ДОКЛАДЫ

А.Ю. Андреев, Л.И. Бородкин,
М.И. Левандовский (Москва)

ХАОС ИЛИ ЭФФЕКТИВНЫЙ РЫНОК?
ДИНАМИКА КУРСОВ АКЦИЙ МАШИНОСТРОИТЕЛЬНЫХ ЗАВОДОВ
НА ПЕТЕРБУРГСКОЙ БИРЖЕ В НАЧАЛЕ ХХ в.

Как известно, биржевые индексы (формируемые на основе курсов цен акций ведущих компаний) рассматриваются как основные индикаторы текущей экономической конъюнктуры. Однако анализ эмпирических данных о курсовой динамике является сложной задачей - слишком много противоречивых факторов (как внутренних, так и внешних) приходится принимать во внимание. Этим объясняется достаточно распространенное мнение о том, "что если рынок акций функционирует нормально, то прогнозировать его динамику невозможно в принципе" [1].

Существуют два основных подхода к анализу рынка акций. Согласно одному из них - это казино, где царят госпожа Удача и опытные игроки, где цены акций формируются в ходе спекулятивной игры и не имеют никаких рациональных оснований. Другой подход исходит из теории эффективных рынков, в соответствии с которой фондовый рынок является чувствительным информационным механизмом, быстро реагирующим на каждый бит информации, способной изменить действительную цену акций. Доводы в пользу иррациональности, хаотичности рынка акций восходят к взглядам Дж. Кейнса, который считал, что на рынке акций преобладает азартная игра вокруг цен, по которым акции могут быть проданы в течение предстоящих дней [2].

В данной работе компьютерному анализу подвергаются ряды динамики курсов акций крупных акционерных компаний, чьи ценные бумаги котировались на Петербургской фондовой бирже в 1900-1909 гг. (в период "десятилетия промышленного застоя" [3]). Из 200 компаний, котировавших к началу данного периода свои акции на этой бирже, мы выбрали три известных акционерных общества - Коломенского машиностроительного завода а.о., Путиловских заводов а.о., Гартмана русское о-во машиностроительных заводов [4]. Основным источником в нашей работе была ежедневная газета "Биржевые ведомости" (СПб), сведения которой были использованы для построения трех динамических рядов, содержащих данные о курсах акций указанных выше машиностроительных предприятий в течение рассматриваемого десятилетия (порядка двух тысяч точек для каждого ряда).

Основной целью нашего исследования является выявление относительной роли "внутренних" факторов биржевой динамики, связанных со взаимодействием биржевых игроков. Номера "Биржевых новостей" (и других периодических изданий начала века) содержат немало аналитических материалов, позволяющих судить о заметном влиянии на курсы акций внешних факторов (сообщений с зарубежных фондовых бирж, политических и экономических новостей). Однако, наряду с этим нельзя не отметить и известную "нечувствительность" курсовой динамики по отношению к внешним событиям. Так, курсы акций анализируемых нами машиностроительных заводов имеют существенную тенденцию к росту в годы русско-японской войны и первой русской революции (при наличии локальных колебаний курсов). Нередко в биржевом отделе газеты можно встретить комментарии следующего вида: "Сегодня в настроении биржи наблюдался резкий поворот к лучшему. Отметившееся улучшение вряд ли можно поставить в связь с политикой, так как со вчерашнего дня ничего нового в положении дел на Дальнем Востоке не произошло" [5]. В целом вопрос об устойчивости биржевой динамики в дореволюционной России по отношению к внешним информационным сигналам является практически неисследованным [6].

Один из эффективных подходов, применяемых в последние годы к анализу поведения неустойчивых систем, связан с концепциями синергетики, математической теорией хаоса, изучающей ситуации, в которых малые случайные флуктуации могут оказать сильные воздействия на ход процесса. Возникающий в этих состояниях "хаос" означает, что динамика процесса становится внутренне (а не в силу внешних причин) непредсказуемой [7].

В докладе приводятся результаты анализа динамических рядов ежедневных курсов акций крупных машиностроительных заводов (Гартмана, Коломенского, Путиловского) с помощью программы Chaos Data Analyzer Programs (The Professional Version (c), 1995. University of Visconsin, Madison). Вычисления показателя Ляпунова, автокорреляционных функций, спектров позволяют (с разной степенью уверенности) выявить наличие хаотической компоненты в изучаемых рядах биржевой динамики. Полученные результаты дают основания для вывода о более заметной, чем предполагалось ранее, роли "внутренних" (связанных с эффектами самоорганизации или "иррациональных", по Кейнсу) факторов функционирования петербургского рынка акций в начале ХХ в.

 

Ю.П. Бокарев (Москва)

ПЕРИОДИЧЕСКИЕ КРИЗИСЫ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ В 90-х ГОДАХ XX в.
И ПЕРСПЕКТИВЫ НА ПЕРВОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ XXI в.

1. В 1997 г. на основании исчисляемых Госкомстатом (с 1999 г. - Российское Статистическое Агентство) "Основных социально-экономических показателей" мной была построена адаптивная модель российской экономики, с помощью которой в мае 1997 г. был предсказан августовский кризис 1998 г. Доработка этой модели с учетом послекризисных структурных коэффициентов позволяет понять особенности функционирования сложившейся в 1992 - 1999 гг. российской экономической системы и предсказать ее поведение на ближайшее десятилетие.

2. В качестве основной особенности пореформенной экономической системы можно выделить ее существенную нестабильность, которая проявляется в нарастающем отставании темпов роста валового внутреннего продукта, промышленной продукции и производственных инвестиций от темпов роста индекса "голубых фишек", уровня цен производителей промышленной продукции, государственных займов, бюджетного профицита, фонда заработной платы, реальных располагаемых денежных доходов, внутренней торговли, экспорта и импорта. Механизм этого отставания связан с громоздкостью и неэффективностью выстроенной в 1992 - 1999 гг. финансовой системы, в рамках которой денежные потоки идут в обход системы производства. В результате со временем внутри экономической системы нарастают диспропорции, приводящие к изменению направления траекторий, увеличению скорости процессов т.е. к бифуркациям.

3. Модель показала, что частые бифуркации - характерная черта сложившейся в 1992 - 1999 гг. экономической системы. Однако не все они осознаются современниками как экономические кризисы. Например, бифуркации на фондовом, валютном, инвестиционном рынках стали привычными явлениями, от отрицательных последствий которых участники экономической системы научились заранее страховаться. Кризисами осознаются такие быстрые изменения направления траекторий, при которых привычные методы страховки становятся невозможными. Периодичность таких кризисов составляет в среднем 1, года. При этом кризис 1998 г. отличался от предшествовавших ему кризисов 1993, 1995, 1996 и 1997 гг. только масштабом и скоростью процессов, а также изменением привычной правительственной политики.

4. Механизмом, запускающим периодические кризисы российской экономики, является политика т.н. "финансовой стабилизации". Стремясь достигнуть бездефицитности бюджета, правительство вынуждено срезать бюджетные расходы и увеличивать собираемость налогов. Это влечет за собой падение темпов роста валового внутреннего продукта, промышленной продукции и производственных инвестиций, а также бегство капиталов, невыплаты зарплаты, рост безработицы. В результате погоня за бездефицитностью бюджета со временем приводит к падению бюджетных доходов. Чтобы не допустить этого, правительство вынуждено создавать особый механизм финансирования бюджетного дефицита. Сравнительная мягкость кризисов 1993, 1995, 1996 и 1997 гг. была связана с функционированием этого механизма. Но к 1998 г. его возможности были исчерпаны, с чем и была связана жесткость августовского кризиса.

5. Если не произойдет отказа от политики "финансовой стабилизации" (альтернативами ей могут быть только гиперинфляция или деприватизация жизненно важных отраслей экономики), то первое десятилетие 2000 г. грозит стать временем частых экономических кризисов по типу кризиса 1998 г. Но есть надежда, что со временем жесткость этих кризисов сгладится, ибо кризис 1998 г. способствовал сбросу наиболее неэффективных звеньев финансовой системы. Возможно, что в дальнейшем этот процесс продолжится.

 

М.А. Давыдов, И.М. Гарскова (Москва)

ДИНАМИКА ЗЕМЛЕУСТРОЙСТВА В ХОДЕ СТОЛЫПИНСКОЙ АГРАРНОЙ РЕФОРМЫ
(Статистический анализ) [
1]

В предлагаемой работе рассматриваются некоторые результаты статистического анализа основных количественных характеристик землеустройства в России в период 1907-1913 гг., позволяющие не только проследить этот процесс во времени и пространстве, но и пересмотреть некоторые оценки эффективности реформы в целом.

Аграрная реформа Столыпина остается дискутируемым сюжетом историографии. К сожалению, за последние 12 лет тема не потеряла своей чрезмерной политизированности. Весьма часто она по-прежнему остается только поводом заявить о своих партийных пристрастиях, в том числе об отношении к проблеме частной собственности на землю. Количественно в литературе продолжает доминировать традиционный негативистский подход, который сводится к широко известным тезисам о "провале реформы", о неприятии ее крестьянами, о том, что она была "кабинетной идеей", о ее насильственном характере и т.п.

Для этого подхода характерен, помимо прочего, любопытный способ обращения с источниками, который можно назвать внестатистическим. Большинство работ лишено серьезного статистического основания, и, видимо, именно в этом одна из основных причин того, что масштабные заключения критиков о якобы катастрофическом исходе преобразований как бы повисают в воздухе. А между тем источники по истории столыпинской аграрной реформы вполне добротны и доступны. В настоящем докладе используется официальная статистика землеустройства, издававшаяся ГУЗиЗ (Главным управлением земледелия и землеустройства), которая по странному недоразумению практически не используется традиционной историографией.

Эта статистика недвусмысленно опровергает ряд принципиально важных представлений о столыпинской реформе, которые как бы освящены временем и потому считаются само собой разумеющимися. Прежде всего это касается тезиса о спаде реформы с 1910 г. и уж во всяком случае после 1911 г., который фигурирует даже в школьных учебниках. На самом же деле как раз в 1912 г. благодаря законодательным актам 1911 г. реформа обретает второе дыхание. Буквально по всем стадиям землеустройства средние показатели 1912-1913 гг. превосходят - и весьма значительно - аналогичные показатели 1907-1911 гг. Так, в 1907-1911 гг. в среднем ежегодно подавалось 658, тыс. ходатайств об изменении условий землепользования, а в 1912-1913 гг. - 1166 тыс., закончены подготовкой в 1907-1911 гг. дела 328, тыс. домохозяев на площади 3061, млн. дес., в 1912-1913 гг. - 774, тыс. домохозяев на площади 6740 млн. дес., утверждено землеустроительных проектов в 1907-1911 гг. для 214, тыс. домохозяев на площади 1953, млн. дес., в 1912-1913 гг. - 317, тыс. домохозяев на площади 2554, млн. дес.

Это касается как группового, так и индивидуального землеустройства, в том числе и единоличных выделов из общины, о чем особенно беспокоится традиционная историография. Она видит "огромной важности факт" в том, "что, по частным наблюдениям, кривая выделов, ранее поднимавшаяся, с 1910 г. резко пошла вниз". Однако статистика ГУЗиЗ дает совершенно противоположную информацию. За 1907-1911 гг. в среднем за год по России хотели выделиться 76798 домохозяев в год, а в 1912-1913 - 160952, т.е. в 2, 9 раза больше. Еще выше рост числа окончательно утвержденных и принятых населением землеустроительных проектов единоличных выделов - их число увеличилось с 55933 до 111865 соответственно, т.е. в 2, 4 раза больше в 1912-13 гг., чем в 1907-1911 гг. При этом, естественно, погубернская картина дает немалый простор для интерпретации. Все основные показатели категорий землеустройства растут во времени и по России в целом, и в подавляющем большинстве губерний.

Изучение статистики землеустройства потребовало применения методов многомерного анализа, позволивших точнее представить, как протекала реформа в пространстве и времени. В реформу были вовлечены губернии, представляющие разные хозяйственно-экономические районы и природно-географические зоны Европейской России, что говорит о том многообразии возможностей для изменения своей жизни, условий хозяйствования, которое давала аграрная реформа Столыпина крестьянам, показывает, что она затронула и заинтересовала крестьянство губерний с различными исторически сложившимися типами землепользования. В то же время эти данные показывают, что реформа отнюдь не везде протекала с одинаковым темпом. Тем не менее она выводила сельское хозяйство страны из стагнации, достаточно быстро меняла российскую деревню, притом качественно в лучшую сторону. Аграрная реформа Столыпина была глобальным преобразованием, которое имело серьезнейшие перспективы в деле радикального изменения жизни страны.

Таблица 1. Итоговые сведения о деятельности Землеустроительных комиссий в 1907-1913 гг.
Общие сводные данные по годам.

Годы

Поступило ходатайств

Закончено подготовкой

Представлено в Комиссии законченных в натуре и предъявленных населению проектов

Утверждено землеустроительных проектов

Число земельных единиц

Число домо-хозяев

Число земельных единиц

Число домо-хозяев

Площадь в дес.

Число земельных единиц

Число домо-хозяев

Площадь в дес.

Число земельных единиц

Число домо-хозяев

Площадь в дес.

1907

4486

219332

1116

47646

578989

789

26556

262943

685

12611

132448

1908

8697

380691

3231

118903

1094628

2468

86381

789502

1934

60014

571440

1909

23738

704964

9043

326857

2974604

6431

252294

2356615

5503

205082

1858444

1910

26792

650347

12054

415692

3896934

9202

345316

3150825

7528

262439

2300845

1911

27057

678143

10912

403795

3702566

10230

361150

3270989

9319

319084

2952433

1907-1911

90770

2633477

36356

1312893

12247721

29129

1071697

9830874

24969

859230

7815610

1912

47228

1226225

20913

741473

6625580

12325

431735

3705874

8219

248164

2132128

1913

39809

1105742

22446

807698

6854480

12770

537174

4408212

10462

386574

2977579

1912-1913

87037

2331967

43359

1549171

13480060

25095

968909

8114086

18681

634738

5109707

Сред.1907-11

22693

658369

9089

328223

3061930

7282

267924

2457719

6242

214808

1953903

Сред.1912-13

43519

1165984

21680

774586

6740030

12548

484455

4057043

9341

317369

2554854

ВСЕГО

177807

4965444

79715

2862064

25727781

54224

2040606

17944648

43650

1493968

12925317

 

Т.Ф. Изместьева (Москва)

СИНДИКАТ "ПРОДУГОЛЬ"
КАК МОНОПОЛИСТИЧЕСКОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ КОМПАНИЙ РАЗНЫХ ТИПОВ:
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Синдикат "Продуголь" принадлежал к числу крупнейших монополистических объединений России начала XX в. Как влиял синдикат на объединившиеся в нем фирмы? Каковы были "плюсы" и "минусы" для отдельных фирм от участия в синдикате? Существовало ли перераспределение льгот, даруемых синдикатом, и, если существовало, то в чью пользу? Было ли оно экономически целесообразным? Для ответа на эти вопросы следует непременно учитывать то, что в синдикате участвовали фирмы разных типов, и влияние синдиката на них было различным в силу причин, прежде всего, экономических.

В состав синдиката "Продуголь" входили:

  1. Чисто каменноугольные предприятия.
  2. Доменные заводы с добычей угля и руды и с производством кокса (вертикально интегрированные предприятия).
  3. Каменноугольные предприятия с добычей соли.
  4. Каменноугольные предприятия с прочими производствами.

Эти четыре типа фирм заметно отличались друг от друга по своим среднегрупповым финансово-экономическим характеристикам. Приведем некоторые характерные отличия. Среднее чисто каменноугольное предприятие по сравнению с предприятиями остальных групп нуждалось в меньшем акционерном капитале для первоначального обустройства, в меньшем размере имущества, обходилось меньшими отчислениями в амортизационный фонд, в большей степени использовало краткосрочные кредиты для пополнения своих оборотных средств.

Наиболее резкие отличия наблюдаются между 1-ой и 2-ой группами. Помимо упомянутых отличий впечатляет разница в средней производительности этих групп предприятий. В среднем, предприятие 2-ой группы добывало 22, млн. пудов угля и производило 5, млн. пудов кокса, тогда как предприятие 1-ой группы – 15, и 2, млн. пудов соответственно. Таким образом, среднее вертикально интегрированное предприятие добывало угля и производило кокса заметно больше, чем чисто каменноугольное, несмотря на то, что этот род деятельности являлся для него побочным. Нужда в оборотном капитале у такого предприятия была почти в два раза выше, чем у чисто угледобывающего (доля оборотного капитала в сумме затрат текущего года для предприятия 2-ой группы составляла 0.0, а для предприятия 1-ой группы – 0.1). Зато и отдача от капитала вертикально интегрированного предприятия была существенно выше: оно получало в среднем прибыль на единицу основного капитала, равную 0.6, а чисто каменноугольное – 0.4.

Рассмотренные типы предприятий явно различались между собой. Также различными были их потребность в объединении, их роль в структуре объединения, наконец, экономические результаты их объединения.

Чем привлекал синдикат своих контрагентов и как воздействовал на них? Существовало несколько способов повышения доходов участников синдиката.

Во-первых, основным способом был рост цен на внутреннем рынке. Поскольку главное препятствие к повышению цен или удержанию их от падения управляющие синдикатом видели в "перепроизводстве" угля, то для сокращения предложения топлива на рынке они практиковали ограничение добычи, то есть введение квот для участников объединения.

Во-вторых, так как синдикат ограничивал выпуск только той продукции фирмы, которая подлежала продаже, вертикально интегрированные участники получали уголь и кокс, необходимые для изготовления конечной продукции, по себестоимости, тогда как их независимые конкуренты должны были платить по ценам, уровень которых находился под влиянием синдиката. Здесь крылся дополнительный источник прибыли для вертикально интегрированных предприятий.

В-третьих, некоторые фирмы экспортировали "излишки" своей продукции по демпинговым ценам, то есть ценам, которые были ниже цен внутреннего рынка. Иногда им удавалось извлекать монопольный доход с экспортного рынка, удерживая экспортные цены выше предельных издержек. Экспортом могли заниматься, в основном, крупные предприятия. Кстати, поскольку в результате экспорта уменьшалось предложение угля на внутреннем рынке и, следовательно, росли цены, от экспорта выигрывали и другие производители.

В-четвертых, доходы участников синдиката увеличивались за счет сокращения накладных расходов, а также издержек на сбыт. Следует отметить, что крупные фирмы при прочих равных условиях несли меньшие затраты по сбыту единицы продукции, чем мелкие, и, следовательно, их выигрыш от передачи функций сбыта синдикату был меньше.

Перечисленные льготы в неравной степени распределялись между контрагентами "Продугля", но не вызывает сомнений, что они были и воспринимались участниками синдиката как "плюсы" объединения. "Минусом" же присоединения к синдикату являлись квоты, которые вступали в противоречие с ростом производства, с результатами эффективной стратегии и тактики предприятий и которые порождали конкуренцию внутри синдиката. В докладе речь пойдет об использовании методов многомерной статистики для более детального ответа на вопросы, поставленные в этих тезисах.

 

Е.А. Левина, М.И. Левин (Москва)

МОДЕЛИРОВАНИЕ ЛОББИСТСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

История лоббирования насчитывает уже не одно столетие. Существующие в литературе модели лоббирования можно классифицировать по методам исследования. Первая группа – это статистические модели. Вторая группа моделей лоббирования – теоретико-игровые модели.

Традиционно лоббирование не включалось в ключевые переменные статистических моделей вследствие двух причин: практической и теоретической. Практическое основание для исключения лоббирования состоит в том, что данные о деятельности групп интересов в области лоббирования редко доступны. Одним из решений этой проблемы является определение лоббирования как передачи информации непосредственно лицам, принимающим решения, для того, чтобы укрепить или изменить их позиции. Тогда интенсивность лоббирования можно рассматривать, как число контактов представителя лоббирующей группы с ответственным лицом. Теоретическое основание для исключения лоббирования из списка переменных заключается в том, что группы интересов ничего не меняют и не добавляют ничего нового в модель, описывающую принятие решения. В ряде работ авторы приходят к выводу, что наиболее важным в принятии решения законодателем является его собственная идеология, а не местные экономические интересы или влияние групп лоббирования.

Однако все возрастающая видимая роль групп интересов в законодательном процессе заставляла многочисленных исследователей вновь обращаться к этой проблеме. В частности, задавшись вопросом: если группы интересов оказывают влияние на процесс принятия решения конгрессменами и сенаторами, то каким образом, – авторы ряда работ [1] исследовали влияние взносов в избирательную кампанию на деятельность законодателей США. Рассматривая влияние взносов независимо от остальной лоббистской деятельности групп интересов, авторы этих работ показывают, что общее влияние взносов невелико. Анализируя одновременно влияние взносов в избирательную кампанию и организованное лоббирование, которое часто сопровождает эти взносы, исследователи приходят к выводу о том, что на голосование влияет общее число контактов законодателей с лоббистами, а деньги покупают доступ, но не голоса, что согласуется с общепринятыми представлениями; таким образом, взносы влияют на решение косвенно, посредством лоббирования. Эта идея используется для построения теоретико-игровых моделей [2]. Вывод о том, что группы интересов могут оказывать давление не только на дружественных к ним законодателей, подтверждается и авторами работ, предполагающих, что, обеспечивая информацией сенаторов и их избирателей о вероятных последствиях принятого решения, группы интересов помогают сформировать сенаторам свои предпочтения [3].

Моделирование лоббирования непосредственно примыкает к теории рентоориентированного поведения, т.к. каков бы ни был конкретный вид лоббирования, в любом случае такая деятельность влечет за собой расходы. Однако существуют различные оценки относительно влияния таких расходов на благосостояние общества. Некоторые из исследователей доказывают, что лоббирование непременно уменьшает благосостояние. Другие утверждают, что лоббирование может быть прибыльным. Непосредственно к проблеме расходов примыкают вопросы об условиях, при которых расходы на борьбу за влияние уменьшаются или, наоборот, увеличиваются. Среди таких условий рассматриваются правила группового дележа, когда борьба за ренту ведется группами, состоящими из более чем одного члена, а также неоднородность как среди групп лоббирования, так и внутри самих групп.

Неверно было бы ограничивать случаи лоббирования только взаимодействием частных организаций и государства. В литературе существует ряд работ, посвященных проблеме лоббирования внутри организации, когда, например, борьба за ренту рассматривается, как соперничество менеджеров отделов фирмы, руководство которой пытается заставить менеджеров отделов потратить их время на продуктивную деятельность, а не на непродуктивное присвоение ренты [4]. Основной вывод рассматриваемой модели сводится к следующему: когда любой агент i внутри организации хочет заставить любого другого агента j делать что-то, он, вероятно, будет пытаться заплатить за это не дополнительными денежными премиями, а адресуя агенту j дополнительную долю ресурсов, над которыми он (i) имеет власть распределения.

Среди теоретико-игровых моделей можно выделить значительную подгруппу моделей, представляющих собой игры с неполной информацией. Суть этих моделей в том, что лоббист обладает информацией, в которой заинтересованы лица, принимающие решение (политики и законодатели), и пытается использовать ее в своих целях. Проведенный в моделях с неполной информацией анализ позволяет наметить направления, в которых должна развиваться законодательная база.

Подводя итог, можно сказать, что изучение проблем, связанных с лоббистской деятельностью, уже давно не terra incognita. В литературе существует множество моделей, использующих разные методы исследования. Однако, так как полученные результаты пока не могут быть названы исчерпывающими, то дальнейшие исследования в этой области не только возможны, но и необходимы.

 

Б.М. Шпотов (Москва)

ЭФФЕКТ МАСШТАБА В АВТОМОБИЛЕСТРОЕНИИ ФОРДА
(ПО СВОДНЫМ АРХИВНЫМ ДАННЫМ 1903-1921 гг.)

Долговременное производство Генри Фордом его первого массового автомобиля – модели "Т" (1908-1927) – вошло в экономическую историю как классический пример эффекта масштаба (economy of scale). Это, как известно, эффект уменьшения затрат на единицу выпускаемой продукции, т.е. снижение ее себестоимости, вследствие увеличения объема производства за счет рационализации и ускорения производственного процесса. Выпуск такого технически сложного продукта, как автомобиль, поточным методом – с использованием узкоспециализированных станков и сборочных линий позволял тогда изготовлять только одну базовую модель с минимальными модификациями. Генри Форд считал это важнейшим принципом производственной экономии. [1]

Производственная политика Форда основывалась на простом принципе – низкая себестоимость и низкая цена одного автомобиля дают минимальную прибыль, а продажа массы автомобилей создает массу прибыли. Он говорил: "Я считаю за лучшее продавать большее количество автомобилей с меньшей прибылью, чем малое количество с большей".

В архиве Henry Ford Museum & Greenfield Village имеется статистическая сводка за 1903-1921 гг., дающая представление о достигнутом компанией эффекте масштаба. Об этом говорят сами сгруппированные в ней данные, хотя документ озаглавлен иначе – "Процентное отношение прибылей к затратам", приведенное к 1 автомобилю. В исследовательской литературе документ в оригинальном виде не публиковался, что до некоторой степени загадочно, хотя историки просто могли и не ставить такую цель. Вся статистика компании при Генри Форде вариативна и весьма приблизительна. Ее данные составлялись по-разному и разными служащими; в одних случаях за основу брался календарный год, в других - финансовый. Были и другие расхождения, для которых исследователи не нашли объяснений. Сличение же приводимых нами данных о количестве проданных автомобилей с опубликованными в литературе показывает совпадение большинства показателей [2].

Статистическая сводка, о которой идет речь, находилась в личном архиве Генри Форда (Fair Lane Papers). Для главы компании она была важной информацией – краткой и наглядной (пространной отчетности Форд не собирал и считал ее излишней). Способ вычисления важнейших признаков эффекта масштаба – снижения издержек и прибылей на 1 автомобиль – деление соответствующих агрегированных показателей на число проданных машин. Самые необходимые для представления об эффекте масштаба колонки мы воспроизводим в прилагаемой таблице.

До окончательного перехода к выпуску модели "Т" в 1909 г. издержки производства и прибыль от продажи одного автомобиля не удавалось понижать. Взяв данные, относящиеся к производству модели "Т" с 1909/1910 по 1917/1918 финансовый годы (далее вмешалось влияние военных заказов и послевоенной инфляции, а данные неполные), мы увидим отчетливый эффект масштаба. За эти годы среднегодовые темпы снижения издержек на выпуск 1 автомобиля и прибылей от его продажи составили соответственно (без выравнивания) 10% и 20%, тогда как средние темпы прироста продаж моделей "Т" и объема чистой прибыли равнялись 56% и 24% в год.

Данные, отражающие эффект масштаба в производстве фордовских автомобилей за 1903-1921 гг.

Финансовый год

Продано автомобилей

Объем чистой прибыли, дол.

Средняя себестоимость 1 автомобиля, дол.

Средняя прибыль от продажи 1 автомобиля, дол.

1

2

3

4

5

1903-1904

1708

201734

394,8

112,7

1904-1905

1695

219602

715,5

129,6

1905-1906

1599

120093

685,2

75,0

1906-1907

8423

1015020

473,0

120,1

1907-1908

6398

1054624

410,1

164,4

1908-1909

10607

2164186

446,3

204,3

1909-1910

18664

4108093

504,5

220,1

1910-1911

34528

5512781

415,1

159,6

1911-1912

78440

10734162

308,0

136,5

1912-1913

168304

20046767

242,1

119,1

1913-1914

248307

24734634

241,0

99,1

1914-1915*

288728

31141187

246,2

107,6

1915-1916

472360

51051832

237,7

108,8

1916-1917

730041

30089752

246,6

41,2

1917-1918

656165

24179329

204,6

36,5

1918-1919

487802

42856382

296,4

87,6

1919-1920**

635226

54835918

320,6

86,3

1920***

690755

71428892

309,5

103,1

1921****

933720

93106284

343,3

99,2

* Данные за 10 месяцев в связи с изменением финансового года
** За август 1919 – апрель 1920 г.
*** За май – декабрь 1920 г.
**** За весь календарный год.

Источник: Statistical Statement showing percent of profit to cost per car by year from 1903 to 1922 // Henry Ford Museum & Greenfield Village. Acc. 1. Fair Lane Papers. Box 181. Fld. FMC – Sales – Figures; 1914-1939.

 

СООБЩЕНИЯ

К.Г. Алявдин (Москва)

СТАЧКИ И МОТИВАЦИЯ ТРУДА ТЕКСТИЛЬЩИКОВ
В ЦЕНТРАЛЬНО-ПРОМЫШЛЕННОМ РАЙОНЕ В КОНЦЕ XIX - НАЧАЛЕ XX вв.:
компьютерный анализ первичных данных "от стачки к стачке"

Изучение стачечного движения в России имеет длительную традицию. Особенность данной работы, во-первых, заключается в том, что мы используем первичные, а не сводные данные о стачечном движении. Во-вторых, в центре нашего внимания находится связь стачечного движения и мотивации труда в текстильной промышленности в ЦПР в конце XIX – начале XX вв.

Стачки и волнения на предприятии являются прямым свидетельством некоего "сбоя" в системе мотивации труда. Посредством стачек рабочие выражают недовольство одним из основных компонентов системы мотивации (вознаграждение (compensation), принуждение (coercion)). А причины и требования трудовых конфликтов четко демонстрируют характер этого недовольства.

Так, например, если причиной стачки были неудовлетворительные расценки, то это показывает, что рабочие недовольны поощрительной компонентой системы мотивации труда. А, если причиной были слишком высокие штрафы за произведенную бракованную продукцию, то это выявляет недовольство рабочих санкциями за нарушение (т.е. компонентой принуждения в системе стимулирования).

Самим своим возникновением стачки и волнения заставляют предпринимателей и государство по-другому взглянуть на мотивацию труда и на свои взаимные обязательства, данные рабочим. Как правило, вследствие трудовых конфликтов предприниматели изменяют систему мотивации труда на предприятии и не всегда в лучшую для рабочих сторону.

Таким образом, нам представляется возможным выделить два уровня в системе мотивации труда – внутренний (связанный с характером причин, требований и результатов трудовых конфликтов) и внешний (связанный с понятием стачки как социального явления).

Способы разрешения возникших трудовых конфликтов, т.е. способы приведения системы стимулирования труда в норму, были разнообразны и зависели как от факторов чисто экономического и политического, так и психологического характера.

Исходя из вышесказанного, можно сказать, что дискуссии об обязательствах рабочих и предпринимателей, материальном стимулировании и принуждении рабочих напрямую связаны с рабочими конфликтами. В данном исследовании эти конфликты рассматриваются в новом ракурсе – стачки и волнения как способы разрешения конфликтных ситуаций, связанных с экономическими обязательствами (в изучаемый период стачки на 100% носили экономический характер) обеих сторон (рабочих и предпринимателей). Важнейшую роль в системе мотивации труда в этот период играла компонента вознаграждения.

Для анализа степени недостаточности компонентов системы стимулирования труда и способов разрешения, возникших вследствие этого трудовых конфликтов, нами была разработана база данных по источникам о стачках и волнениях рабочих на текстильных фабриках ЦПР за 1895-1901 годы.

Для создания базы был использована СУБД Access. На сегодняшний момент база содержит около 450 записей о стачках и волнениях при 23 информационных полях.

Наиболее важными информационными полями в разработанной базе являются поля, посвященные причинам и результатам трудовых конфликтов, требованиям рабочих.

Основным источником для наполнения базы данных послужило многотомное издание "Рабочее движение в России. 1895 – февраль 1917 г. Хроника", содержащее исчерпывающие данные о массовых выступлениях рабочих в указанный период.

На первом этапе работы был проведен первичный анализ внесенной в базу данных информации о стачках и волнениях с помощью алгоритмов многомерного статистического анализа, содержащихся в программном пакете STATISTICA. Была определена динамика изменений, в указанный период, в характере причин трудовых конфликтов, требований рабочих (изменение характера стачек по требованиям, результатам, численности стачечников) и построены таблицы сопряженности "причины – результаты", "требования – результаты" и т.д., для многомерной группировки по типам.

Такой первичный анализ необходим для того, чтобы выявить характерные недостатки системы мотивации труда и основные способы устранения этих недостатков, распространенные в то время в текстильной промышленности.

На втором этапе был проведен более детальный анализ недостаточности материального стимулирования рабочих-текстильщиков. Для этого нами была разработана специальная система, по которой все причины и требования трудовых конфликтов распределяются в зависимости от своего содержания по тематическим группам, схожим с компонентами системы мотивации труда (вознаграждение, принуждение, побуждение).

Так, требования связанные с расценками, зарплатой, требования предоставить квартиры и т.п. относятся к группе "вознаграждение" (compensation). Тогда как, требования уменьшить штрафы, прекратить произвол мастеров относятся к группе "принуждение" (coercion).

Таким образом, проведенная первичная компьютерная обработка данных о стачках и волнениях в ЦПР и классификация в динамике причин и требований по специально разработанной системе дает нам интересные результаты о динамическом изменении характера трудовых конфликтов на текстильных фабриках ЦПР в конце XIX – начале XX вв.

 

Н.М. Арсентьев, В.П. Пучкина (Саранск)

РЫНОК ЖЕЛЕЗА В РОССИИ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.:
КОРРЕЛЯЦИОННЫЙ АНАЛИЗ ЦЕН

Интересный материал по проблемам эволюции экономики России представляет история развития российского общества в первой половине XIX в. Именно в этот период наблюдается переход от одной социально-экономической системы - феодализма, к другой - капитализму. В данной работе предпринята попытка рассмотреть эти проблемы на примере рынка железа России. История ставит множество вопросов, которые ждут ответов: что представлял собой рынок железа в целом? чем обусловлен столь медленный рост выплавки металлов в указанный период времени? Каково было соотношение между себестоимостью продукции и доходами металлургических предприятий? Какие факторы оказывали определяющее влияние на формирование цен на рынке? Наконец, каковы особенности торговли железом в России в первой половине XIX в.?

Территориальные рамки работы определены горнозаводской промышленностью Урала, где добывалось 75% всего отечественного железа, и Замосковным горным округом, следующими по значимости центром металлургического производства России. В данной работе предпринята попытка проследить динамику цен на железо в различных губерниях России, например, в Московской, Казанской, Псковской, Вятской, а также в Санкт-Петербурге, Одессе и на Нижегородской ярмарке, представляющей собой главный пункт торговли железом в России.

Основу исследования составляют два обследования металлургической промышленности середины XIX в. Первое было проведено в конце 40-х годов XIX в. Русским географическим обществом при содействии Горного департамента, которое ставило своей задачей исследование географии торговли железом. Второе обследование рынка железа было проведено в первой половине 50-х годов XIX в., данные которого были собраны правительственной Комиссией для изыскания средств к развитию железного производства в России. Эти обследования дают достаточно подробную картину состояния черной металлургии России и торговли железом в конце 40-х - начале 50-х годов, а также содержат сведения о капиталах, себестоимости продукции и доходах металлургических предприятий России, о прогрессе техники и росте производства в первой половине XIX в. Материалы данных обследований хранятся в Российском государственном историческом архиве в г. С.-Петербурге и составляют особый фонд 46 Комиссии по вопросу о развитии железного производства в России 1847- 1856 гг.

Анализ корреляционных матриц цен позволяет сделать вывод, что цены на железо на Нижегородской ярмарке в наименьшей степени влияли на формирование цен на железо в г. Одессе (коэффициент корреляции равен 0,14), затем следуют Вятская и Казанская губернии (по 0,43). В наибольшей мере воздействие цены на железо на Нижегородской ярмарке проявились в Московской и Псковской губерниях (по 0,71). Среди факторов местного значения, которые, как оказалось, в той или иной степени имели влияни ена формирование цен на железо во всех рассмотренных губерниях, следует выделить транспортные издержки, наличие железоделательных заводов, а также прибыли торговцев железом и заводчиков и другие факторы, характерные для той или иной российской губернии.

Итак, в первой половине XIX в. Рынок железа в России в общих чертах был сформирован. Причем на территории России можно выявить сосуществование двух торговых регионов. Главенствующая роль принадлежала "сверхрегиону", охватывавшему подавляющую часть Европейской России, включая частично территорию Северо-Запада. Вторым регионом в масштабах России являлся Урало-Санкт-Петербургский регион, в котором вторая российская столица в торговле железом была более связана с уральскими заводами, чем с Нижегородской ярмаркой.

 

С.В. Ашмарина (Москва/Челябинск)

ОПЛАТА ТРУДА И СОЦИАЛЬНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ
РАБОЧИХ ГОРНЫХ ЗАВОДОВ НА УРАЛЕ В НАЧАЛЕ ХХ В.

В начале ХХ в. наиболее высокий уровень концентрации горнозаводских предприятий (заводов по обработке руд, переработке металла и обращению его в изделия) на Урале был в Пермской губернии – самом большом страховом округе с населением, преимущественно занятым заводским трудом. Здесь располагался старый горнозаводской район, где видное место занимали Кыштымские заводы (чугуноплавильный и железоделательный). 3 июня 1900 г. в результате экономического кризиса, усилившего концентрацию производства на Урале, владельцы Кыштымских горных заводов образовали акционерное общество, которое просуществовало до 27 декабря 1917 г. В результате этого сложился цельный промышленный комплекс с полным металлургическим циклом (от добычи руды до изготовления проката). В систему предприятий акционерного общества Кыштымских горных заводов входили: Верхне- и Нижне-Кыштымский заводы, Нязепетровский, Каслинский, Шемахинский завод, а так же Соймановские прииски. Деятельность предприятий акционерного общества отражена в делопроизводственной документации, хранящейся в архивах Челябинской и Свердловской областей.

Архивные материалы позволяют получить и подвергнуть обработке значительное количество информации социально-экономического характера. В данной работе дается краткий обзор тех количественных данных, которые служат источниковой базой нашего исследования эволюции страхования рабочих на уральских заводах в начале ХХ в. Интерес представляют прежде всего финансовые отчеты правления общества Кыштымских горных заводов за 1900 – 1916 гг.; положения об оплате рабочих; месячные ведомости на выдачу пенсий; книги записи штрафного капитала; документы об увольнении рабочих за проступки; книги расчетов с рабочими, пострадавшими от несчастных случаев; книги регистрации несчастных случаев и т.д. Так, судя по данным расходов на заводское производство (куда входила и оплата рабочих), первенство было за Кыштымскими заводами – крупнейшими в акционерном обществе; к их показателям приближался Нязепетровский завод (имевший свою собственную документацию), незначительные суммы расходов относились к Каслинскому и Шемахинскому предприятиям, наименьшей расходная статья была у приисков общества [1]. Следовательно, предпочтение в финансировании отдавалось двум первым из вышеназванных предприятий, занимавшим большие производственные площади и имевшим преимущества в распределении средств на строительство и постройку новых сооружений. В расходные суммы закладывались средства на строительство больниц, ремонт домов, квартиры. Отдельные статьи касались пенсий и стипендий; пособий и пожертвований. Правлением общества производились выплаты наградных и праздничных. Т.о., управляющие проявляли определенную заботу о своих рабочих, предоставляя значительные льготы работающим против неработающих: усадьбы, землю, возможность лечиться в больнице за счет завода, получать пособие в предусмотренных законом случаях и по указанию администрации [2].

Документы подтверждают, что заработная плата на железоделательных, медеплавильных, чугунолитейных заводах Урала не была низкой. В металлургической промышленности использовался в основном мужской квалифицированный труд. Возможно, учитывалась специфика и вредность производства. Цеха имели свои графики посменной работы. Рабочие, которые трудились в доменном, литейном, раскатном цехах, гвоздарном и кричном производстве, имея разный уровень квалификации, делились по разрядам, в зависимости от которых, по табели, получали заработную плату (дважды в месяц: в начале и в конце). Наиболее высокооплачиваемыми были мастера цехов (получали 35 – 43 руб. в мес.). Их заработная плата, в зависимости от цеха, в день могла составлять от рубля с небольшим до двух рублей (например, 2 руб. 70 коп. в день получал мастер раскатного цеха первого разряда). Подмастерья, засыпальщики, нагребальщики в доменных цехах получали 26 – 29 руб. в мес. [3]. Т.о., в среднем заработная плата квалифицированного рабочего составляла 98 коп. в день, к чему следует добавить возможность натурального обеспечения, наличие собственных домов с хозяйством, земли от завода. Подростковый труд по табели оценивался на 52 коп. в день ( или 15 руб. 78 коп. в месяц) – столько же получал работник третьего разряда [4]. По сравнению с приведенными уровнями оплаты труда, страховое обеспечение по несчастным случаям на предприятиях акционерного общества Кыштымских горных заводов составляло незначительные суммы. Нужно отметить то, что страховой закон 1903 г. действовал на Урале. В начале ХХ века в списке горных заводов, подлежащих действию закона о страховании значились Кыштымские заводы (3150 чел.), Нязепетровский завод (2429 чел.), Каслинский (1205 чел.), Соймановские рудники (241 чел.) [5]. Широко использовалась статья 2 закона 1903 г. – о злоумышленном вредительстве, в результате чего сокращалось число получавших пособия, при возрастающем уровне травматизма на предприятиях по причинам игнорирования техники безопасности, недостаточной обученности рабочих, продолжительного рабочего дня (притуплявшего внимание), антигигиенических условий труда. Были случаи, когда жалование полностью сохранялось во время болезни рабочего (по причине производства). Оплачивались случаи со смертельным исходом на производстве. Так, например жене рабочего, погибшего на заводе в июне 1904 г., заплатили половину размера его действительного заработка, в месяц пособие составило 3 руб. 39 коп. В связи с другим смертельным случаем месячное пособие на том же основании составило 6 руб. 76 коп. [6] Редко платили по болезни 10 рублей. Пособия составляли в массе своей суммы до рубля, от рубля до четырех, что было недостаточно для ведения нормальной жизни человека, временно утратившего трудоспособность. Частой была практика замены пособия единовременной выплатой. Например, рабочему акционерного общества Кыштымских горных заводов, работавшему в шахте по добыче колчедана за 1 руб. 20 коп. в день на глубине 130 аршин с высоты 60 аршин на голову упал колчедан весом 10 фунтов, в результате рабочий потерял сознание, месяц провел в больнице и работать более не мог. Врач оценил потерю трудоспособности в 30%, что означало пенсию в 2/3 годового содержания (33 руб. 79 коп. в год или 2 руб. 81 коп. в мес.) Ему выдали единовременное пособие в виде вознаграждения в 337 руб. 99 коп. [7]. Средний размер пенсии на предприятиях Пермской губернии не превышал 20 руб. в год. А между тем, при избытке рабочих рук, люди боялись потерять работу, имея от предприятия средства к существованию (пусть даже временно небольшое пособие по болезни, начиная с четвертого дня заболевания). На пособия и пенсию можно было рассчитывать, работая на предприятии, входя в горнозаводское товарищество и платя 2 – 3% взносы из заработка в кассу [8].

В докладе приводятся предварительные результаты компьютерной обработки архивных данных о социальном обеспечении рабочих Кыштымских заводов в 1903-1916 гг.

 

Т.Я. Валетов (Москва)

ВОЗМОЖНОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ АГРЕГИРОВАННЫХ ДАННЫХ
ПРИ ИЗУЧЕНИИ УРОВНЯ И ДИНАМИКИ ОПЛАТЫ ТРУДА
РАБОЧИХ-ТЕКСТИЛЬЩИКОВ РОССИИ
(конец XIX - начало ХХ вв.)
[1]

Одной из центральных проблем рабочей истории является проблема дифференциации оплаты труда. Принципиально важным представляется изучение следующих вопросов: насколько существенно различаются уровни оплаты труда рабочих различных профессий? Какова динамика этих различий? Отличаются ли значения коэффициентов дифференциации зарплаты рабочих при использовании индивидуальных и средних (по каждой профессиональной группе) значений зарплаты? Насколько существенными являются различия в оплате труда рабочих внутри профессиональных групп?

Однако изучение проблемы неравенства в оплате труда в России XIX века упирается в серьезные проблемы с источниками. В России до сих пор не проводилось серьезного анализа проблемы дифференциации заработка рабочих, и несмотря на то, что опубликованы отдельные разрозненные сведения, ценных для анализа динамики и дифференциации оплаты труда рабочих конца XIX – начала ХХ вв. нет, так что приходится собирать новые наборы данных по архивам.

В последнее время нами проводится работа с фондами Товарищества мануфактур Н.Н. Коншина – одного из трех крупнейших российских хлопчатобумажных комбинатов (ЦГИАМ, фонд 673). Некоторые интересные результаты докладывались нами на предыдущей конференции. Например, собранные данные подтверждают гипотезу о том, что заработная плата квалифицированных рабочих в дореволюционный период российской индустриализации имела устойчивую тенденцию к росту.

Одна из проблем, с которыми мы встретились в процессе сбора данных, заключается в том, что часто данные в архивах предприятий представлены в агрегированном виде. Естественный вопрос, возникающий при ознакомлении с обобщенными материалами – насколько адекватно они описывают дифференциацию в оплате труда. Для ответа на этот вопрос мы прибегли к более детальным данным. Эти данные представлены расчетными книгами о рабочих разных цехов и отделов. Книги организованы по годам. В начале книги дается сводная помесячная таблица заработка рабочих отдела: количество рабочих отдела, отработанное ими время и полученная плата. Затем идут индивидуальные данные, расписанные почти по той же форме – время работы в каждом месяце, заработок, штрафы и премии.

Нам удалось провести сравнение индивидуальных и агрегированных данных по ситце-набивной фабрике Товарищества мануфактур Н.Н. Коншина на один конкретный момент – октябрь 1902 г. Для анализа индивидуальных данных о зарплате была составлена база данных по зарплате всего состава записанных в расчетные книги рабочих фабрики (более двух тысяч человек) с указанием их цеха, ставки оплаты труда и реально заработанных в указанном месяце денег. Одновременно из той же книги мы выписали агрегированные значения заработков по всем цехам.

Сравнение выявило значительные расхождения в общей картине и во всех показателях неравенства заработка между индивидуальной и агрегированной обработкой (см. таблицу). В зависимости от того, какие коэффициенты измерения неравенства дохода подсчитывались, неравенство по подробным данным превосходило тот же коэффициент по укрупненным данным в 1,2 раза. Индекс Джини, наиболее полно отражающий всю ситуацию коэффициент, составил для агрегированных данных только 0,94, в то время как подсчет по индивидуальным данным дает значение 0,28.

Основным объяснением этого является то, что агрегирование в расчетных книгах фабрики проводится не совсем по профессиональным категориям, а по отделам фабрики. Дифференциация же заработков внутри отделов, особенно больших по численности и включающих в себя высококвалифицированных рабочих, весьма велика. Например, в цилиндринном отделении (267 человек, средняя ставка оплаты труда – 19, руб./мес.) 23 человека отдельно отмечены в расчетной книге как раклисты – специалисты высокой квалификации со ставками от 25 до 125 рублей в месяц и средней ставкой – 62 рубля в месяц. В этом же отделении 84 человека (преимущественно женщины и подростки) получили в октябре 1902 г. менее 10 рублей. Насколько можно заметить по индивидуальным данным, по ведомостям конкретных отделов проходят, например, чернорабочие. Усреднение заработков как наиболее высокооплачиваемых и высококвалифицированных, так и наименее хорошо оплачиваемых рабочих в одной категории ведет к ошибке измерения, которая тем выше, чем больше влияние на индекс измерения неравенства этих крайних по заработкам групп. Коэффициент, учитывающий заработки только 5% наиболее высокооплачиваемых рабочих (их доля в совокупном доходе всех рабочих), превышает для персональных данных тот же коэффициент, рассчитанный для агрегированных данных, в 1,2 раза, в то время как уже для 20% наиболее высокооплачиваемых рабочих, многие из которых получают зарплату, близкую к средней по своим цехам, это отношение уменьшается до 1,5.

Для исследования динамики неравенства заработков, однако, может и не оказаться столь уж принципиально важным значительное рассогласование индексов неравенства по агрегированным и индивидуальным данным. Там более важен другой вопрос – изменяются ли индексы неравенства, рассчитанные по различным данным, одинаково или по-разному. Пока нам не удалось дать определенного ответа на этот вопрос – для этого надо провести подобную обработку на индивидуальном уровне заработков рабочих на той же фабрики в другие годы. Предположительно динамическое изменение не должно изменить разницу между коэффициентами, высчитанными для агрегированных или индивидуальных данных (все те же проблемы сохранятся и для другого временного среза), и тогда вполне можно будет применять результаты агрегированной обработки для характеристики реальной картины. Подкрепленный архивными данными ответ на этот вопрос является первой целью нашего дальнейшего исследования.

Таблица 3. Значения индексов измерения неравенства зарплаты, рассчитанные по индивидуальным и агрегированным данным.

 

Число рабочих [2]

Индекс Джини

Коэффициент D [3]

Доля совокупной зарплаты (%), приходящейся на наиболее высокооплачиваемые группы

20%

10%

5%

Индивидуальные данные

1661

0,28

8

43

29

19

Агрегированные данные

1701

0,94

2

32

18

10

 

Д.Х. Ибрагимова (Москва)

АВГУСТОВСКИЙ КРИЗИС (1998 г.)
И ПОТРЕБИТЕЛЬСКИЕ НАСТРОЕНИЯ НАСЕЛЕНИЯ РОССИИ:
ЧТО БЫЛО, ЧТО ЕСТЬ, ЧТО БУДЕТ

Продолжение измерения Индекса потребительских настроений [1] в 1998-1999 гг. оказалось чрезвычайно важным. Как говорится, "нет худа без добра", но августовский финансовый кризис со всей очевидностью показал эффективность и действенность этого макроэкономического показателя. "Звоночек", что называется, прозвенел уже в июле 1998 г., когда мы зафиксировали снижение ИПН на 4 пункта. Надо подчеркнуть, что это была совершенно нетипичная для середины лета ситуация, поскольку летом настроение потребителей, как правило, улучшается, в первую очередь под влиянием сезонных факторов. Сравнение динамики ИПН в соответствующие периоды 1996, 1997 гг. подтверждает эту тенденцию. Таким образом, население в июле 1998 г. чутко прореагировало на изменения экономической ситуации в стране, заранее предсказав нарастание негативных явлений, месяц спустя действительно вылившихся в глубочайший кризис.

Сентябрь и ноябрь 1998 г. – самые "черные" месяцы для ИПН. В ноябре индекс составил 44, что явилось рекордно низким уровнем за весь период наблюдений с 1993 г. Темпы же падения индекса с июля по ноябрь составили 56%. Такое "сжатие" потребительских настроений было связано, прежде всего, с резким ухудшением материального положения населения. Определяющим фактором явилось снижение реальных доходов населения вследствие резкого роста инфляции с августа по ноябрь (по официальной оценке ее темпы за этот период составили 60%).

Однако дальнейшее поведение индекса свидетельствует о том, что достигнув своего "дна" в ноябре, настроения потребителей стали понемногу улучшаться, или точнее, население постепенно стало адаптироваться к новой экономической реальности. В январе ИПН вырос по сравнению с ноябрем уже почти на 10 пунктов, в марте – остался на том же уровне, затем в мае вырос еще на 8 пунктов. Анализ поведения компонент ИПН позволяет охарактеризовать главную тенденцию, зарождение которой началось в январе с.г. Улучшение потребительских настроений вызвано не столько оздоровлением экономической ситуации в стране, сколько наличием у населения своей, параллельной, причем уже окончательно завершенной модели поведения, а именно стратегии выживания, ориентированной на собственные силы, "подручные средства". Об этом свидетельствуют отнюдь не радужные оценки населением ближайших перспектив развития экономики страны. Можно говорить о параллельности существования двух миров – экономики в целом и отдельного человека (семьи) в частности. В сопоставлении с "послекризисным" сентябрем прошлого года ИПН вырос на 32% и сейчас соответствует уровню марта 1997 г. (напомним, что 1997 г. по экономическим результатам был лучшим годом за весь период реформ). Это свидетельствует о стабилизации экономической ситуации в настоящее время. Иными словами, можно образно говорить о том, что страна выбралась из той "ямы", в которой она оказалась в результате августовского финансового кризиса.

Согласно результатам последнего замера, проведенного в ноябре 1999 г., ИПН по сравнению с сентябрем с.г. существенно вырос – на 9 пунктов – и составил 72. Такое изменение индекса для ноября совершенно нетипично. Опыт наблюдений с 1993 г. показывает, что к ноябрю настроения потребителей, как правило, ухудшаются вследствие воздействия сезонных факторов.

Однако в ноябре 1999 г. ситуация сложилась другая. Улучшение оценок материальной ситуации в семье в первую очередь, как и в сентябре, связывается с обретением работы (доля респондентов, указавших эту причину, продолжает расти с июля с.г., и к настоящему моменту увеличилась уже почти в 2 раза). Важным фактором улучшения личного материального положения продолжает оставаться ликвидация задолженностей по пенсиям и регулярные выплаты заработной платы: доля респондентов, отметивших эту причину, с июля с.г. к ноябрю выросла в 3 раза. В отличие от всех предыдущих замеров ИПН в 1999 г., в ноябре с.г. стала значимой доля респондентов, указавших, что "семейные доходы росли быстрее, чем цены" в качестве причины улучшения материального положения семьи. Кроме того, минимального уровня с начала года достигла доля лиц, указавших, что их "материальное положение ухудшится, поэтому лучше сберечь деньги" в качестве фактора, препятствующего приобретению товаров длительного пользования (если в январе с.г. 22% опрошенных называли эту причину, то в ноябре с.г. – только 12%).

Данный факт, характеризующий ожидания людей, подтверждается и более углубленным анализом оценок населением перспектив экономического развития в стране и в семье. Главный вывод заключается в том, что надежды людей на улучшение ситуации в ближайшем будущем, как никогда, велики. Достаточно заметить, что значение Индекса потребительских ожиданий является в настоящий момент одним из наиболее высоких за весь период наблюдений, соответствуя уровню сентября 1997 г. (лишь в декабре 1993 г. ожидания населения были еще значительнее). Причем буквально невиданные ранее темпы роста показывает индекс оценки населением экономической ситуации в стране в ближайший год: он вырос с сентября по ноябрь на 15(!) пунктов. Это тем более показательно, что по итогам предыдущего замера в сентябре с.г. краткосрочные перспективы страны в представлении населения были весьма туманны и неустойчивы. Ранжировка причин такого резкого улучшения оценок экономической ситуации в стране в ближайший год выглядит следующим образом. На первом месте – "устойчивое экономическое и политическое положение страны" (доля респондентов, указавших эту причину, возросла с сентября по ноябрь в 2 раза); затем – рост производства (этот фактор в качестве причины своих положительных оценок краткосрочных перспектив в ноябре с.г. назвали в 2, раза больше людей, чем в сентябре); сокращение задолженности, неплатежей. Статистически значимой в настоящий момент стала доля лиц, указавших на повышение уровня жизни населения страны, которая возросла с сентября по ноябрь в 6, раз! Существенно (в 2 раза) возросло число респондентов, отметивших сокращение безработицы, стабилизацию цен как факторы благоприятной оценки ближайших перспектив развития ситуации в стране, а также снижение уровня преступности, коррупции – с мая с.г. доля лиц, указавших на это, возросла в 4 раза.

Таким образом, мы впервые за весь период измерений ИПН на регулярной основе (с мая 1996 г.) имеем ситуацию, когда все частные индексы обнаруживают свой бурный рост, подкрепленный статистически значимыми характеристиками вызвавших его причин. Данная ситуация объясняется, на наш взгляд, в первую очередь политическими факторами, а именно – нарастанием накала предвыборной эйфории, характеризующейся, как широкими обещаниями, так и вполне реальными шагами по улучшению ситуации в стране. Обратимся немного к цифрам. По данным Российского статистического агентства,

Иными словами, положительные изменения реальной экономической ситуации действительно имеют место быть, внешним катализатором проявления которых, образно говоря, являются приближающиеся выборы и необходимость завоевания голосов избирателей. В настоящий момент мы впервые имеем возможность в полном объеме проследить влияние политического фактора на потребительские настроения. Регулярные измерения ИПН начались, как было уже сказано, с мая 1996 г., т.е. за 1 месяц до президентских выборов, и тогда нам удалось захватить лишь небольшой отрезок времени – с мая по июль 1996 г. настроения потребителей действительно немного улучшились, а затем наблюдалось их резкое ухудшение. Можно предположить, что в данном случае динамика ИПН будет также развиваться по синусоиде, когда после взлета, вызванного предвыборной атмосферой, неизбежно произойдет падение с тем лишь отличием, что сейчас у нас есть возможность для анализа не только короткого отрезка этой кривой, но и всего цикла с момента его возникновения.

В заключение хотелось бы отметить, что в рамках исследований ИПН проводится детальный анализ потребительских настроений по различным социально-демографическим срезам: по доходным группам, по полу, возрасту, месту проживания людей. Кроме того, подробно изучаются инфляционные ожидания населения, а также ситуация на потребительском рынке в целом, и отдельных товаров и услуг в частности. Все эти вопросы будут освещены в моем докладе на конференции АИК-7.

 

Л.Н. Мазур (Екатеринбург)

ИСТОРИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
АВТОМАТИЗАЦИИ ПРОИЗВОДСТВА И УПРАВЛЕНИЯ В СССР в 50-80-е годы XX в.

Развитие промышленности во II половине XX века в нашей стране тесно связано с процессами автоматизации, которые стали зримым воплощением научно-технической революции и ее влияния на интенсификацию производства. В СССР процесс автоматизации развертывается с середины 50-х гг. с началом серийного производства первых советских компьютеров М-20 и БЭСМ.

Исторически автоматизация управления и производства прошла несколько этапов развития, которые отличаются технической основой и концептуальным подходом: 1 этап – 50-е – середина 60-х гг. ; 2 этап – вторая половина 60-х – середина 80-х гг.; 3 этап – вторая половина 80-х – 90-е гг. ХХ века.

На первом этапе основное внимание уделялось выявлению потенциальных возможностей использования ЭВМ. Этот этап можно назвать "экспериментальным", т.к. он наполнен постоянным поиском и попытками расширить круг выполняемых ЭВМ задач. В этот период применение ЭВМ не приводит к существенному повышению эффективности управления, новая техника используется, как правило, нерационально и это закономерно, т.к. она "подстраивается" под имеющиеся ручные технологии обработки информации.

Невысокие темпы автоматизации экономики и управления в 50-60-е гг. во многом были связаны с малочисленностью вычислительной техники. К 1960 г. в СССР насчитывалось всего 165 ЭВМ, в 1964 г. – 998 [1]. В это же время формируется понятие "вычислительный центр", который рассматривался как своеобразный опорный узел общегосударственной системы автоматической обработки данных. Вместе с тем, уже в это время наметились серьезные недостатки, послужившие причиной значительного отставания СССР в вопросах автоматизации от стран Европы и США. В 1967 г. из 200 с лишним наименований вычислительной техники, более чем половина не были запущены в производство. В результате к 1965 г. вычислительные центры были оснащены в основном устаревшими ламповыми ЭВМ, а полупроводниковые ("Минск-2", Сетунь, БЭСМ-3, "Минск-22") составляли только 16%. Около 11% всех счетных машин не использовались из-за поломок, т.к. не были решены вопросы создания соответствующей ремонтной базы. Другая характерная черта рассматриваемого этапа – недостаток специалистов по эксплуатации вычислительной техники.

Следующий период (вторая половина 60-х – середина 80-х гг.) характеризуется пристальным вниманием к процессам автоматизации, которое нашло выражение в организации массовых кампаний по внедрению ЭВМ в управление и производство. В основу проведения политики автоматизации была положена концепция АСУ, основные положения которой были сформулированы во второй половине 60-х гг. В последующие годы, опираясь на приобретенный опыт, концепция изменялась, смещались ее акценты, но основной принцип сохранился. Он нашел отражение в функциональном подходе к автоматизации управления. Анализируя содержание концепции и результаты ее внедрения в практику управления, следует отметить следующие наиболее существенные недостатки: во-первых, в концепции АСУ отразились преувеличение возможностей техники, и во-вторых, недооценка сложности управленческой деятельности.

К 1986 г. в хозяйстве РСФСР насчитывалось 1100 вычислительных центров и подразделений, они оказывали информационные услуги 12 тыс. предприятий и организаций. Разработкой алгоритмов и программ, эксплуатацией техники было занято 130 тыс. специалистов. Кроме того, насчитывалось более 3 тыс. машиносчетных станций, работавших как в составе предприятий, так и самостоятельно. В 27 министерствах и ведомствах РСФСР функционировали АСУ верхнего уровня. Всего же с отраслевыми и межотраслевыми звеньями было введено в действие более 800 АСУ различного уровня и функционального назначения [2]. В целом, результаты от внедрения АСУ оказались ниже ожидаемых, что было связано как с невысокими темпами внедрения средств автоматизации в экономику, так и низкой эффективностью действующих АСУ.

Одним из эффективных направлений автоматизации стало создание АСУ технологических процессов. В первую очередь они использовались в энергетике, химической и нефтехимической промышленности, машиностроении и приборостроении. Причем если в 1971-1975 гг. в СССР было создано 564 АСУ технологических процессов, то в 1976-1982 гг. – 2002, т.е. число их возросло почти в 4 раза [3].

На третьем этапе, в 80-е гг. происходят существенные изменения, связанные как с перестройкой технической базы автоматизации – применением персональных компьютеров, так и с пересмотром концепции, в основу которой уже был положен не позадачных подход, свойственный более раннему этапу, а принцип информационной поддержки принятия решений. Современная ступень автоматизации управления знаменуется созданием интегральных информационных систем, способных разрабатывать различные варианты управленческих решений.

Развитие автоматизации в рассматриваемый период имело сложный характер – массовые кампании по внедрению ЭВМ и АСУ сменялись разочарованием от полученных результатов. Каждый этап разворачивался в определенных микро- и макроэкономических условиях, что непосредственно отражалось на процессах информатизации общества. Интересно, что для процессов автоматизации свойственная цикличность развития, это нашло отражение в проблеме интеграции информационных систем. Особо остро данный вопрос встает в конце 70-х гг., затем в условиях экономических, политических и социальных перемен отодвигается на второй план и в целом оказывается забытым, и вновь актуализируется в настоящее время, на новом витке развития общества.

 

Н.В. Пиотух (Москва)

МЕТОДЫ АНАЛИЗА ДИНАМИКИ
ПРОСТРАНСТВЕННО-ХОЗЯЙСТВЕННЫХ ЯВЛЕНИЙ

Пространственно-хозяйственная типология одного из уездов Северо-Запада России, выявленная на материалах 1780-х гг., позволила охарактеризовать как ее особенности, так и факторы, которые определяли пространственное размещение хозяйства жителей изучаемого уезда и их поселений во второй половине XVIII в. Особое методическое значение здесь имеет тот факт, что для изучения таких сложных систем, какой является система расселения с присущими ей формами поселений и особенностями размещения хозяйства, более приемлемым оказывается метод размытой классификации, нежели традиционный кластерный анализ.

Возникает естественный вопрос: какова динамика выявленных факторов расселения, можно ли охарактеризовать изменения в системе расселения, сравнивая полученные результаты с данными начала XVII в.

Уловить динамику в системе расселения можно, сравнив карты распределений различных, значимых для исследуемой системы, переменных. Поскольку основой всех рассуждений являются население и хозяйство, то такими переменными будут "население" и "пашенные угодья".

Процедуры пространственной экстраполяции данных позволяют создать карты распределения рассматриваемых переменных для двух временных точек: начало XVII и последняя треть XVIII века. Вычитание полученных таким образом поверхностей позволяет сделать следующие выводы. Выявленная динамика не позволяет говорить об изменении системы расселения, на изучаемой территории значимы были одни и те же природные факторы; в первой половине XVII в. закладывались основы той системы сельского расселения и размещения хозяйства, которая в своем развитом виде наблюдается во второй половине XVIII в.

 

А.Л. Пономарев (Москва)

СТРУКТУРА И РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ДОХОДОВ
СРЕДИ НАСЕЛЕНИЯ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ В XIV-XV вв.

Данные двух типов средневековых источников позволяют приложить к этому времени некоторые проблемы, актуальные в современной эконометрии, конкретно – определить структуру распределения богатства и доходов среди населения.

Для этой цели пригодны данные комплекса кладов, которые представляют собой овеществленное состояние погибших владельцев, и записи нотариальных картуляриев и бухгалтерских книг, в которых содержатся сведения о том, как состояние функционировало.

Использованные в исследовании данные о кладах золотоордынских монет XIV–XV вв. напрямую говорят об этом распределении. В разные периоды истории этого государства богатство распределялось среди его жителей строго в обратной пропорции – чем больше размеры кладов, тем реже они встречаются.

Аналогичная структура распределения богатства прослеживается по данным торговых сделок генуэзцев в 1281 г. и венецианцев в 1360-х гг. Число итальянцев зависит от их состояния также обратно пропорционально. Однако размер сделок описывается не обратной пропорцией а логнормальным распределением. Ведь если состояния подчинены обратной пропорции, то величина конкретной сделки варьирует по нормальному закону, средняя которого определена состоянием индивида. Поэтому из данных контрактов возможно извлечь и коэффициенты обратной пропорции и сравнить структуру распределения доходов в Венеции, Пере, Золотой Орде с современными данными (рис. 1).

 

Полученные данные о распределении богатства говорят, по крайней мере, о пяти вещах.

1) В отличие от Московской Руси, монетчики которой за сорок лет после 1380 г. отчеканили монеты не больше, чем один монетный двор Золотой Орды (Солхат-Крым) за 796 год хиджры (1394/1395 г.), сосуществование на территориях Причерноморья и Поволжья различных хозяйственных укладов способствовало (или было причиной?) существования развитого рынка денег и развитых товарно-денежных отношений. Размеры кладов джучидских монет указывают на то, что в XIV в. в среднем на семью приходилось более 500 серебряных монет.

3) Изменения в величине кладов говорят о том, что изменялось и количество денег в государстве. Оно выросло примерно в три раза за время правления Токтамыша, и весьма вероятно, что моментально – на следующий год после Куликовской битвы (об этом говорит типовой состав кладов, где соотношение числа монет 782 г.х. (1380/1381 г.) ко всем предшествующим 2:1.

3) Приход к власти Токтамыша совпал с началом структурных изменений в распределении богатства среди населения государства. Хотя масса денег увеличилась втрое, возросло практически только благосостояние богатейших 10% населения.

4) Распределение кладов по величине, которое говорит о распределении богатства и распределении доходов, фиксирует внутри всего населения группу, которая выделяется тем, что у ее членов существует верхний порог благосостояния. Цены на продовольствие и свидетельства о том, что прожиточный минимум семьи составлял порядка сотни денег в месяц, не позволяют связывать обладателей наличности в пределах 70 – 1500 денег с купечеством или феодальной верхушкой общества. Практика уплаты жалованья за несколько месяцев, полгода, год, существовавшая в генуэзском казначействе Каффы в 1381 г. подсказывает, что подобными суммами располагал служилый люд, доходом которого было жалованье (стипендии, кормления, вакф и т.п.), периодичность поступления которого не позволяла благосостоянию этих людей выйти за определенные пределы.

5) Отождествление указанной группы кладов со статусом их владельцев как наемных работников и стипендиатов еще раз говорит о том, что историки недооценивают уровень социального развития в татарском государстве. Даже с оговорками о специфике найма рабочей силы в средневековье необходимо понять, почему в "отсталом" государстве от 30 до 50 процентов населения существовало на периодические и фиксированные доходы – зарплату.

 

С.А. Саломатина (Москва)

ЧТО ТАКОЕ РОССИЙСКИЙ КРЕДИТ?
Поиск ответа в бухгалтерской документации коммерческих банков, 1864 – 1917 гг.

Перед Вами первые результаты нового исследования, посвященного структуре кредитных операций в системе коммерческих банков. Автора в первую очередь интересовало, какими количественными показателями отличался "типичный" коммерческий банк и, в связи с этим, насколько широкими были в России возможности доступа к кредиту у отдельных экономических субъектов. Исследование базируется на анализе дореволюционных публикаций бухгалтерской статистики коммерческих банков.

Опыт общения с отечественными исследователями на темы банковской истории привел меня к выводу о том, что в этой области для большинства из нас главный сюжет – это история взаимоотношения банков с крупной промышленностью. Причем банки в данном случае – это именно акционерные коммерческие банки, банки – акционерные общества, ориентированные на предоставление краткосрочного (сроком одного года) коммерческого кредита. Эти банки занимали ведущее место в кредитной системе дореволюционной России, однако, из было относительно немного: в XIX в. – 30–40, с примерно таким же числом отделений, в XX в. – 40–50, с примерно 800 отделениями, агентствами и комиссионерствами.

О многочисленных фактах кредитования промышленности дореволюционными коммерческими банками нам сегодня хорошо известно благодаря обширной историографии. Тем не менее, у нас до сих пор практически нет аргументированных оценок общего уровня развития кредитной системы России.

В печати, а чаще в устных дискуссиях, научное сообщество обсуждает тезис И.Ф. Гиндина о недостатке промышленного кредита в России и, прежде всего, его долгосрочных форм. Однако при переходе от констатации этого факта к попытке его объяснения дискуссии начинают "пробуксовывать": нам не хватает знаний о дореволюционном кредите в целом.

В моей работе делается попытка начать восполнять этот пробел. Необходимо выяснить, кто имел доступ к кредиту в дореволюционной России, через какие финансовые учреждения, на каких условиях. Первые, самые общие подходы к ответам на эти вопросы сделаны на примере самого изученного типа кредитных учреждений — акционерных коммерческих банков.

Автором работы была собрана обширная коллекция ежемесячных и ежегодных данных из бухгалтерской документации коммерческих банков, публиковавшейся в прессе. Эти статистические сведения позволяют судить о структуре, главным образом, кредитных, а также некоторых других операций. По отдельным видам операций удалось составить динамические ряды ежемесячных данных за весь период существования коммерческих банков с 1864 по 1917 гг.

По результатам анализа в работе удалось определить главные статистические признаки моделей операций банков разных типов.

У большинства российских коммерческих банков основной формой кредитования клиентов была покупка до срока долговых обязательств отдельных предпринимателей (т.е. учет векселей). Модель операций этих банков развивалась из системы личного кредитования, когда кредит предоставляется банком исходя из доверия к платежеспособности и деловой репутации клиента. В этом случае банк работал с близкими к нему группами клиентов.

Существовала также небольшая группа крупных, главным образом, петербургских банков. Именно эти банки олицетворяли собой финансовый капитал России. Это объясняется особенной структурой их операций. Они обслуживали рынок ценных бумаг во всех его проявлениях (курсовые операции, размещение на рынке новых выпусков акций предприятий, прием в залог ценных бумаг), поэтому именно эти банки дали классические примеры сращивания с акционерными предприятиями.

В итоге заметим, что коммерческие банки были изначально ориентированы на обслуживание групп клиентов, близких к банку, или же на работу с ценными бумагами хорошо знакомых банку предприятий. Замкнутость дореволюционного банковского дела в сочетании с политикой правительства, препятствовавшей организации новых банков, ограничивали процесс расширения системы коммерческих банков. Таким образом, возможностей этих кредитных учреждений было недостаточно для кредитования хозяйства страны.

Однако у нас нет данных, чтобы распространить этот вывод на всю кредитную систему России, потому что при попытке выйти за пределы системы коммерческих банков, мы сталкиваемся с более чем десятком форм кредитных учреждений, бытовавших в дореволюционный период, о кредитном потенциале которых нам до сих пор мало что известно. В итоге, сделав суждение о типологии кредита в коммерческих банках, мы выходим на новые задачи в изучении финансовой истории России, к решению которых еще только предстоит найти подход.

 

Л.В. Сапоговская, В.Г. Железкин (Екатеринбург)

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОПЫТ ПРОМЫШЛЕННОЙ ПОЛИТИКИ В РОССИИ
КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ПРОБЛЕМА:
о необходимости создания базы данных по нормативным актам

Экономическими реалиями современной России выдвинут, по сути, императив восстановления и развития отечественной промышленности. Проблема эта из сферы идейных баталий все более перемещается в строгую область государственного целеполагания. В этих условиях непродуктивны стереотипы исторического агностицизма. Они лишают "творцов высокой политики" весьма важных исторических резервов в их теоретических "депозитах", обедняют системы вариантов решения тех или иных конкретных практических вопросов. Очевидно, что познание реального – не мифологизированного и не ангажированного теми или иными общественными силами, исторического опыта возможно лишь на основе накопления конкретно-исторических разработок. В литературе же по экономической истории России исследования по промышленной политике представлены явно непропорционально объективному значению проблемы. Достаточно сказать, что в широкой хронологии истории XVIII – начала XX вв. не наберется и десятка названий, где само это понятие фигурирует.

Двумя важнейшими блоками источниковой базы исследования промышленной политики являются: соответствующие документы правительств, органов государственной власти (1), нормативные акты (2). Первый представлен материалами обсуждений и программного характера документами [1]. Нормативные акты толкуются нами в данном случае в предельно "расширительном" смысле – это не только законы, указы, постановления, но и различные подзаконные акты – инструкции, распоряжения, "письма", а также директивы местных государственных органов, ведающих промышленностью.

Хотелось бы подчеркнуть особое значение в изучении проблемы – нормативных актов. Во-первых, в известном смысле их совокупность и составляет содержание промышленной политики. Во-вторых, нормативные акты своеобразно отражают внутреннюю логику эволюции промышленной политики, понимаемую через циклы "взаимодействий": ее социальных, теоретических основ и непосредственной системы предпринимаемых мер; последних и методов их осуществления; полученных результатов и новой генерации задач, мер и методов. В-третьих, всесторонний анализ содержания нормативной документации служит основой оценки "качества" промышленной политики – ее преобразующего и инновационного потенциала и степени адаптивной готовности. В-четвертых, обращение к этому источниковому комплексу позволяет представить промышленную политику операционально (отчленить ее, с одной стороны, от промышленной деятельности, с другой – от политики экономической).

В качестве одного из приоритетных на настоящий момент направлений в исследовании проблемы следует, по убеждению авторов, рассматривать анализ промышленной политики как процесса перманентного. В данном случае имеет смысл принципиально исходить из того, что по мере изменения социально-экономического пространства, высвобождающаяся правовая и административная ниша постоянно заполнялась новым, адекватным ему содержанием, обеспечивающим функционирование и развитие промышленности. Такой подход позволит проанализировать внутренне присущую эволюции промышленной политики, содержательную и временную структуру, отказавшись от традиционного формального ее представления с точки зрения смены царствований и правительств, которое весьма ограниченно способствует приращению знания. Оставляя за скобками данных тезисов постановку проблемы "наличия" промышленной политики, как таковой применительно к целому ряду периодов экономического развития России, обращаем внимание на целесообразность определения "выраженности" и насыщенности государственного регулирования индустриальной сферы.

Очевидно, что прорисованный исследовательский алгоритм диктует необходимость создания базы данных по нормативным актам, относящимся к сфере промышленности и ... не в стиле "Я и моя база данных". Она должна быть полнотекстовой, поля – определяться формальными внешними критериями, без навязывания содержательной структуры. Это позволит с самого начала применять произвольный порядок внесения записей с последующей программно-интерфейсной сортировкой и организацией базы в зависимости от конкретных исследовательских установок пользователя. Необходимо предусмотреть возможность организации внешних по отношению к базе пользовательских файлов, содержащих результаты поиска, сортировки, перекрестные ссылки, выдержки, маргиналии, комментарии. Поисковая система должна обеспечивать возможности использования как формальных, так и неформальных (нестрогих) критериев поиска. Эти критерии могут базироваться на пользовательском тезаурусе, содержащем семантические коннотации терминов, семантические ассоциативные поля и уровни иерархии. Тезаурус должен иметь открытый для редактирования характер и быть переносимым с одной системы на другую.

Обеспечение исследования столь актуальной в наши дни проблемы промышленной политики такой базой данных будет способствовать генерации поистине нового знания. Разумеется, расширение фактографической поверхности не ведет со всей обязательностью к углублению понимания прошлого, как основы его востребованности настоящим, однако менее всего этому способствует оперирование ограниченным, а в силу этого и "стилизованным" набором данных, переносимых из публикации в публикацию. К Истории, пожалуй, менее всего относимо знаменитое Гельвециево: "знание некоторых принципов освобождает от знания некоторых фактов".

 

Е.И. Сафонова (Москва)

ОТРАСЛЕВАЯ ТАРИФНАЯ СЕТКА
КАК ЭЛЕМЕНТ МОТИВАЦИИ ТРУДА РАБОЧИХ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 20-Х ГОДОВ:
КОЛИЧЕСТВЕННЫЙ АНАЛИЗ

В первые годы советской власти началось регулирование оплаты труда в промышленности. В июне 1918 г. были установлены единые для всей страны и всех профессий тарифные ставки. Для поощрения рабочих более высокой квалификации был уничтожен существовавший разрыв в оплате труда квалифицированных и неквалифицированных рабочих. Однако, к 1922 г. у текстильщиков соотношение тарифных ставок двух крайних разрядов составляло уже 1:4, что, безусловно, являлось стимулом к производительному труду.

К началу 1929 г. была проведена новая отраслевая тарифная реформа. В соответствии с новой тарифной сеткой рабочие, независимо от профессии, а лишь по своему тарифному разряду были отнесены к соответствующей группе квалификации. В пределах одной и той же профессии можно было встретить большие различия в заработках рабочих, что в основном вызвано разной квалификацией. Были установлены четыре группы по квалификации. Распределение рабочих-текстильщиков по группам квалификации выглядит следующим образом [1]: высококвалифицированные (13-19 разряды), квалифицированные (7-12 разряды), полуквалифицированные (4-6 разряды), неквалифицированные (1-3 разряды).

В соответствии с данной классификацией мы и будем рассматривать следующие вопросы: как измерить степень дифференциации в оплате труда рабочих текстильной промышленности в конце 1920-х годов, сравнимы ли полученные нами данные с дореволюционными?

Мы располагаем архивными материалами Московского статистического отдела экономико-статистического сектора Московской областной плановой комиссии Центрального муниципального архива Москвы, в фондах которого найдены данные по “Трехгорной мануфактуре”.

Анализ матрицы “Распределение рабочих по размерам заработка в марте 1929 г. на “Трехгорной мануфактуре” [2] позволяет нам сравнить оплату труда рабочих-повременщиков и рабочих-сдельщиков в разных квалификационных группах, используя различные методики подсчета этого неравенства.

В первом случае измерителем неравенства служит коэффициент D, равный отношению средних заработков 10% рабочих с самым высоким уровнем оплаты труда к заработкам 10% рабочих с самой низкой зарплатой. Проведя вычисления по матрицам, содержащим распределения числа рабочих каждого разряда по интервалам зарплаты, мы получаем следующий результат: на фабрике “Трехгорная мануфактура” в 1929 г. зарплата верхней 10%-ной группы рабочих, оплачиваемых по повременной форме, превышала зарплату нижней 10%-ной группы в 3, раза, а по сдельной форме оплаты труда эта разница составляла 3, раза.

Другой измеритель неравенства, применяемый в исследованиях оплаты труда, – это отношение зарплаты рабочих с высокой квалификацией к зарплате неквалифицированных рабочих (коэффициент К). В этом случае воспользуемся приведенной выше группировкой разрядов по уровням квалификации рабочих. Вычислив соотношения средней зарплаты рабочих высококвалифицированных, квалифицированных и неквалифицированных групп по повременной и сдельной формам оплаты труда, мы получаем следующие результаты: по повременной форме оплаты труда заработная плата рабочих высокой квалификации была в 3, раза выше зарплаты неквалифицированных рабочих, а зарплата квалифицированных рабочих в 2, раза превышала ее. По сдельной форме оплаты труд неквалифицированных рабочих оплачивался в 2, раза ниже высококвалифицированных рабочих и в 1, раза ниже квалифицированных.

Таким образом, показатели дифференциации зарплаты рабочих-текстильщиков в годы нэпа оказались сравнимыми или даже выше, чем их значения до революции [3]. При этом в повременной форме разница в соотношениях зарплат выше, чем по сдельной.

В докладе рассматриваются также вопросы дифференциации в оплате женского и мужского труда.

 

А.А. Сафронов (Екатеринбург)

ОПЫТ КОМПЬЮТЕРНОЙ ОБРАБОТКИ
ДАННЫХ О ГРАМОТНОСТИ НАСЕЛЕНИЯ УРАЛА
ПО МАТЕРИАЛАМ ПЕРВОЙ ВСЕОБЩЕЙ ПЕРЕПИСИ НАСЕЛЕНИЯ РОССИИ 1897 г.

Материалы переписи 1897 г. являются первым наиболее полным источником, позволяющем судить об уровне грамотности населения всей страны, отдельных регионов, губерний, уездов, жителей сельской местности и городов, мужчин и женщин, разных возрастных групп, национальностей, сословий.

В работах историков введены в научный оборот лишь отдельные, выборочные показатели грамотности уральского населения, имеющиеся в материалах переписи (около 50), при этом все общие показатели грамотности вычислены ко всей массе населения, начиная с новорожденных, что искусственно снизило и без того невысокий уровень грамотности отдельных слоев населения.

Нами впервые была поставлена задача обработки всей информации о грамотности, сведенной в таблицы в 4-х томах – по губерниям Вятской, Пермской, Уфимской, Оренбургской. Поскольку дети до 10 лет составляли, по нашим подсчетам, 27% населения Урала, а большинство из них в силу возраста и не могло владеть грамотой, все общие показатели грамотности населения (губерний, городов, сел, сословий, полов) мы выводили лишь в отношении грамотноспособного населения, как это принято в мировой практике.

Для расчетов использовался табличный процессор Microsoft Excel 97. Всего из опубликованных материалов переписи было введено 13 тыс. чисел и получено 11880 показателей грамотности и 2552 показателя, касающихся распределения населения по полу, возрастным и сословным группам (данные по национальному признаку пока не обрабатывались).

В среде Excel был сделан шаблон для заполнения данными из материалов переписи и скопирован в четыре рабочих книги – по отдельному листу для каждого города, уезда, всех городов, уездов и губернии в целом. Отдельно была скомпонована рабочая книга, содержащая сведенные воедино сведения об удельном весе грамотных для всего Урала. Вычисленные показатели затем автоматически округлялись до одного десятичного знака после запятой.

Благодаря наличию в Excel “функции автосуммирования” нам удалось легко отслеживать аутентичность вводимых данных непосредственно в процессе заполнения полей таблицы, избежав в дальнейшем трудоемкой ручной работы по сверке распечатанных рабочих книг с материалами переписи. Одновременно при этом проверялись результаты обработки материалов разработчиками переписи – итоговые поля в таблицах. Это имеет большое значение в плане проверки достоверности использованных нами материалов.

В итоге удалось получить показатели грамотности населения по каждой из четырех губерний Урала в целом; по всем 34 уездам, 39 городам; отдельно для женщин, мужчин, внутри 7 возрастных групп, всего для 9 млн. 822 тыс. человек. На каждой из территорий вычислялись показатели грамотности сословных групп, выделенных организаторами переписи: 1) дворян, чиновников не из дворян, 2) духовенства, 3) “городских сословий” (почетных граждан), купцов, мещан и др.), 4) “лиц сельского состояния” (крестьян, казаков). Устанавливалась взаимозависимость между показателями грамотности сословий, полов, возрастных групп, горожан, селян.

Впервые было проведено и распределение городов Урала и уездов (без городов) в порядке убывания показателей грамотности их жителей. Установлено, что в Вятской и Пермской губерниях наиболее высокий уровень грамотных был в малых городах – Царевосанчурске (71%) и Чердыни (63%), в Оренбургской и Уфимской губерниях лидировали губернские центры (49% и 48% грамотных). Среди сельских жителей наибольший удельный вес грамотных был в Верхотурском, Троицком и Пермском (более 30% грамотных), наименьший – в Чердынском (15%) и Глазовском (11%) уездах. При общей тенденции роста грамотности от старших возрастных групп к младшим выявлен ряд особенностей в каждом из сословий. Так, на селе у дворян во всех губерниях среди молодежи 10-19 лет наблюдался спад грамотности по сравнению с 20-39-летними, а в Уфимской губернии мужчины-старики были более грамотны, чем молодежь 10-19 лет и т.д.

Примененная нами методика обработки данных переписи 1897 г. о грамотности может быть использована в отношении других крупных регионов России и таким образом получена широкая база сопоставимых данных по одному из важнейших показателей социально-культурного развития российского общества в конце XIX в.

 

Ю.А. Святец (Днепропетровск)

САМООРГАНИЗАЦИЯ КРЕСТЬЯНСКОГО ХОЗЯЙСТВА УКРАИНЫ В ГОДЫ НЭПА.
Принципы построения кибернетической модели

В течение 1921–1925 гг. А.В. Чаянов (17.01.1888 – 03.10.1937) формирует целостную теорию организации крестьянского хозяйства. В работах "Die Lehre von bдuerlichen Wirtschaft" (Учение о крестьянском хозяйстве. Берлин, 1923), "Очерки по экономике трудового сельского хозяйства" (М., 1924), "Организация крестьянского хозяйства" (М., 1925), во-первых, раскрывается суть семейно-трудового крестьянского хозяйства, во-вторых, предлагалась новая методология исследования крестьянского хозяйства, позволившая дать ответ на ряд вопросов, которые не могла парировать классическая экономическая теория.

В частности, в монографии "Организация крестьянского хозяйства" в третьей главе "Основные принципы организации крестьянского хозяйства" приведены, возможно, одни из первых, кибернетические схемы крестьянского хозяйства как закрытой системы. Определяя сельскохозяйственное предприятие вслед как род и способ соединения количественно и качественно земли, труда и капитала, А.В. Чаянов решал основную задачу экономической кибернетики – определение оптимума управления хозяйством, с одной стороны, и их самоорганизации, с другой.

Основные идеи теории оптимума А.В. Чаянова были построены на эмпирическом материале, датированном, в основном, до 1913 г. В годы нэпа роль семейно-трудового крестьянского хозяйства нисколько не уменьшилась. Поэтому методология А.В. Чаянова применима и к этому периоду.

В нашем исследовании предлагается несколько модифицированная кибернетическая модель украинского крестьянского хозяйства периода нэпа, изучается влияние на него последствий военных действий 1917–1921 гг. на территории Украины, голода 1921–1922 гг., стремление хозяйств к определенному оптимуму, одним из проявлений которого можно рассматривать уменьшение дифференциации крестьянских хозяйств.

Важными моментами построения модели является учет фиксированного в условиях нэпа количества рабочих рук и площади наличной земли в хозяйстве. Распределение земли по едокам означает разную напряженность труда работников в семье. Наибольшая напряженность приходит на 4–5–детную семью, когда возраст старшего ребенка может составлять 13–15 лет, т.е. практически в течение 15 лет рабочая сила хозяйства вновь образованной семьи принципиально за счет внутренних резервов не увеличивается, обеспеченность рабочей силой напрямую зависит от возраста семьи и количества детей в нем. Это усугублялось еще и достаточно жестким трудовым законодательством нэпа, ограничивавшим наем рабочей силы. Последствия социально-политических (войны, голод) и природных (неурожай) конца 1910-х – начала 1920-х гг. приводили к увеличению семейной нагрузки работников семьи едоками.

Вследствие социализации земли площадь земли фиксировалась в расчете на 1 едока в хозяйстве. Увеличение площади не могло происходить путем купли-продажи, поскольку земля перешла в государственную собственность с предоставлением права трудового ее использования. Аренда же земли, как юридически (трудовая аренда), так и фактически (по статистике), не давала значительного увеличения площади.

Таким образом, основной капитал крестьянского хозяйства в годы нэпа включал недвижимость (постройки), орудия труда, скот (в т.ч. тягловый), на объёмы которых ограничения не накладывались.

 

С.Н. Филимончик (Петрозаводск)

ГОРОДСКИЕ МИГРАНТЫ В КАРЕЛИИ В ПЕРИОД ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ

Одной из важнейших особенностей развития Европейского Севера России в XX веке стала его стремительная урбанизация. Если в 1897 г. горожане в северных губерниях составляли 6-9% общей численности населения, то в начале 1990-х гг. в Северном районе Европейской России городское население составляло 77% общей численности населения. Самым высоким в регионе этот показатель был в Мурманской области и Карелии (соответственно 92 и 82%).

Особенно быстро росла численность горожан в 1920-1950-е гг. Во время первых пятилеток прирост численности населения в Карело-Мурманском крае был выше общесоюзного более, чем в 10 раз. В чрезвычайных условиях индустриализации северные города развивались быстро, но односторонне, подчас уродливо. Они становились прежде всего вместилищами рабочей силы для промышленных новостроек. Сдерживалось развитие социальных, культурных функций городов. Традиционно Европейский Север России относился к числу регионов с очень незначительной плотностью населения. Поэтому неудивительно, что в ходе индустриализации численность горожан в крае росла прежде всего за счет миграций из других регионов страны. По данным переписи 1933 г. в Карелии доля горожан – местных уроженцев составляла всего 24%. 62% городских мигрантов прибыли в Карелию из соседних регионов Европейской России, 4/5 приехавших были русскими.

Советское руководство рассматривало Европейский Север России как форпост социализма в Северной Европе. В 1920 – первой половине 1930-х гг. было организовано добровольное переселение квалифицированных рабочих и интеллигенции из США, Канады, Финляндии – финнов по национальности – на российский север. По данным И. Такала, в середине 1930-х гг. численность финнов-иммигрантов в Карелии и Ленинградской области превысила 20 тыс. человек. Большинство их поселилось в городах. Финны иммигранты сыграли важную роль в обеспечении деревообрабатывающей, целлюлозно-бумажной и других отраслей промышленности Карелии квалифицированными кадрами Поскольку среди финских мигрантов был довольно высок удельный вес интеллигенции, создавались благоприятные возможности для развития и взаимодействия русской и финской культур в республике. Во второй половине 1930-х гг. значительная часть финнов-иммигрантов была арестована по фальшивым обвинениям в шпионаже, принудительно сослана в лагеря и спецпоселки, физически уничтожена.

Для работы предприятий в суровых по природно-климатическим условиям зонах активно использовались принудительные миграции. Самым крупным из северных лагерей был Беломорско-Балтийский комбинат (1933-1941 г.) Количество заключенных и спецпоселенцев, работавших на ББК в середине 1930-х гг., составляло четверть населения всей Карелии. Труд заключенных во многом определил становление таких городов как Сегежа, Медвежьегорск, Беломорск и др. В то же время неимоверно тяжелые условия жизни и труда заключенных и спецпоселенцев рождали у них желание любыми путями вырваться на свободу, насильно переселенные воспринимали север именно как место заточения. То, что среди жителей Севера было много заключенных повлияло на социокультурную обстановку в регионе, воздействовало на психологию, ментальность людей.

По условиям мирных договоров СССР и Финляндии 1940 и 1947 гг. в состав Карелии вошли города Суоярви, Сортавала, Питкяранта, Лахденпохья. Финское население полностью покинуло эти территории, и они стали активно заселяться мигрантами из других районов СССР. В послевоенное время широко развернулась миграция в Карелию населения из Белоруссии, особенно сильно пострадавшей в военные годы. С 1939 по 1959 гг. число белорусов в Карелии увеличилось в 17 раз. В конце 1940-х гг. в Карелию перебралось более 21 тыс. ингерманландских финнов, с конца 1920-х гг. подвергавшихся массовым депортациям с территории Ленинградской области.

Миграции из других регионов страны до конца 1950-х гг. оставались важнейшим источником роста городского населения Европейского Севера России. Ситуация стала меняться в 1960-1970-е гг., когда стал быстро расти отток людей из северных городов. Хотя заметно возросли северные надбавки к зарплатам, люди активно уезжали в Ленинградскую область, в Прибалтику, на Украину, в Белоруссию, не желая больше мириться с плохими социальными и культурными условиями жизни в большинстве северных городов. Та однобокая модель освоения северных территорий, которая сформировалась в 1930-1940-е гг. стала давать существенные сбои. Изменившуюся реальность необходимо было учитывать при строительстве на севере новых городов.

 

Стендовые доклады

Т.Ф. Изместьева (Москва)

РАБОЧИЕ УГЛЕДОБЫВАЮЩЕЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ ДОНБАССА.
ИЗМЕНЕНИЕ МОТИВАЦИИ ТРУДА

Исторический фон. Для безлесных пространств юга России каменный уголь был средством для решения топливной проблемы. В первой половине XIX в. ведущую роль в добыче угля играли казенные разработки. Ко второй половине XIX в. их доля заметно снизилась, и разработка угольных месторождений сосредоточилась в руках донских казаков и местных помещиков. Основной рабочей силой являлись крестьяне (государственные и помещичьи), причем зажиточные крестьяне сами не занимались добычей угля, а, как правило, нанимали для этой цели работников за плату.

В начальный период развития донецкой промышленности добычу угля можно рассматривать как мелкий крестьянский промысел, который служил подспорьем занятиям земледелием. Мотивом к труду на шахтах был дополнительный заработок.

Местные крестьяне шли работать в шахты весьма неохотно, и растущий спрос на рабочую силу все в большей степени удовлетворялся приезжими сезонными рабочими.

Развитие угледобывающей промышленности Донбасса и рост потребности в рабочей силе. В период раннего капитализма промышленное развитие страны базировалось преимущественно на древесном топливе, но успешное развитие промышленности экономически и технологически нуждалось в переходе топливной базы на более эффективные источники энергии. В последнюю четверть XIX века в стране началась бурная перестройка топливной базы, ее минерализация. Немалую роль в этом процессе сыграло развитие углепромышленности в Донбассе.

Интенсивное железнодорожное строительство, промышленная эксплуатация богатейшего и высококачественного железорудного месторождения (Кривой Рог), протекционистская политика царского правительства, направленная на защиту отечественного производства, а также вызванный перечисленными и некоторыми другими факторами приток иностранного и отечественного капитала в горнодобывающую промышленность России привели к росту угольной промышленности Донбасса. Соответственно увеличился спрос на рабочую силу. Постоянная нехватка рабочих сопровождала процесс развития угледобывающей промышленности на Юге России.

Основной источник рабочей силы. Основным источником формирования промышленного пролетариата в Донбассе являлась массовая пролетаризация крестьянства и мелких товаропроизводителей.

Как известно, в России в эпоху капитализма имело место аграрное перенаселение. В то же время некоторые регионы испытывали недостаток местной рабочей силы. Именно к таким регионам относился Южный степной район. В связи с расширением сельскохозяйственного производства в рассматриваемый период спрос на пришлых рабочих в этом регионе возрастал во времени. К этому следует добавить непрестижность среди местного населения шахтерской работы, а также тяжелые условия труда на шахтах. Из-за совокупного влияния всех этих факторов на рынок труда проблему рабочей силы в Донбассе невозможно было решить, опираясь лишь на потенции местного населения.

Однако аграрное перенаселение выталкивало крестьянские массы в поисках заработка из других российских и некоторых украинских губерний. Благоприятное географическое положение бассейна, который находился на пути движения отходников, перебиравшихся из Центрально-Черноземных и украинских губерний на сельскохозяйственные работы в Новороссию, донские и кубанские степи, а также в районы рыбного промысла на Дону, Азовском и Черном морях, способствовало решению проблемы кадров в угледобывающей промышленности Донбасса.

Мотивация труда. По мнению исследователей, основными экономическими причинами миграции крестьян на заработки являлись:

Эта картина вполне согласуется с оценками крестьян-мигрантов своего положения. В 1881 г. на участке железной дороги между Харьковом и Ростовом был проведен специальный опрос крестьян-отходников, ехавших на заработки, где был задан вопрос о причинах, побудивших их идти на промыслы. Типичными ответами оказались следующие: недостаток земли, недород хлеба и малый заработок на месте проживания. Одним из мотивов поиска работы в дальних землях была идея заработать на стороне и поправить свое положение в родной деревне. Немногим удалось реализовать свои надежды.

Для мигрирующей массы крестьян труд был средством существования (главный мотив). Дальнейший анализ мотивации труда сводится к выявлению а) мотивов выбора сферы приложения труда и б) мотивов выбора статуса (сезонный или постоянный рабочий). Мигранты-рабочие имели выбор: сельскохозяйственные работы (более привычные для крестьян), рыбный промысел, работа в промышленности (где также нужно было делать выбор, поскольку существовало, по крайней мере, три крупных отряда рабочих в различных отраслях – транспорт, металлургия и угледобыча). Как они делали свой выбор? Каковы были мотивы этого выбора? Как изменялась обстановка в Донбассе? Какие факторы воздействовали на превращение крестьян-отходников в постоянных, кадровых рабочих? Каковы были мотивы такого перехода? Мы пытаемся ответить на эти вопросы.

 

О. Евсеенков (Петрозаводск)

ОТ ЯНВАРЯ К АВГУСТУ: НЕИЗБЕЖНОСТЬ ДЕФОЛТА В РОССИИ
(анализ макропоказателей)

В соответствии с разделяемым автором тезисом о том, что политика является суперконцентрированным выражением экономики, движение к августовскому кризису в России шло по спирали, отправной точкой которой были краткосрочные экономические интересы некоторых групп населения и отдельных лиц. На основании этих интересов принимались политические решения, которые вели к ухудшению экономической ситуации, которая требовала принятия новых политических решений, что вело к дальнейшему ухудшению экономической ситуации, которая требовала...

Начиная с выборов 1993 г. лишь незначительная часть населения России, голосовавшая за Жириновского и Лебедя (и другие ещё менее крупные политические силы), желала изменения ситуации, сложившейся за 20 предшествующих лет. Оставшаяся же часть населения желала оставить всё "как есть". Однако оставить всё "как есть" оказалось невозможно.

Основным истоком кризиса стали завышенные социальные обязательства бюджета, привёдшие к его несбалансированности в 1995-1998 гг. Бюджет России из инструмента экономической политики превратился в предмет политического торга. Особенно ярко вскрылась дефицитно-долговая язва российской экономики в 1998 г. Если в предыдущих годах правительству удавалось покрывать дефицит всё возрастающими займами, то в 1998 г. все негативные явления стали выползать наружу (см. нижеприведённые графики).

По итогам 1997 г. дефицит бюджета составлял 26% от доходов, а через семь месяцев эта цифра составила уже 36%, причем доходы упали на 13% от уровня 1997 г. [1]

"Всякая чрезвычайно сложная проблема имеет очень простое неправильное решение". Покрывать сложившийся дефицит правительство (частично под влиянием финансовой олигархии) стало наиболее простым способом – строительством пирамиды долговых обязательств (ГКО-ОФЗ). Импотенция правительства по отношению к принятию непопулярных решений и эффективному использованию займов привела к тому, что если в 1997 г. расходы на обслуживание официально признаваемого государственного долга (т.е. не включая задолженность по зарплате "бюджетников", потреблённые энергоресурсы и т.д.) составили 10% от всех расходов, то в июле 1998 г. это уже было 36%. Расходы по госдолгу стали самой большой статьёй расходов, превысив в 1,7 раза вторую по величине статью – на национальную оборону и правоохранительную деятельность вместе взятые. Положение усугубляло продолжавшееся с осени 1997 г. падение цен на энерго- и прочие ресурсы, что вело к снижению доходов нефтегазоэкспортёров, налогов с них и валютной выручки страны. К весне 1998 г. верхам стала очевидна невозможность сохранения status quo. Долговой кризис был неминуем.

Возможность решить его была у Центробанка (Центробанк мог отпустить рубль (что в конечном итоге и произошло) и скупить ГКО по бросовым ценам). Но ЦБ был озабочен поддержанием заниженного курса доллара, который был выбран в качестве номинального якоря для реформ. Недовольны таким положением были нефтегазовые экспортёры, предпочитавшие снижать не реальные издержки, а их долларовое выражение. В условиях снижения доверия к властным институтам ЦБР за 3 недели августа пришлось потратить 27% своих золотовалютных резервов. Кроме того, Центробанк, воспользовавшись своим монопольным положением в собственных корпоративных интересах, осуществил действия, которые можно классифицировать как недобросовестную конкуренцию, в отношении 6 крупнейших розничных банков – конкурентов принадлежащего ЦБ Сбербанка. Это ещё снизило доверие населения к власти и вызвало волнение части населения – вкладчиков этих банков. Кстати, именно Сбербанк инициировал начало кризиса, отказавшись совершить ролл-овер (повторную покупку) ГКО. Эта ситуация отчётливо продемонстрировала наличие проблемы агента и принципала. Главной целью менеджеров ЦБ оказалось не общественное благо, а прибыль Центробанка, которая использовалась для выплаты очень сверхконкурентных окладов и "материальной помощи".

После принятия Сергеем Кириенко удара кризиса на себя была предпринята попытка возвращения на белом коне бывшего премьера. По мнению автора, она была поддержана нефтегазовыми олигархами (ставленником и лоббистом которых В. Черномырдин являлся): для запугивания Думы они придержали валютную выручку, что привело к резкому сокращению предложения (~ 100 раз) и падению курса рубля. Последовавшая паника среди подавляющей части населения и полная утрата доверия к власти и национальной валюте ознаменовали крах правительственного вмешательства в экономику.

Работа содержит ряд графиков, показывающих динамику средней доходности ГКО, государственных расходов на обслуживание долга, доходов, расходов, дефицита бюджета, прироста ВВП и наличных денег в 1998 г.

 

Б.В. Шандра (Киев)

ИСТОРИЧЕСКАЯ ИНФОРМАТИКА
И ПЕРСПЕКТИВЫ ИЗУЧЕНИЯ КРЕСТЬЯНСКОЙ РЕФОРМЫ 1861 г. НА УКРАИНЕ

Впечатляющая своими последствиями крестьянская реформа 1861 года и сегодня во многих аспектах остается слабо изученной научной проблемой. В частности, не в полной мере проанализированы ее результаты на региональном уровне.

Одним из главных источников для изучения до- и послереформенной структуры крестьянских наделов и платежей, а также других важных вопросов наделения крестьянина землей, а значит изменения его социальной роли в обществе, являются уставные грамоты и выкупные акты.

Благодаря микрореволюции в компьютерной технике, а также успехам исторической информатики представляется возможность обработки данных больших массивов уставных грамот и выкупных актов. Российские ученые значительно продвинулись в изучении этой проблемы и продолжают анализировать процессы, связанные с последствиями крестьянской реформы.

В советский период П.А. Зайончковский обращался к массовым источникам нескольких уездов из разных губерний для анализа проведения крестьянской реформы в Украине. Привлекал к исследованию уставные грамоты Херсонской губернии и украинский историк Н.Н. Лещенко. Возможность сплошной обработки данных с помощью компьютера как в первом так и во втором случае отсутствовала. Таким образом, в Украине вопрос реализации реформы 1861 г. на региональном уровне и уточнение всех данных с помощью новейших технологий пока остается открытым для историков. Поэтому украинские исследователи должны повернуться к этой проблеме лицом, тем более, что украинские архивы обладают большим количеством необходимых для изучения документов.

Уставные грамоты с сопутствующими документами хранятся в нескольких фондах государственных областных архивов Украины, а именно: в губернских по крестьянским делам присутствиях, в фондах мировых посредников, съездов мировых посредников, волостных правлений и т.д. Наибольшее количество необходимых документов хранится в фондах губернских по крестьянским делам присутствий Государственных архивов Киевской, Житомирской, Хмельницкой, Черниговской, Харьковской, Полтавской, Крымской областей. Общее количество дел в этих фондах составляет соответственно: 70 800, 14 885, 27 581, 624, 12 315, 13, 5 536 единиц. Значительно меньше информации по Херсонской и Екатеринославской губерниям в областных архивах Херсона и Днепропетровска. Необходимые документы также имеются в неназванных здесь областных архивах, но в значительно меньших количествах и с меньшей степенью сохранности.

Большой объем источников хорошей сохранности и репрезентативности для изучения реформы 1861 г. на Украине имеется в ЦГИА России в фонде Главного выкупного учреждения, № 577, но в копиях и в отсутствием многих сопроводительных документов.

Источники по данной проблеме достаточно репрезентативны и могут служить основой для создания оригинальных и вместе с тем унифицированных баз данных. По нашему мнению, изучение украинскими исследователями проблем крестьянской реформы 1861 г. должно производиться по единой методике, возможно той, которую сегодня используют российские коллеги. Это позволит производить сравнительный анализ, а также изучить, насколько центральное правительство учитывало региональную специфику при проведении реформы 1861 года.