Наумова Г.Р. Выступление на "Круглом столе" по итогам XI Международного конгресса по экономической истории, 5 января 1995 г. // Экономическая история. Обозрение / Под ред. В.И.Бовыкина и Л.И.Бородкина. Вып. 1. М., 1996. С. 61-63.

В интернет-версии публикации начало каждой страницы отмечено: {номер страницы}.


{61}

Г.Р. Наумова
(Исторический факультет МГУ)

Наука строится человеком. Отсюда и относительность всякого научного знания. Человечество постепенно отказывается от пафоса научности, чуть было не превратившегося в научное мракобесие, подобное средневековому религиозному фанатизму. Даже преклонение поколения шестидесятых годов перед, казалось бы, всемогущими физиками-ядерщиками, чьи знания и навыки имели прикладной характер, кануло в лету, а мечтания о синклите ученых, управляющих обществом и познающих законы развития природы и общества, оказались кратковременной модой.

Конечно, научные истины существуют. Но чрезвычайно важно понимать их связь с определенными научными теориями, научными гипотезами. Наука как бы является творчеством от понятий. Человек, занимающийся {62} наукой, должен точно представлять место и роль науки в общей системе познания мира. Научное познание бытия, даже если понимать под наукой всю совокупность ее отраслей, не универсально и не всеобъемлюще.

При том, что растущая специализация является законом развития науки вообще, все острее стоит задача объединения знаний, накопленных в смежных отраслях. Задача сложная. Ведь наука, если она наука, вырабатывает свои особые методы, приемы познания, находит свои понятия. Неслучайно утверждал философ: "...картины мира при свете математики, астрономии, механики, химии, физики, биологии, антропологии, истории, экономики, филологии и т.д. будут различны. Они могут соединяться, нанизываться как бусы на нитку, но не образуя единого целого, или же это происходит только отчасти и в отдельных точках" (С.Н. Булгаков).

Отчасти и в отдельных точках стремятся сегодня найти общий язык историки и экономисты. Об этом и наш "круглый стол". Многим из здесь присутствующих кажется, что таким общим языком может быть математика, которая действительно нужна, когда у представителей любой науки появляется задача измерения изучаемого явления. Но без ориентирующей ценности любые математические построения и модели бесполезны.

В основе всякого нового исследовательского направления лежат либо практическо-хозяйственные, либо идеальные надобности. Размышляя о судьбах экономической истории у нас и за рубежом, пытаясь найти свое место среди существующих в экономической истории научных школ и направлений не будем забывать, что неплодотворный политэкономический подход к историческому материалу не является привилегией только советской школы экономистов.

{63} Нанизывая эмпирический материал на любые политэкономические, экономические, психологические и пр. модели, то есть выдвигая на первый план всякого рода идеальные построения, хоть и заграничные и очень бойкие, мы рискуем еще раз пройти старый путь никчемной схоластики. А это означает, что рискуем еще на один шаг отойти от истины бытия, от нашей действительности как прошлой, так и настоящей.

Для историка важно при прочих равных условиях остаться специалистом, владеющим исследовательскими методами своей отрасли знания. Знания, добытые при соблюдении этих условий, и будут как раз иметь всеобщее значение. И не важно, будет идти речь о политической или экономической истории. Конечно, не вызывает сомнения тот факт, что историк, исследующий экономические процессы прошлого, должен в тонкостях понимать тот ареал хозяйственной деятельности, который он изучает, а также быть в курсе актуальных политэкономических моделей, наработок психологов, географов и других смежников. Ну и, разумеется, никому не возбраняется переквалифицироваться и стать экономистом, или математиком, или психологом. Можно стать американистом, германистом и пр. Но это уже другой разговор.