На главную страницу проекта

С.В. Калмыков*

Российские компании и западноевропейский
фондовый рынок в начале ХХ в.


Интеграция России в евро-атлантическое экономическое пространство в качестве более-менее равноправного партнера (не как политический лозунг, а как экономический факт) вообще вряд ли достижима в большей степени, чем это уже имело место в период до 1914 г. С одной стороны, на определенное время в Европе возникла ситуация, при которой Россия приобрела чрезвычайную важность для поддержания самого мира и стабильности в Европе как элемент в системе внутриевропейских военно-политических cоюзов, за что часть стран, и прежде всего Франция, были готовы дорого заплатить, инвестировав в России значительные средства. С другой стороны, Россия оказалась на тот момент наиболее близко расположенным и наиболее «цивилизованным» из развивающихся регионов, куда было возможно инвестировать часть объективно избыточных в Европе капиталов, что делало эти вложения не только «жертвой политике», но и коммерчески рентабельным проектом.

Наиболее реальной для России «интеграция» с Европой была в интервале между началом 1890-х гг. и 1914 г., когда первая в самой большой степени была интересна второй и экономически, и как важный фактор внутриевропейской политической стабильности. Ближе всего к возможности интеграции Россия подошла в том секторе экономики, который был наименее связан со спецификой реального сектора в конкретной стране и наиболее унифицирован и стандартизован по методам деятельности, так сказать, наиболее предрасположен к «космополитизму» по самой внутренней сути своей деятельности, — в финансово-банковском секторе. Организационные методы и формы при создании финансово-промышленных групп в разных странах будут гораздо более близкими, чем в области ведения собственно производства; при свободе конвертации и трансферта неважно, в какой стране была получена конкретная сумма прибыли, и поэтому финансовые институты разных стран успешно кооперируются для совместной работы, и т. д.

К началу ХХ в. Россия, без сомнения, давно и неоспоримо состояла членом клуба великих политических держав, однако членом клуба наиболее экономически развитых великих держав она могла считаться лишь с большой долей условности, в частности значительно уступая по многим показателям производительности и потребления на душу населения не только великим державам, но и многим странам Европы. Также значительным было и отставание технического уровня основных секторов российской экономики от среднеевропейского. Но, несмотря на то что Россия в целом была еще весьма далека для полноценной интеграции в начавшее складываться евро-атлантическое экономическое пространство, в ее народном хозяйстве имелись определенные секторы, и в первую очередь банковский, которые в своем функционировании больше других приблизились к западным стандартам, и в какой-то момент ощутили себя способными играть полностью по правилам западной экономики и на ее поле.

Большинство интеграционистских попыток в сфере экономики, как мы знаем, было инициировано на Западе, но в 1910-е гг. наблюдались единичные случаи, когда интеграционные импульсы шли с Востока, когда российские банки сделали попытку внедриться в европейские структуры бизнеса уже не как младшие партнеры, а в качестве руководителей крупных самостоятельных проектов, к участию в которых они пригласили группу своих давних деловых партнеров, а также массу рядовых владельцев свободных в данный момент капиталов.

В данной статье речь пойдет о попытке группы русских банков, воспользовавшись благоприятными новациями в английском корпоративном законодательстве, а именно разрешением деятельности free-standing companies (термин, предложенный Мирой Уилкинс)[1], создать в Британии компании для контроля над большими объединениями в России в нефтяной и табачной промышленности под видом британских холдинг-компаний, — соответственно, The Russian General Oil Corporation и The Russian Tobacco Company или РГО и РТК. Помимо чисто утилитарных задач, здесь присутствовал и явно различимый элемент финансовой спекуляции. В этом проекте приняла участие большая группа европейских банков и банкирских домов; задуманные планы имели много шансов на успех, если бы не фатальные изменения, внесенные в жизнь Европы Первой мировой войной.

В данном случае РГО и РТК выбраны потому, что их дополнительно объединяла одна важная черта — они, помимо обеспечения чисто финансового интереса, предполагали удовлетворение потребностей массового рынка Западной Европы в нефтепродуктах и табачных изделиях, то есть представляли шаг к реальной экономической интеграции на уровне потребительского рынка.

Русско-Азиатский банк, который выступал главным «мотором» всего дела, занялся нефтяным проектом в значительной степени под грузом внутренних проблем и принимая во внимание некоторые тенденции, наметившиеся в русском и международном нефтяном бизнесе. Как известно, он сам возник в результате слияния двух «проблемных» банков, и это обстоятельство не могло не отразиться на его деятельности. Один из этих банков, — Северный банк — являлся, в сущности, филиалом французского банка Société Générale pour favoriser le développement du Commerce et dе Industrie en France (Société Générale), открытым в Петербурге в кризисные для российской экономики первые годы ХХ в. для курирования некоторых предприятий, в развитие которых французский банк вложил средства в годы экономического подъема 1890-х гг. Другой — Русско-Китайский банк — был создан в середине 1890-х гг. по инициативе и на деньги русского правительства, но с большим участием французских капиталов, представленных финансовой группой во главе с другим крупным французским банком — Banque de Paris et de Pays-Bas (PARIBAS) — для экономической поддержки русской экспансии на Дальнем Востоке, в первую очередь в Маньчжурии, и для банковских операций в Тихоокеанском регионе вообще.

Задуманный как так называемый «деловой» банк, Северный банк, во-первых, сразу же столкнулся с сильной конкуренцией уже существующих аналогичных петербургских банков, и, во-вторых, большинство его клиентов в связи с экономическим кризисом оказались в трудном положении, и поэтому банк все время балансировал на опасной грани. Тем не менее к нему проявил интерес еще один парижский банк — Banque de l'Union Parisienne, который увидел в Северном банке «шанс» для старта своих операций в России. В апреле 1906 г. уже с участием Banque de l'Union Parisienne состоялось увеличение капитала Северного банка, благодаря чему в руководстве последнего появился его представитель Т. Ломбардо (Theophile Lombardo). Ломбардо удалось заметно усилить работу президента банка М. Верстрата (Maurice Verstraete), однако этого оказалось недостаточно, чтобы положение Северного банка могло считаться прочным, и к 1909 г. ситуация вновь обострилась — до такой степени, что Société Générale стало готовить вопрос о его слиянии и остановилось на варианте слияния с Русско-Китайским банком.

После того как Россия проиграла войну на Дальнем Востоке, деятельность Русско-Китайского банка потеряла перспективу. И французская сторона, которая вложила преобладающую часть ([5]/8) в акционерный капитал, забеспокоилась, как бы не потерять эти деньги. Не следует трактовать ситуацию слишком прямолинейно: PARIBAS вовсе не желал уйти совсем и не возражал бы против слияния Русско-Китайского банка с каким-нибудь из русских банков, хотя бы с наиболее близким ему по району деятельности Сибирским Торговым, который, со своей стороны, также был одно время заинтересован в подобном слиянии. Поэтому была определенная внутренняя логика в том, что в итоге возник проект слияния обоих банков с участием французских капиталов как результат начавшегося в 1906 г. сближения Société Générale и PARIBAS. Нельзя сказать, что переговоры проходили легко, однако в ноябре 1909 г. удалось подписать прелиминарный протокол. Окончательное согласование заняло еще примерно год, и с декабря 1910 г. Русско-Азиатский банк начал действовать. Во главе банка (а фактически на роль его «спасателя») был поставлен А.И. Путилов, в прошлом весьма талантливый и энергичный чиновник Министерства финансов, в 1905 г. вынужденный оставить государственную службу и перейти в формально частный Русско-Китайский банк[2].

В результате слияния возник очень крупный банк, располагавший уже при основании примерно 60 млн руб. собственных капиталов и 250 млн руб. депозитов, а все его активы приближались к 600 млн руб. Между тем перед его руководителями сразу же встал ряд серьезных проблем в виде далеко не идеальной структуры вложений, необходимости сделать банк рентабельным, явно избыточной для новых условий и нерационально размещенной филиальной сети и т. д. Путилов видел наиболее перспективный выход из создавшегося положения в проведении при поддержке французских патронов крупных операций, которые позволили бы банку решить задачу выгодного размещения обширных пассивов, улучшить структуру активов и занять ведущее место среди петербургских банков. Общей чертой этих проектов были масштабные финансовые комбинации, в основе которых лежали модные в 1910-х гг. идеи трестирования. Путилов последовательно предложил французским патронам проекты создания железнодорожного треста (банковской группы для получения от правительства концессий на постройку железных дорог и размещения ценных бумаг железнодорожных обществ), затем так называемого треста банков. Реализация обоих предложений требовала крупных дополнительных инвестиций, и потому проекты встретили в Париже негативную реакцию. Тогда Путилов пошел на прямой шантаж парижского руководства и, угрожая отставкой, добился в конце 1911 — начале 1912 г. карт-бланш в определении дальнейшей стратегии своего банка.

Проект РГО развивал идеи, положенные в основу создания треста банков и в еще большей степени — железнодорожного треста. В первом случае Путилов предлагал создать французскую контрольную компанию, которая в обмен на собственные акции сосредоточила бы в своем портфеле крупные пакеты акций четверки петербургских банков — Русско-Азиатского, Петербургского Частного коммерческого, Сибирского Торгового и Русского Торгово-промышленного. Чуть позже, весной 1912 г., Путилов от имени «группы русских банков», в которых обоснованно можно предполагать упомянутую четверку, выдвинул перед парижскими патронами новую идею — создание железнодорожного треста в виде учрежденной опять-таки во Франции холдинговой компании, портфель которой состоял бы из облигаций российских обществ, предназначенных для размещения на французском финансовом рынке[3]. И эта идея не встретила одобрения в Париже, между тем от нее уже совсем недалеко до замысла создания РГО, только на этот раз контрольная компания была английской, а место железнодорожных акций и облигаций заняли акции нефтяных обществ, которые предполагалось размещать в Лондоне и Париже, эксплуатируя благоприятно сложившуюся в начале 1910-х гг. конъюнктуру. Проект бралась финансировать банковская группа, костяк которой составляла названная четверка.

По всей видимости, Путилову очень нравилась сама идея создания треста с ядром в виде квазииностранной холдинговой компании; надо полагать, что в этом его поддержали и руководители четверки. Получая в Париже отвод, он снова и снова пытался реализовать эту идею с разным конкретным наполнением, потому что почти одновременно, с небольшим интервалом, во второй половине 1912 г. и начале 1913 г. Русско-Азиатский банк дал старт осуществлению сразу трех практически идентичных друг другу проектов, эксплуатирующих эту идею, — в нефтяной, табачной промышленности и в производстве продуктов на основе растительного масла, — причем на этот раз, кажется, уже без предварительных консультаций с Парижем. Во всех этих проектах в тех или иных сочетаниях принимали участие банки из состава четверки, а также примыкавшие к ним: в одном случае — Петербургский Международный коммерческий банк и Русский для внешней торговли банк (в проекте РГО), в другом — Русский для внешней торговли и Коммерческий банк в Ростове-на-Дону (в проекте РТК).

Участие Международного банка особенно любопытно, поскольку еще в феврале 1912 г. Путилов сообщил в Париж, что банк занял враждебные позиции по отношению к Русско-Азиатскому банку и «представляемым им интересам». Однако, по-видимому, здесь нужно иметь в виду, что мир петербургского haute banque был достаточно тесен и у банковских руководителей хватало здравого смысла не переводить локальные противоречия в плоскость тотальной конфронтации, способной лишь нанести вред их общим интересам, а потому Международный банк вполне мог найти интересным участие в данном проекте, — тем более, что это был уже не первый по счету опыт его сотрудничества с Русско-Азиатским банком, — и даже разделить руководство этим проектом, что было желательно, потому что Международный банк пользовался значительно большей международной известностью и имел более богатый опыт работы с нефтяной промышленностью.

Британский бизнес проявлял большой интерес к русской нефти, определившийся тем несколько преувеличенным значением, которое приобрели запасы, добыча и экспорт нефти из России в 1880—1900-е гг. Об этом свидетельствуют многие факты: еще в начале 1880-х гг. английская торговая фирма «Lane and Macandrew» решила заняться организацией экспорта нефти из Батума наливным способом в европейские порты и заключила договор с фирмой Нобелей, но эти отношения не получили большого развития, так как Нобели тогда еще не проявили заинтересованности в крупной экспортной торговле. Тогда в 1885 г. «Lane and Macandrew» подписали соглашение с Каспийско-Черноморским обществом Ротшильдов, вследствие чего в Лондоне была учреждена The Petroleum Company, а в 1891 г. возникло соглашение о партнерстве с Samuel, Samuel & Co[4]. В 1897 г. соглашение между «Lane and Macandrew» и Ротшильдами было возобновлено на новый срок, в Лондоне в связи с этим была основана The Anglo-Caucasian Company, которая построила большие склады для хранения русской нефти. Но события начала 1890-х гг., и в первую очередь образование в 1893 г. Союза бакинских керосинозаводчиков, членом которого стало и Каспийско-Черноморское общество, привели к тому, что британские компании больше не могли контролировать цены на экспортируемый русский керосин. Это обстоятельство, а также изданное в 1897 г. русским правительством распоряжение, разрешавшее иностранным предпринимателям иметь лишь «косвенные интересы» в компаниях, осуществляющих перевозку нефтепродуктов по морю между русскими портами, вынудили заинтересованный британский бизнес активизировать деятельность по покупке нефтеносных участков в России и организации добычи нефти своими силами.

Одной из первых созданных для этого структур стало возглавляемое А. Стюартом The London Agency, оно также было в той или иной степени причастно к созданию еще целого ряда относительно крупных нефтедобывающих компаний в Бакинском районе, среди которых можно назвать The European Petroleum Company и The Russian Petroleum and Liquid Fuel Company, а также The Baku Russian Petroleum Company; Samuel, Samuel & Co в 1898 г. основала The Schibaieff Petroleum Company, а в 1899 г. — The Bibi-Eybat Petroleum Company — холдинговую компанию, которая являлась держателем всего капитала одноименного русского нефтяного общества на Биби-Эйбате, и т. д. Всего между 1896—1911 гг. британцами было учреждено в различных районах Кавказа 24 нефтедобывающие компании.

Кризис в российской экономике в первые годы ХХ в. вызвал практически полную остановку притока английских инвестиций в нефтяную промышленность, и начало новой волны приходится уже на 1909—1910 гг. Характерной чертой этого периода было появление крупных финансовых групп, таких как The Royal Dutch Shell и РГО (хотя последняя по происхождению своего капитала, как мы увидим, не была английской компанией).

Активное стремление проникнуть в российскую нефтяную промышленность было замечено The Royal Dutch Shell с 1909 г. под влиянием относительно неудачной попытки подчинить своему контролю нефтяное производство Румынии. В 1910 г. трест приобрел контрольный пакет акций фирмы «Казбекский синдикат», помимо этого в сферу влияния The Royal Dutch Shell вошло Северо-Кавказское общество, занимавшее третье место по добыче нефти в районе Грозного, а в 1911 г. под контроль треста перешла The Ural Caspian Oil Corporation — английская холдинговая компания, владевшая капиталом одноименного русского общества. В июне 1911 г. правление The Ural Caspian Oil Corporation заключило соглашение («синдикат») с группой представителей The Royal Dutch Shell — (Лэйном (Lane) и Детердингом (Deterding) и брокерами Гульбенкяном (Gulbenkian) и фон Опфенхаймом (von Opfenheim)) об увеличении капитала компании до 1 млн фунтов стерлингов (ф. ст.), участие в котором распределялось между Лэйном и Детердингом и Гульбенкяном, с одной стороны, и фон Опфенхаймом, — с другой, как 73[1]/3 к 26[2]/3; члены этой группы образовали «коммерческую группу правления», в задачу которой входило управление английской холдинг-компанией и финансово зависимой от нее русской компанией.

Наиболее важной операцией The Royal Dutch Shell в России было приобретение в 1912 г. ряда компаний («Русский стандарт», «Мазут» и Каспийско-Черноморское общество), принадлежавших Ротшильдам, как показал В.И. Бовыкин[5], одной из основных причин, заставивших Ротшильдов продать контроль за ними The Royal Dutch Shell, стало резкое падение их конкурентоспособности по отношению к фирме Нобелей внутри самой России и к The Standard Oil Trust и к самому The Royal Dutch Shell вне ее. Следующим важным актом было подчинение контролю The Royal Dutch Shell значительной части производства смазочных масел в России через приобретение контрольного пакета акций The Schibaieff Petroleum Company. Поскольку одноименное «русское» Шибаевское нефтепромышленное и торговое общество находилось в тот момент в тяжелом финансовом положении, правление The Royal Dutch Shell приняло решение ликвидировать его и создать взамен The New Schibaieff C[o]; акционерный капитал нового общества в 1,16 млн ф. ст. был разделен на 690000 акций-шер (share — доля) в 1 ф. ст. и 470 привилегированных шер также по 1 ф. ст. Все вновь выпущенные шеры были приобретены The Anglo-Saxon Petroleum C[o] также из состава треста, и 345 тыс. акций были подписаны банкирскими фирмами Chaplin, Milne, Grenfell & C[o] из Лондона и H. Oyens & Zonen из Амстердама.

Эти действия The Royal Dutch Shell нарушили сложившуюся расстановку сил в российской нефтяной промышлености и явились внешним побудительным мотивом для группы крупных аутсайдеров и заинтересованных в делах нефтяной промышленности банков создать третье крупное объединение в противовес группам Нобелей и The Royal Dutch Shell, — и, собственно, и стала РГО.

Активно развивалась в 1910 г. также деятельность английского бизнеса в районе Майкопа (получившаz особое название «Майкопского бума»), вызванная информацией об открытии здесь исключительно богатых месторождений нефти. Для этой цели в 1910 г. в Лондоне был учрежден ряд компаний, которые впоследствии были зарегистрированы под русскими названиями, и The Anglo-Maikop Corporation, которая была преимущественно инвестиционной компанией с задачей финансирования компаний, непосредственно ведущих добычу. Взаимоотношения между этими компаниями и The Anglo-Maikop Corporation складывались по схеме «финансирование в обмен на контроль»: финансирование, менеджмент и техническое обеспечение были сосредоточены в руках корпорации, добывающие компании владели пакетами акций инвестиционной компании и друг друга, а также уступали в пользу инвестиционной компании часть своей продукции, передавая опционы на добычу нефти. К 1913 г. под контролем The Anglo-Maikop Corporation находилось уже 13 добывающих, перерабатывающих и транспортирующих компаний. Продажа нефтепродуктов производилась в России; в 1914 г. правление The Anglo-Maikop Corporation начало искать пути проникновения на рынки Германии, Голландии и Великобритании, однако осуществлению этих планов помешала начавшаяся вскоре Первая мировая война[6].

Помимо The Anglo-Maikop Corporation в регионе действовало еще две группы английских компаний. Одна из них была объединена в составе The Maikop General Oil Trust, другую образовали The London & Maikop Oil Corporation и The Australian-Maikop Company, контролируемые инвестиционной компанией Buick, Mooring & C[o]; остальные компании функционировали как независимые. Однако независимые компании, едва успев учредиться и приступить к добыче, также были охвачены процессами слияния[7].

Начиная с 1909 г. та же централизация и концентрация производства происходила и в нефтяной промышленности России в целом. Это приводило к образованию вокруг ведущих фирм своеобразных «концернов» за счет поглощения мелких и средних фирм и установления с ними системы взаимных участий в акционерном капитале, а также учреждения новых компаний. К началу 1912 г. в группу Нобелей уже вошли Челекено-Дагестанское общество, Восточно-Азиатское нефтепромышленное и торговое общество «Колхида», Русское нефтепромышленное общество (33% капитала), Ферганское нефтепромышленное и торговое общество «Чимион», Товарищество минеральных масел «В.И. Рагозин и К[o]» и транспортное Пароходное общество «Кама», а несколько позже к ним добавились нефтепромышленное общество «Эмба» и Общество подсобных предприятий Эмбенского района.

К группе перешедших к The Royal Dutch Shell бывших предприятий Ротшильдов кроме названных присоединились Русское нефтепромышленное общество (33% капитала) и добывающие компании «Кавказ», «Соучастники» и Северо-Кавказское общество. Существовали и более мелкие группы: английский The Cheleken Concern, включавший пять фирм, осуществлявших добычу нефти на острове Челекен, т. н. «максимовская группа» (Англо-Русское Максимовское общество и Первое Грозненское товарищество)[8].

В Бакинском районе существовало еще несколько крупных аутсайдеров — принадлежавшие местным азербайджанским или армянским купеческим семействам фирмы Манташева, Нагиева, Асадуллаева, Лианозова, Гукасова, которые также имели комбинированный характер производства, но по размерам операций далеко отставали от фирмы Нобелей и The Royal Dutch Shell. М.Я. Гефтер высказал кажущуюся верной гипотезу о наличии среди них еще одной группировки (как он назвал ее, «манташевской», «лианозовской» или «гукасовской»), которая настойчиво пыталась стать третьей самостоятельной силой в противовес группам Нобелей и The Royal Dutch Schell и в конце концов нашла выход в превращении в промышленное ядро РГО[9].

В это время в Великобритании получают распространение акционерные компании нового типа (the free-standing company), которые предоставляли возможность регистрации в Британии акционерных холдинговых компаний с целью ведения деловых операций за пределами Британской империи путем совмещения интересов инвесторов в Великобритании с прибыльным помещением капитала за границей. Независимые компании учреждались как английские акционерные общества с капиталом, номинированным в фунтах стерлингов, но при этом их акционерами и членами правлений могли быть граждане любого государства. Независимые компании обеспечивали организационную структуру, минимизирующую степень риска, осуществляли управление сбережениями английских вкладчиков и могли заниматься привлечением как английских, так и иностранных капиталов. Это имело без преувеличения решающее значение для осуществления плана создания РГО, «русского» нефтяного треста с управляющей структурой в виде английской компании.

Создателям РГО, в сущности, и не пришлось придумывать ничего нового: они действовали в соответствии с логикой и процедурами, которые в аналогичных ситуациях применялись британским бизнесом, намеревались удовлетворять те же потребности, включая экспорт нефтепродуктов из России, и даже само название РГО имело узнаваемые британские параллели. Так что массу рядовых британских инвесторов не должно было удивить появление еще одной нефтяной компании «… in Russia», и не было причин, мешавших им приобрести ее акции, если бы они имели доходность на среднем уровне для такого рода бумаг или чуть выше, — а что такую доходность удастся гарантировать, у русских инициаторов проекта поначалу сомнений не возникало.

Шеры РГО были введены в котировку Лондонской биржи 15 июня (8 июля по новому стилю) 1912 г. Цели корпорации в проспекте эмиссии (un prospect d'émission) были сформулированы как установление контроля над производством и распределением нефтепродуктов в России, а также регулирование цен.

На авансированные финансовой группой средства (которые предполагалось частично возвратить с помощью вложений рядовых британских инвесторов в бумаги самой холдинговой компании) в 1912—1914 гг. согласно заранее намеченной программе происходила скупка, частью по предварительной договоренности с владельцами нефтедобывающих, транспортных и комбинированных компаний, и перераспределение акций и собственности между тремя основными фирмами в составе РГО (Линанозова, Манташева и Русским товариществом «Нефть»), каждая из которых до этого была крупным самостоятельным игроком и продолжала сохранять определенные сепаратные интересы и после вхождения в РГО (по этим же силовым линиям, кстати, произошел в 1916—1917 гг. и разлом единой структуры, когда стало ясно, что она не имеет дальнейших перспектив единого существования).

Осуществить цели, сформулированные в проспекте эмиссии, предполагалось путем установления контроля над рядом крупных фирм в Бакинском регионе, из числа которых по причине физической невозможности сделать это, были исключены фирмы Нобелей, Каспийско-Черноморское общество и товарищество бр. Мирзоевых, а также вследствие совпадения интересов с РГО — фирма Лианозова, Русское товарищество «Нефть» и Русское нефтепромышленное общество (РУНО), 33% капитала которого также находилось в собственности фирмы Лианозова[10]. Первоначально была намечена следующая последовательность приобретения фирм: фирма Манташева, Московско-Кавказское товарищество, фирма Питоева[11].

Дальнейшее развитие этот план получил в меморандуме, датированном ноябрем 1912 г. В нем было намечено приобретение следующих фирм: «Шихово», Нафталанское общество, товарищество бр. Мирзоевых, Московско-Кавказское товарищество, фирма Лианозова, — по-видимому, данный состав следует считать промышленным ядром РГО. Эти планы были методично реализованы в 1912—1914 гг. При непосредственном участии финансовой группы, и в частности ее ведущих участников — Русско-Азиатского и Международного банков были приобретены акции и собственность 22 нефтепромышленных предприятий[12]. Наряду с Русско-Азиатским банком наибольшую активность в этом проявила фирма Лианозова, которая при поддержке названных банков приобрела акции и имущество 8 фирм из 22. Основным источником средств для этих покупок являлись банковские кредиты, предоставляемые под залог акций, в том числе новых эмиссий. (По данным русской биржевой прессы, за период 1911—1913 гг. произошло изменение величины акционерных капиталов 21 российской нефтяной фирмы: 4 фирмы уменьшили размер капитала на 4,4 млн руб. и 17 фирм увеличили его на 82 млн руб. РГО в этот период являлась наиболее динамично развивавшейся группой: на долю входивших в нее фирм приходилось свыше 68% этого увеличения.)

Финансовая группа РГО не ограничивалась только операциями по установлению финансового контроля, но также активно участвовала в финансировании геологической разведки и в учреждении новых нефтяных предприятий в районе Грозного и на реке Эмба[13]. В последнем случае при поддержке Русско-Азиатского банка в Лондоне была основана The Emba Caspian Oil C[o] с разрешенным капиталом 3,2 млн ф. ст., которая стала холдинговой компанией для одноименного руского общества. В состав ее правления вошли А.И. Путилов, директор Международного банка А.И. Вышнеградский и целая группа британских представителей. В связи с обменом акций русской фирмы на английские была проведена сложная финансовая комбинация, в результате которой сначала была искусственно понижена оценка собственности, чтобы уменьшить долю русских акционеров, а затем капитал вновь увеличен, и в число акционеров вошла фирма Нобелей[14].

Первоначальный выпуск акций The Emba Caspian Oil C[o] был определен в 1,14 млн ф. ст., для его реализации был образован консорциум русских и французских банков. Французскую группу («синдикат Доссор») образовали Société Générale, PARIBAS и банкирские дома N. et G. Bardac, L. Dreyfus et C[ie] и A.G. Stern, в русскую группу вошли названные банки из состава финансовой группы РГО. Русская и французская группа участвовали в соотношении соответственно 740 тыс. и 440 тыс. шер, половина из которых должна была быть распределена среди публики, а другая поступить в особый пул. Кроме того, предполагалось выпустить еще 540 тыс. шер, если бы банкирский дом H. Higgins et C[ie] и Г. Шпис (G. Spies), один из совладельцев действовавшей в России компании Spies Petroleum, смогли найти в Лондоне гарантов, согласных в этом случае принять на себя финансовые риски. Размещение акций компании согласилась взять на себя Chaplin, Milne, Grenfell & C[o] — банкирская фирма, контакт с которой был установлен через поверенных (солиситоров) РГО — адвокатскую контору «Spyer and Sons». От 200 тыс. до 500 тыс. шер планировалось разместить в Париже (эти операции также были начаты в 1913 г.). К этим операциям проявил интерес крупный дилер в нефтяной промышленности — упомянутый выше Калуст Гульбенкян. Однако к лету 1914 г., когда в связи с банкротством партнера Chaplin, Milne, Grenfell & C[o] , The Canadian Agency, размещение акций The Emba Caspian Oil C[o] было прекращено, оказались распределенными всего 33325 шер[15].

Очевидно, интерес европейцев к русской нефти в начале ХХ в. определялся не только ожидаемыми прибылями, но и поступлением российских нефтепродуктов на европейские рынки. Экспорт нефтепродуктов из России в Европу в 1910-е гг. осуществляли фирма Нобелей, бывшие предприятия Ротшильдов, перешедшие к The Royal Dutch Shell, бельгийская группа «И.А. Ахвердов и К[o]» (I.A. Akhverdov & C[o]) и Русский Грозненский стандарт. Руководители РГО также обнаружили заинтересованность к этой сфере и решили принять в ней участие через свои экспортные филиалы. Всего их было три: французский — La Lianosoff Française, британский — The British Lianosoff White Oil C[o] и немецкий — Deutsch Lianosoff Mineraloel Export AG. Французский филиал был основан еще в 1911 г., британский действовал с 1 июля 1912 г., немецкий был предположительно основан в 1913 г. 95% акций французского филиала принадлежали фирме Лианозова, чуть больше 5% — трем иностранным акционерам, в британском филиале их не было совсем, в германском филиале на сумму 123500 марок участвовала германская фирма Mineraloel Export AG. Фирма Лианозова сбывала нефтепродукты (различные смазочные масла и вазелин) в Антверпене, Зеебрюгге, Дюнкерке, Руане, Марселе, Гамбурге и Париже и, если судить по маркам продаваемых ею нефтепродуктов, в большом количестве — также американский керосин и смазочные масла. В 1913 г. фирма Лианозова отправила в адрес зарубежных филиалов 27 тыс. т нефтепродуктов, в 1914 г. — 29976 т (в связи с блокадой Черноморских проливов в годы Первой мировой войны зарубежные филиалы полностью перешли на продажу американского керосина и смазочных масел)[16].

Как говорилось выше, акции РГО были введены в котировку Лондонской биржи 25 июня (8 июля)[**] 1912 г. 25 июня — 3 ноября 1912 г. под руководством Русско-Азиатского и Международного банков был образован синдикат по реализации первого выпуска акций (1250 тыс. шер по 1 ф. ст., 50% разрешенного акционерного капитала). Практически одновременно с ним действовал второй синдикат по выпуску еще 750 тыс. шер с целью получения средств для приобретения контрольного интереса в фирме Манташева. Второй синдикат начал действовать 27 июля 1912 г. и официально прекратил существование 11 февраля 1913 г., но операции по обоим синдикатам продолжались и после этой даты[17].

Шеры первоначально размещались в Лондоне, а с января 1913 г. они были введены также и в котировку Парижской биржи. Судя по переписке Русско-Азиатского банка, организацией размещения шер в Лондоне занималось его Лондонское отделение, а также банкирские дома O.A. Rosenberg et C[ie] (Париж) и B. Margulies (Брюссель). 9 сентября 1913 г. O.A. Rosenberg et C[ie] сообщил Русско-Азиатскому банку, что 16—20 сентября планирует ввести шеры также на фондовые биржи Брюсселя и Амстердама и что ведет переговоры о введении их в котировку также на биржах Базеля, Марселя и Глазго[18] (документального подтверждения того, что шеры котировались в этих трех городах, нет).

9 (22) октября 1913 г. был образован третий эмиссионный синдикат для размещения 500 тыс. шер, эмитируемых для приобретения крупного участия (12 тыс. шер) в фирме Нобелей. Он неоднократно пролонгировался (до 30 ноября 1914 г., затем до 30 июня 1915 г. и, наконец, до 1 января 1916 г.). Так как сведения о каком-либо движении шер отсутствуют, можно предположить, что в связи с войной операции были остановлены до более благоприятного времени, а 20 апреля 1916 г. синдикат был формально ликвидирован с большими потерями на уменьшении курсовой оценки[19].

Параллельно в 1913—1914 гг. одновременно действовало несколько «интервенционных» синдикатов с целью поддержания биржевого курса шер. Один, conto meta, т. е. по 50% участия (Русско-Азиатский банк и O.A. Rosenberg et C[ie]), начал действовать 9 (22) сентября 1913 г., в него поступило 2,7 тыс. шер, операции с которыми были блокированы сначала до середины 1915 г., а затем до конца войны (в июне 1917 г. O.A. Rosenberg et C[ie] ликвидировал свое участие с финансовыми потерями для себя)[20]. Другой синдикат начал свои операции 27 апреля (7 мая) 1914 г., к нему перешли 650 тыс. шер из портфеля второго синдиката. В дальнейшем никаких операций с ними также не велось, что явилось причиной его буквально обвального распада 13 января 1916 г. под сильнейшим давлением второстепенных участников, чтобы минимизировать дальнейшие курсовые потери (потери одного только Русско-Азиатского банка по этому синдикату составили 170 тыс. руб.)[21]. Последний по времени синдикат conto trio (в составе Русско-Азиатского и Международного банков и O.A. Rosenberg et C[ie]) был образован в мае 1915 г., на его счет были переданы и блокированы до конца войны 100 тыс. шер. Курсовые потери Русско-Азиатского банка по этому синдикату составили меньшую, но все равно чувствительную сумму — 24,3 тыс. руб.[22]

В старой русской и советской литературе РГО было объявлено сначала чисто иностранным, затем смешанным предприятием с большим участием иностранных капиталов, но эти выводы являются следствием недостатка информации. Уже сам состав правления противоречит такому мнению: в него первоначально вошли А.И. Путилов и Ч. Инчболд (Ch. Inchbald) (директор Лондонского отделения Русско-Азиатского банка), А.И. Вышнеградский и Ж. Радин (J. Radine) (директор Парижского отделения Петербургского Международного банка), А.А. Давидов и виконт де Бретейль (viscompte de Breteuil) от Петербургского Частного банка, И.М. Кон от Петербургского Учетного и ссудного банка, М.А. Соловейчик от Сибирского Торгового банка, А.Н. Рафалович от Русского Торгово-промышленного банка, председатель правления Русского товарищества «Нефть» Т.В. Белозерский, председатель правления Товарищества нефтяного производства «Г.М. Лианозова сыновья» С.Г.(Э.) Лианозов, один из собственников фирмы Гукасовых (Каспийское товарищество), П.О. Гукасов, и граф Каррик (the earl of Carrick)[23], который, согласно А.А. Фурсенко, представлял интересы некоей британской группы, близкой к The Anglo-Maikop Corporation и в этом смысле «враждебной» к The Royal Dutch Shell[24], но это не более чем гипотеза.

В качестве официальных «банкиров» РГО в prospect d'emission были указаны The London County and Westminster Bank, банкирский дом O.A. Rosenberg et C[ie] и Лондонское отделение Русско-Азиатского банка; далее, было объявлено, что РГО имеет тесные связи с еще целой «группой финансовых институтов». Ее состав очерчивает круг участников синдикатов с шерами РГО: это была группа петербургских банков (Русско-Азиатский, Петербургский Международный, Петербургский Частный, Русский Торгово-Промышленный, Сибирский Торговый, Русский для внешней торговли банк), постоянными партнерами которых выступали французские банкирские дома O.A. Rosenberg et C[ie] и L. Dreyfus и бельгийский банкирский дом B. Margulies, реже к ним присоединялся французский банкирский дом H. Higgins et C[ie]. В «синдикате Доссор» приняли незначительное участие два первоклассных французских банка, Société Générale и PARIBAS, и французские банкирские дома N. et G. Bardac и A.G. Stern; кроме того, операции с шерами РГО вели вышеупомянутые Chaplin, Milne, Grenfell & Co[25].

Какие причины побудили петербургские банки, создавая РГО, обратиться к услугам не первоклассных западных банков, а второстепенных, хотя и достаточно известных в финансовом мире банкирских домов? O.A. Rosenberg et C[ie и в меньшей степени H. Higgins et C[ie являлись давними партнерами Русско-Азиатского и Петербургского Международного банков и участвовали еще в целом ряде «русских дел» помимо нефтяных; с L. Dreyfus имели также, по-видимому, достаточно давние и прочные связи фирма Лианозова и товарищество «Нефть». The London County and Westminster Bank, насколько известно, также участвовал и в других «русских делах», в частности в The Anglo-Russian Cotton Factories и в т. н. Иртышской корпорации (The Irtysh Corporation) в горнодобывающей отрасли[26]; некий Milne (предположительно, компаньон Chaplin, Milne, Grenfell & C[o]) представлял интересы РУНО во вновь образованном Балахано-Забратском нефтяном обществе (The Balakhano-Zabrat Company)[27].

Многое проясняет упоминание о размещении русских нефтяных акций в Париже через «кулису» (coulisse), т. е. через сферу «профессиональных финансовых спекулянтов»[28]. Очевидно, что выбор русских банков определялся именно специфическими связями названных банкирских домов и их готовностью к спекуляции и несению повышенных финансовых рисков, на что не могли пойти банки с солидной репутацией.

Хотя адресом правления везде указывался Лондон, руководящие импульсы на самом деле шли из Петербурга, где регулярно проводились заседания Комитета по делам РГО, а Лондон каждый раз запрашивал подтверждения уже сделанных шагов[29]. В функции Секретариата в Лондоне и поверенных РГО «Spyer and Sons» входили контакты с официальными органами и прессой, через O.A. Rosenberg et C[ie] и через Лондонское отделение Русско-Азиатского банка поддерживались контакты с финансовыми кругами и Лондонской фондовой биржей (The Royal Stock Exchange).

Другим важнейшим центром являлся Париж, где в основном происходило размещение шер входивших в состав РГО российских фирм. Здесь лидирующая роль предположительно принадлежала уже Парижскому отделению Петербургского Международного банка, а необходимые контакты с Парижской фондовой биржей (Bourse) помогали поддерживать вышеупомянутые французские банкирские дома — O.A. Rosenberg et C[ie], прежде всего, и L. Dreyfus. Ряд руководителей РГО (А.И. Путилов, А.И. Вышнеградский, Т.В. Белозерский и Н.Б. Глазберг) неоднократно выезжали в Лондон и Париж для различных переговоров и консультаций.

Фактически с момента создания РГО существует точка зрения (ее во многом разделяет и автор данной сттаьи), согласно которой это было чисто спекулятивное предприятие: с его помощью группа промышленников и финансистов попыталась получить спекулятивный по природе доход, эксплуатируя хорошую конъюнктуру на русские нефтяные акции. Если отвлечься от чисто внутренних целей создания РГО в России, с Запада дело во многом выглядело именно так. Такое мнение громко прозвучало уже в сентябре 1913 г., — имеется в виду письмо одного из экспертов в редакцию французского журнала «L'Evolution economique»[30]: его автор не вполне верно по форме, но в целом близко к сути отождествил РГО с «Красным Крестом» — консорциумом русских банков, действовавших в этот период под руководством Государственного банка в целях поддержания курсов акций ряда предприятий. Сопоставляя реальную стоимость активов РГО (основываясь на имевшихся у него данных, 38,2 фр. за шеру) с котировкой Парижской биржи (59 фр.), автор письма пришел к выводу, что эта группа пыталась получить спекулятивную прибыль до 52 млн фр. Письмо было направлено в редакцию в связи с публикацией статьи некоего П. Кормье (P. Cormier), в которой разоблачались некоторые нечестные приемы, сопровождавшие котировку шер в Лондоне[31].

Эти наблюдения весьма близки к истине: сохранившиеся отчеты Лондонского отделения о движении шер РГО с января по ноябрь 1913 г. показывают, что котировка имела характер циклических покупок и продаж самими организаторами примерно 2—4% выпущенных шер с целью, во-первых, просто сохранить их в котировочных таблицах биржи и, во-вторых, поддерживать, а если позволит обстановка, то и постепенно повышать котировки, напрямую влияющие на определение текущей биржевой капитализации. По-видимому, аналогично была организована котировка бумаг и других фирм из состава РГО. Распространившиеся же слухи о подкупе прессы привели к тому, что с 1913 г. по решению котировального комитета (совета синдиков) Парижской биржи за использование схожих приемов были вообще сняты с котировки акции Бакинского нефтяного общества[32].

РГО по своему статусу являлось холдинг-компанией, следовательно, его собственное финансовое положение и, самое главное, приток в него будущих инвестиций должны были целиком зависеть от дивиденда и курсовой стоимости портфеля. Так как РГО было создано именно для того, чтобы стать ядром крупнейшего нефтяного треста, а потому и не могло, и не хотело пересматривать состав своего портфеля, то стратегия его руководства (а точнее, стоявших за ним банков) была направлена на рост дивидендов и курсовой стоимости шер с помощью определенных текущих и пусть даже пока «чистых» вложений без немедленной отдачи. Характерным примером спекулятивных тенденций стало искусственное вздувание (за счет средств финансирующих банков) у ряда сателлитов РГО отчисляемых в дивиденд акционеров сумм, в течение ряда лет превышавших даже совокупный размер их текущих прибылей. В обстановке промышленного подъема это еще было возможно делать, однако сопряженные с начавшейся войной трудности показали, что подобная конструкция не обладала большим запасом прочности.

Начиная широко задуманные операции, их инициаторы строили свои расчеты на длительном сохранении высокой конъюнктуры. Расчеты эти не оправдались, Балканский кризис вызвал резкое падение курсов уже осенью 1912 г., и в дальнейшем уровень котировок первой половины 1912 г. достигнут не был. В апреле 1913 г. однофунтовые шеры РГО котировались уже всего по 46 шиллингов (это была самая низкая котировка в этом году), к маю 1914 г. котировка упала до 28 шилингов; в день закрытия Лондонской биржи, 24 ноября 1914 г., котировка упала до 19 шиллингов 6 пенсов, поэтому, например, Crédit Lyonnais советовал своим клиентам избавляться от шер РГО уже в феврале 1914 г.[33]

Правление РГО в докладе о результатах деятельности компании за 1914 г. было вынуждено признать, что дивиденд по шерам сократился в 2,8 раза, объясняя это сразу несколькими обстоятельствами: увеличением налогообложения, отгрузкой нефтепродуктов по старым договорам по довоенным ценам и др.[34]; основная же причина заключалась в том, что фирмы из состава РГО и сама компания вложили большие средства в выплату преувеличенных дивидендов, на что была израсходована значительная часть текущих прибылей и банковских кредитов. Для фирм из состава РГО это имело самые отрицательные последствия: возросли объем их задолженности банкам и одновременно объем кредитов, которые они сами предоставляли дочерним фирмам; в трудных условиях военного времени они оказались не в состоянии эффективно конкурировать с фирмой Нобелей, и в результате сначала в 1916 г. ряд банков вышел из финансовой группы РГО, а затем в конце 1916 — начале 1917 г. развалилась и вся структура РГО с рекомбинацией ее элементов.

* * *

Относительно РТК следует отметить, что, во-первых, почти все шаги по ее созданию повторили аналогичные действия при создании РГО, во-вторых, она была значительно меньше ориентирована на привлечение внешних инвестиций и являлась, по существу, лишь удобной «оболочкой», маскировавшей создание чисто русского табачного треста.

Долгое время связи табачных фабрик с банками в России ограничивались коммерческими кредитами на закупку сырья. По этой причине, а также потому, что крупные табачные фабрики являлись семейными фирмами, чьи акции не участвовали в биржевом обороте, они не представляли серьезного интереса для банков. Положение существенно изменилось после повышения в 1909 г. ставок налога (акциза) на табачные изделия, одним из последствий чего стало увеличение потребности предприятий в оборотных средствах. Предприниматели начали поиск путей сокращения издержек и привлечения дополнительных инвестиций; банки могли подсказать выход, заключавшийся в укрупнении производства и в преобразовании семейных фирм в акционерные. В 1910—1912 гг. все крупные табачные фабрики Петербурга, Ростова-на-Дону (В.И. Асмолов и К[o]), Киева (М.А. Коген), Москвы («Дукат»), Ярославля (И.Н. Дунаева), Феодосии (В.О. Стамболи) были реорганизованы в акционерные общества[35].

В марте 1909 г. были начаты переговоры о слиянии трех самых крупных табачных фабрик Петербурга — «Лаферм» («Laferme»), «А.Н. Богданов и К[o]» и А.Н. Шапошникова)[36]. Несмотря на подписанное соглашение, действительного слияния тогда не произошло, и на время развитие пошло по пути концентрации за счет слияния крупных фирм с второстепенными. Так, в течение 1911 г. фирма «А.Н. Богданов и Кo» присоединила фабрику «Саатчи и Мангуби», «Лаферм» — фабрику «Оттоман», в 1912 г. фирма «В.И. Асмолов и Кo» присоединила ростовские фабрики бр. Асланиди и Я.С. Кушнарева, а «Лаферм» — фабрику «А.Н. Богданов и Кo» и «Дукат»[37]. Волна слияний обусловила необходимость значительного увеличения акционерных капиталов, а это заметно усилило влияние на табачную промышленность ведущих банков, так как почти все новые эмиссии осуществлялись через банковские консорциумы. Особо значительное влияние приобрели Русско-Азиатский и Русский для внешней торговли банки, которые и сыграли ведущую роль в процессе создания РТК.

Регистрация устава объединения табачных фабрик состоялась 2 сентября 1913 г. в Лондоне, однако его история восходит к более раннему времени. Одним из главных подготовительных этапов и прообразом с технической точки зрения стало достигнутое в мае 1912 г. соглашение о слиянии фирм «Лаферм», «А.Н. Богданов и К[о]» и «Дукат»[38]. Одной из задач этого объединения являлось увеличение экспорта русских табачных изделий, для чего предполагалось использовать действовавший к тому времени уже 50 лет экспортный филиал фирмы «Лаферм» в Дрездене и созданный в 1911 г. аналогичный филиал фирмы «А.Н. Богданов и К[о]» в Кельне. Фактическое слияние предприятий было достигнуто уже к февралю 1913 г.; они стали работать по единой программе, но полной передачи имущества не состоялось, потому что правительство задержало выдачу разрешения на эмиссию акционерного капитала Общества русских табачных фабрик, учрежденного в 1912 г.[39] Очевидно именно это побудило создать для ускорения дела контрольную компанию в Великобритании на английском уставе, о чем директор Русско-Азиатского банка М. Верстрат информировал директоров названных петербургских табачных фабрик 6 мая 1913 г., директора предварительно согласовали 10 июля того же года окончательный вариант соглашения [40]. 27 июня 1913 г. Русско-Азиатский банк заключил соглашение с Купеческим банком в Ростове-на-Дону об основах вхождения в трест также и группы Асмолова[41]. Выработка окончательных условий соглашения, которые устроили абсолютно всех участников, заняла много времени и окончательно завершилась только 9 сентября 1913 г.[42]

Участниками соглашения стали 6 крупных фирм («Лаферм», «А.Н. Богданов и К[o]», «В.И. Асмолов и К[o]» и А.Н. Шапошников, Колобов и Бобров и бр. Шапшал), владевшие 12 крупными табачными фабриками, чье производство составляло почти 50% русского табачного рынка, а в перспективе степень контроля должна была возрасти до 70%. Участники соглашения рассчитывали, что вследствие централизации норма их прибыли возрастет с 8—11% до 25%, а прибыль держательской английской компании — до 15%[43]. Юридическую сторону организации английской компании взяли на себя уже знакомые нам поверенные РГО «Spyer and Sons», переговоры о допущении ее шер к котировке на Лондонской фондовой бирже провела юридическая фирма «Haes and Sons». В уставе компания фигурировала как The Russian General Tobacco Corporation, но слишком буквальное повторение названия нефтяной компании не понравилось и было заменено на The Russian Tobacco Company ltd. Образцом для самого устава РТК послужил устав РГО, с которым он имел много текстуальных совпадений[44]. Первоначально состав правления РТК был чисто русским; в сентябре, после консультаций с B. Margulies, было решено для приличия ввести в правление двоих англичан (A. Wildmore, W. Moire)[45].

Выпуск акций британской компании (893719 акций, или чуть больше 50% общего количества) и их обмен на акции российских табачных фирм были произведены через консорциум российских и европейских банков, созданный в сентябре 1913 г. Первоначально предполагалось, что основные финансовые гарантии возьмут на себя Société Générale и французский банкирский дом А. Spitzer et Cie, но окончательно их приняли вышеупомянутые O.A. Rosenberg et C[ie] и H. Higgins et C[ie]. Российскую часть консорциума (70% участия) сформировали уже знакомые нам банки из состава финансовой группы РГО плюс Ростовский-на-Дону Купеческий банк и большая группа директоров российских табачных фабрик. Зарубежная группа участников (30% участия) была очень смешанной: субучастниками O.A. Rosenberg et C[ie стали различные банкирские дома Бельгии, Франции, Германии, Швейцарии и Великобритании (наиболее известными среди них были The London and Midland Bank, The London County and Westminster Bank, The Commercial Bank of Scotland, Glynn, Mills, Currie & C[o], Singer, Manasse & C[o и The Sweizerischer Bankverein). H. Higgins et C[ie] предоставили опцион Mrs. Boulton Bros. & C[o], которые также принимали участие в других «русских делах» (в частности, совместно с Russian Credit and Finance C[o], с Glynn, Mills, Currie & C[o] и с The Anglo-Russian Cotton Factories)[46].

РТК распределила почти весь акционерный капитал заранее; ей было разрешено произвести выпуск первоначального капитала на сумму чуть больше, чем 1 млн ф. ст., из этого количества более 800 тыс. шер были переданы для размещения через консорциум, и еще 640 тыс. шер также могли быть размещены через него, но уже без предоставления каких-либо финансовых гарантий. Остаток в 850 тыс. шер решено было пока блокировать, так как они почти целиком предназначались для обмена на акции российских табачных фабрик. Поэтому для предложения британским инвесторам фактически не предназначалось ничего, и все иностранные акционеры владели едва ли больше, чем 2% акционерного капитала РТК. (Русско-Азиатский банк имел 60,7%, другие петербургские банки — 5,7%, российские директора РТК — 15,07%, Ростовский-на-Дону Купеческий банк — 8,5%, все прочие российские собственники — 8,19%, H. Higgins et C[ie — 0,03%, все другие французские акционеры — 1,8% и британские директора РТК — 0,01%[47].) Физически все выпущенные шеры хранились в депо Лондонского отделения Русско-Азиатского банка и, в отличие от шер РГО, не циркулировали даже символически; весь выпуск был распределен среди участников консорциума, поскольку часть российских участников в ходе операции от своего участия отказалась (Русский Торгово-промышленный и Петербургский Учетно-ссудный банки, группа их директоров и некоторые другие).

К началу войны РТК так и не успела стать элементом английской деловой жизни даже чисто формально (ее акции не были введены в котировочный лист, она ни разу не подала отчета о своей деятельности в английское Министерство торговли и т. д.). Тем не менее оба рассмотренных сюжета расширяют наши представления о типологии русско-европейских интеграционных связей в период до Первой мировой войны. Масштабно задуманные планы имели много шансов на успех, — если бы не фатальные изменения, которые были привнесены в жизнь Европы войной.

 



Примечания

* Калмыков Сергей Валерьевич — кандидат исторических наук (Институт российской истории РАН).

** Далее, если не используется двойная датировка, даты даются по старому стилю.

1 См.: The Free Standing Company in the World Economy, 1830—1996 / Ed. by. M. Wilkins and H. Schroter. Oxford, 1998.

2 Подробнее об этом см.: Бовыкин В.И., Петров Ю.А. Коммерческие банки Российской империи. М., 1994. С. 153—177.

3 См.: Там же. С. 171—177.

4 См.: Гефтер М.Я., Шепелев Л.Е. О проникновении английского капитала в нефтяную промышленность России (1898—1902) // Исторический архив. 1960. № 6. С. 91—92; Гурушина Н.Н., Поткина И.В. Английские капиталы и частное предпринимательство в России // Иностранное предпринимательство и заграничные инвестиции в России. М., 1997. С. 70—71.

5 См.: Бовыкин В.И. Финансовый капитал в России накануне Первой мировой войны. М., 2001. С. 259–296.

6 См.: Монополистический капитал в нефтяной промышленности России. 1883—1914. Документы и материалы. М.; Л., 1961 (далее – МКНПР. 1883—1914). С. 188; Фурсенко А.А.. Нефтяные тресты и мировая политика. 1880-е – 1918. М.; Л., 1965. С. 61—62, 73—74, 108, 131—133; Гурушина Н.Н., Поткина И.В. Указ. соч. С. 71—72.

7 См: The Guildhall Library. Anglo-Maikop Corporation. Ms 24,055, Ms 24,056, Ms 24,062, Ms 24,084; Maikop Midland Oilfields. Ms 24,093; Kuban Refining Company. Ms 24,070; Black Sea Amalgamated Oilfields. Ms 24,075A; the Public Record Office, London. Bt 31: 20436/119910, Bt 31: 13297/110414; Гефтер М.Я, Шепелев Л.Е. Указ. соч. С. 103; Гурушина Н.Н., Поткина И.В. Указ. соч. С. 74—76.

8 См.: The Public Record Office. Bt 31: 20436/119910; Bt 31: 13297/110414, Bt 31: 13153; Гурушина Н.Н., Поткина И.В. Указ. соч. С. 78.

9 См.: Гефтер М.Я. Топливный кризис в России и экономическая политика Третьеиюньской монархии / Исторические записки. 1969. Т. 83. С. 81—82; МКНПР. 1883—1914. С. 728—729.

10См.: МКНПР. 1883—1914. С. 532—534.

11 См.: Там же. С. 546.

12 См.: Российский государственный исторический архив (далее — РГИА). Ф. 597. Оп. 2. Д. 35. Л. 42; Д. 230. Л. 78; Д. 231. Л. 1—2; Д. 232. Л. 6; Ф. 630. Оп. 2. Д. 34. Л. 108, 300, 327, 447, 454, 628; Д. 36. Л. 600; Д. 274. Л. 1—7, 27, 58, 61; Д. 282. Л. 32; Д. 289. Л. 2—4, 9, 14, 23, 251; Д. 291. Л. 6, 13, 15; Д. 307; Д. 311. Л. 10, 11, 14; Д. 335. Л. 27, 48; Д. 346; Оп. 3. Д. 127. Л. 185об.; Ф. 1449. Оп. 1. Д. 10. Л. 57, 91, 107, 121, 138; Д. 15. Л. 86—87; Центральный исторический архив Москвы (далее — ЦИАМ). Ф. 263. Оп. 1. Д. 80. Л. 102; Нефтяное дело. 1912. № 11. С. 52; 1913. № 5. С. 51; 1914. № 1. С. 15; МКНПР. 1883—1914. С. 535—537, 545, 557—558, 616—617, 728, 732, 741—742; Монополистческий капитал в нефтяной промышленности России. 1914—1917: Документы и материалы (далее — МКНПР. 1914—1917). Л., 1973. С. 104.

13 См.: РГИА. Ф. 23. Оп. 12. Д. 1816. Л. 2—4, 85—87об., 90, 114, 117; Ф. 630. Оп. 2. Д. 256; Д. 258. Л. 1, 10—11; Д. 293; Д. 294. Л. 1—2, 6—7об., 26; Д. 340; Д. 341; Д. 342; Ф. 1449. Оп. 1. Д. 28.

14 См.: Там же. Ф. 23. Оп. 12. Д. 1592. Л. 177—182; Ф. 630. Оп. 2. Д. 253. Л. 295—310; Д. 347. Л. 106, 274—276; Д. 348. Л. 209; Д. 353. Л. 295—300; Д. 354. Л. 36, 83.

15 См.: Там же. Ф. 630. Оп. 2. Д. 347. Л. 106—107, 135, 136; Д. 349. Л. 50—51, 153—154, 157, 160—161; Д. 353. Л. 34—42; Оп. 3. Д. 33. Л. 35—35об.

16 См.: Там же. Ф. 1449. Оп. 1. Д. 10. Л. 17, 19, 27, 56; Д. 11. Л. 2, 18—20, 36; Д. 12. Л. 8—9; MКНПР. 1914—1917. С. 487.

17 См.: РГИА. Ф. 630. Оп. 2. Д. 313. Л. 287—293, 347—364; Оп. 3. Д. 132. Л. 138—138об.

18 См.: Там же. Оп. 2. Д. 313. Л. 118, 347—364.

19 Там же. Д. 321. Л. 21; Оп. 3. Д. 133. Л. 54—54об.

20 Там же. Оп. 3. Д. 130. Л. 195—195об.

21 Там же.

22 Там же.

23 См.: Там же. Ф. 597. Оп. 2. Д. 228. Л. 9—10.

24 См.: Фурсенко А.А. Указ. соч. С. 322.

25 См.: РГИА. Ф. 630. Оп. 2. Д. 267, 271, 272, 284, 286, 313, 320, 325, 326, 328, 349.

26 См.: Гурушина Н.Н., Поткина И.В. Указ. соч. С. 62—63, 85.

27 См.: Нефтяное дело. 1913. № 6. С. 68.

28 См.: РГИА. Ф. 630. Оп. 2. Д. 249. Л. 1—2.

29 Там же. Ф. 597. Оп. 2. Д. 228. Л. 15—16; Ф. 630. Оп. 2. Д. 33–49.

30 Это письмо в копии в конце концов отложилось в досье одного из петербургских банков. См.: МКНПР. 1883—1914. С. 610—611.

31 См.: Там же. С. 741.

32 См.: РГИА. Ф. 630. Оп. 2. Д. 250. Л. 1; МКНПР. 1883—1914. С. 539—540.

33 См.: МКНПР. 1883—1914. С. 609—610; Нефтяное дело. 1914. № 22. С. 40.

34 См.: МКНПР. 1883—1914. С. 652—655.

35 См.: РГИА. Ф. 23. Оп. 12. Д. 335, 424, 540, 555, 1160, 1548; Оп. 24. Д. 793; Оп. 25. Д. 395.

36 См.: Центральный государственный исторический архив С.-Петербурга (далее — ЦГИА СПб.). Ф. 1197. Оп. 5. Д. 19. Л. 2—3.

37 См.: РГИА. Ф. 23. Оп. 11. Д. 1060; Оп. 14. Д. 231.

38 Там же. Ф. 630. Оп. 2. Д. 798. Л. 13.

39 Там же. Ф. 23. Оп. 24. Д. 745. Л. 219, 232об., 291, 320об., 323, 339об.

40 См.: ЦГИА СПб. Ф. 1197. Оп. 1. Д. 209. Л. 25; Д. 324. Л. 8, 9, 28.

41 См.: РГИА. Ф. 630. Оп. 2. Д. 799. Л. 3, 8, 9.

42 Там же. Л. 3—6, 8—16, 31, 32, 34—41, 44, 50—63, 96—97, 103—104, 151.

43 Там же. Д. 804. Л. 12.

44 Там же. Д. 799. Л. 28, 59, 66, 77—79; Д. 804. Л. 88—93.

45 Там же. Д. 799. Л. 150; Д. 800. Л. 124.

46 См.: Гурушина Н.Н., Поткина И.В. Указ. соч. С. 62—63, 86.

47 См.: The Publis Record Office. 41067/13—881; Гурушина Н.Н., Поткина И.В. Указ. соч. С. 102. Согласно российским источникам, иностранным собственникам принадлежало 6,5% выпущенного капитала.