказывают мнение, что этот проект не был осуществлен из-за изменившихся условий. В подтверждение они ссылаются на отсутствие в азербайджанских и московских архивах документов по этому вопросу (см., напр.: Гулиев Г.Б. Национализация промышленности Азербайджана (октябрь 1917 — весна 1922 г.). Автореф. дисс. … канд. ист. наук. М., 1989. С. 8–9). Точка зрения последних в большей степени соответствует реальному положению вещей, поскольку из обсуждения в ВСНХ видно, что идея народных нефтепромыслов была оставлена без должного финансового и материального обеспечения. СНК РСФСР предоставил местной инициативе возможность реализовать этот проект. Однако для освоения и эксплуатации месторождений инициативы органов рабочего контроля на местах было явно недостаточно, требовались значительные внешние капиталовложения, централизованное материальное и техническое снабжение и т. п.
21 Документы внешней политики СССР (Далее — ДВП СССР). Т. 1. М., 1957. С. 98.
22 Сафронов Е.Д. Указ. соч. С. 34.
24 Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. М., 1918. № 29. Ст. 384.
25 Важно отметить, что в этом постановлении было отвергнуто предложение Наркомфина о выкупе нефтяных предприятий.
26 См. воспоминания А.И. Микояна: Победа Великой Октябрьской социалистической революции. Сборник воспоминаний участников революции в промышленных центрах и национальных районах России. М., 1958. С. 340–341.
27 ДВП СССР. Т. 1. М., 1957. С. 676–677.
28 В отношении России в данном контексте подразумевалась национализация внешней торговли.
29 ДВП СССР. Т. 1. С. 676–677.
30 И.Э. Гуковский — советский государственный партийный деятель. В 1918 г. нарком финансов, руководитель Нефтяного комиссариата.
31 РГАСПИ. Ф. 70. Оп. 3. Д. 4. Л. 118–119.
32 Последнее требование было довольно типичным и отражало специфику формирования бакинского пролетариата, который в основной своей массе приходил на промыслы из деревни и мог вернуться туда в период застоя или экономической депрессии.
33 ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 569. Л. 4–5.
34 Декреты Советской власти. Т. II. М., 1957. С. 282.
35 ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 301. Л. 37.
36 Сафронов Е.Д. Указ. соч. С. 43.
37 В отечественной историографии изучение истории национализации нефтяной промышленности нашло довольно полное освещение. Среди множества исследований необходимо выделить следующие: Венедиктов А.В. Организация государственной промышленности в СССР, 1917–1920. Т. 1. Л., 1957; Савицкая Р.М. Очерк государственной деятельности В.И. Ленина. М., 1969; Журавлев В.В. Из истории разработки декрета о национализации нефтяной промышленности (20 июня 1918 г.) // История СССР. 1978. № 5; Гулиев Г.Б. Указ. соч. В этих работах вопросы, связанные с выработкой, обсуждением и принятием Декрета о национализации нефтяной промышленности, изучены наиболее обстоятельно. Особенное внимание в большинстве исследований обращалось на решающую роль В.И. Ленина в проведении курса на обобществление отечественной нефтепромышленности. Лишь Г.Б. Гулиев указал на происшедшую весной 1918 г. эволюцию политики В.И. Ленина в этом вопросе и отметил возникшие в связи с этим разногласия между центром и бакинской властью. В то же время, говоря о различия в подходах руководства Москвы и Бакинской коммуны, автор мало внимание уделил рассмотрению действий Сталина, который, будучи представителем центрального правительства на Юге России, имел непосредственное отношение к национализации нефтяной промышленности.
38 В этом телеграфном сообщении Сталина отмечалось: «Совет Народных Комиссаров утвердил национализацию нефтяной промышленности. Подробные инструкции везет с собой Тер-Габриелян… Нефтяной комиссариат упразднен, все дело передано в руки Главного нефтяного комитета» (Большевики в борьбе за победу социалистической революции в Азербайджане. Документы и материалы. 1917–1918 гг. Баку, 1957. С. 442).
39 Сафронов Е.Д. Указ. соч. С. 45–46.
40 Иголкин А.А. Отечественная нефтяная промышленность в 1917–1920 гг. М., 1999. С. 85; 89.
42 РГАСПИ. Ф. 70. Оп. 3. Д. 4. Л. 40.
44 Там же. Ф. 160. Оп 1. Д. 7. Л. 1.
45 РГАЭ. Ф. 6880. Оп. 1. Ед. хр. 4. (Протокол № 7). Л. 14; (Протокол № 8). Л. 16; (Протокол № 15). Л. 27, 28; (Протокол № 18). Л. 33–35.
46 Там же. (Протокол № 18). Л. 33об.
48 ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 569. Л. 30–31.
49 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 103–104.
50 РГАСПИ. Ф. 160. Оп. 1. Ед. хр. 7. Л. 1–2. Здесь и далее телеграммы приводятся в полном соответствии с текстом архивного оригинала.
51 ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Д. 569. Л. 35.
53 Сталин в Царицыне. Сборник документов и материалов. Сталинград, 1939. С. 26.
54 РГАСПИ. Ф. 70. Оп. 3. Д. 4. Л. 88.
55 РГАЭ. Ф. 6880. Оп. 1. Д. 5. Л. 116.
56 Десятый съезд РКП(б). Протоколы съезда. М., 1933. С. 215.
57 Ленин В.И. Право наций на самоопределение // Полн. собр. соч. Т. 25. С. 271.
58 РГАЭ. Ф. 6880. Оп. 1 Д. 4. Л. 21; также см.: УФСБВО. Печатный фонд. 132. Л. 16–17.
61 См.: Очерки истории Коммунистической партии Азербайджана. Баку, 1963. С. 273; Сафронов Е.Д. Указ. соч. С. 52. Из представленных цифр неясно, учитывался ли майский переход экономической статистики со старого стиля на новый в результате чего май исчислялся бы 18 днями.
62 Шаумян С.Г. Избранные произведения. Ереван, 1979. С. 367.
63 См.: Дубнер А.С. Бакинский пролетариат в годы революции (1917–1920). Баку, 1931; Вышетравский С.А. Нефтяное хозяйство Росси за последнее десятилетие. М., 1924; и др.
64 РГАСПИ. Ф. 70. Оп. 3. Ед. хр. 4. Л. 115.
65 Pipes R. The Formation of the Soviet Union: Communism and Nationalism, 1917–1923. Harvard University. 1954. P. 200–202.
66 РГАСПИ. Ф. 70. Оп. 3. Ед. хр. 4. Л. 122.
68 Дубнер А.С. Бакинский пролетариат в годы революции (1917–1920 гг.). Баку, 1931. С. 62.
69 УФСБВО. Печатный фонд. Д. 132. Л. 22.
70 Там же. Д. 194. Л. 77. Об этом также см.: Д. 132. Л. 27, 47; Д. 194. Л. 13, 16, 75–77.